другой кто на моем месте...
Зоя. Вот в том-то и дело, что вы на своем месте, а не другой.
Аллилуя. Постановили вас уплотнить. А половина орет, чтобы и вовсе вас выселить.
Зоя. Выселить? (Показывает шиш.)
Аллилуя. Это как же понимать?
Зоя. Это как шиш понимайте.
Аллилуя. Ну Зоя Денисовна! Я вижу — вы добром разговаривать не желаете. Только на шишах далеко не уедете. Вот чтоб мне сдохнуть, ежели я вам завтра рабочего не вселю! Посмотрим, как вы ему шиши будете крутить. Прощенья просим. (Пошел.)
Зоя. Аллилуя, Аллилуйчик! Дайте справочку: почему это у вас в доме жилищного рабочего товарищества Борис Семенович Гусь-Ремонтный один занял в бельэтаже семь комнат?
Аллилуя. Извиняюсь, Гусь квартиру по контракту взял. Заплатил восемьсот червей въездных, и дело законное. Он нам весь дом отапливает.
Зоя. Простите за нескромный вопрос: а вам лично он сколько дал, чтобы квартиру у Фирсова перебить?
Аллилуя. Вы, Зоя Денисовна, полегче, я лицо ответственное: ничего он мне не давал.
Зоя. У вас во внутреннем кармане жилетки червонцы лежат серии Бэ-Эм, номера от 425900 до 425949 включительно. Выпуска 1922 года.
Аллилуя расстегнулся, достал деньги, побледнел.
Алле-гоп! Домком — око. Недреманное. Домком — око, а над домкомом еще око.
Аллилуя. Вы, Зоя Денисовна, с нечистой силой знаетесь, я уж давно заметил. Вы социально опасный элемент!
Зоя. Я социально опасный тому, кто мне социально опасный, а с хорошими людьми я безопасный.
Аллилуя. Я к вам по-добрососедски пришел, как говорится, а вы мне сюрпризы строите.
Зоя. А! Ну это другое дело. Прошу садиться.
Аллилуя (расстроен). Мерси.
Зоя. Итак: Манюшку и Мифическую личность нужно отстоять.
Аллилуя. Верьте моей совести, Зоя Денисовна, Манюшку невозможно. Весь дом знает, что прислуга, и, стало быть, ее загонят в комнату при кухне. А Мифическую личность можно: у его документ.
Зоя. Ну ладно. Верю. На одного человека самоуплотняюсь.
Аллилуя. А на остальные-то комнаты как же? Ведь сегодня срок истекает.
Зоя. На остальные комнаты мы, прелесть моя, мы вот что сделаем. (Достает бумагу.) Нате.
Аллилуя (читает). «...Сим разрешается гражданке Зое Денисовне Пельц открыть показательную пошивочную мастерскую и школу...» Ого-го...
Зоя. И шко-лу.
Аллилуя. Понимаем, не маленькие... (Читает.) «...для шитья прозодежды для жен рабочих и служащих... гм... дополнительная площадь... шестнадцать саженей... при Наркомпросе». (В восхищении.) Елки-палки! Виноват. Это... это кто же вам достал?
Зоя. Не все ли равно?
Аллилуя. Это вам Гусь выправил документик. Ну, знаете, ежели бы вы не были женщиной, Зоя Денисовна, прямо б сказал, что вы гений.
Зоя. Сами вы гений. Раздели меня за пять лет вчистую, а теперь — гений. Вы помните, как я жила до революции?
Аллилуя. Нам известно ваше положение. Неужто в самом деле ателье откроете?
Зоя. Почему же нет? Вы поглядите, я хожу в штопаных чулках. Я, Зоя Пельц! Да я никогда до этой вашей власти не только не носила штопаного, я два раза не надела одну и ту же пару.
Аллилуя. Нога у вас какая...
Зоя. Туда же! Нога! Ну вот что, уважаемый товарищ, копию с этой штуки вашим бандитам, и кончено. Меня нет. Умерла Пельц. Больше с Пельц разговоров нету.
Аллилуя. Да, с такой бумажкой что же. Теперь это проще ситуация. У меня как с души скатилось.
Зоя. С души как бремя скатится, сомненье далеко, и верится, и плачется...[24] Кстати, дали мне у Мюра сегодня пятичервонную бумажку, а она фальшивая. Такие подлецы! Посмотрите, пожалуйста. Ведь вы спец по червонцам...
Аллилуя. Ах, язык. Ну уж и язык у вас. (Смотрит бумажку на свет.) Хорошая бумажка.
Зоя. А я вам говорю — фальшивая.
Аллилуя. Хорошая бумажка.
Зоя. Фальшивая! Фальшивая! Не спорьте с дамой, возьмите эту гадость и выбросьте.
Аллилуя. Ладно, выбросим. (Бросает бумажку в свой портфель.) А может, и Манюшку удастся отстоять...
Зоя. Вот это так. Молодец, Аллилуя. В награду можете поцеловать меня в штопаное место. (Показывает ногу.) Закройте глаза и вообразите, что это Манюшкина нога.
Аллилуя. Эх, Зоя Денисовна, эх... какая вы!
Зоя. Что?
Аллилуя. Обаятельная...
Зоя. Ну, будет. К стороне. Дорогой мой, до свиданья. До свиданья. Мне нужно одеваться. Марш. Марш.
Рояль где-то отдаленно и бравурно играет Вторую рапсодию Листа.
Аллилуя. До свиданья. Только уж вы сегодня решите, кем самоуплотнитесь, я зайду попозже. (Идет к двери.)
Зоя. Ладно.
Рояль внезапно обрывает бравурное место, начинает романс Рахманинова. Нежный голос поет:
Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной...
Аллилуя (остановился у двери, говорит глухо). Что ж это? Выходит, что Гусь номера червонцев записывает?
Зоя. А вы думали как?
Аллилуя. Ну народ пошел! Вот народ! (Уходит.)
Обольянинов (стремительно входит, вид его ужасен). Зойка! Можно?
Зоя. Павлик! Павлик! Можно, ну конечно, можно! (В отчаянии.) Что, Павлик, опять?
Обольянинов. Зоя, Зоя, Зойка! (Заламывает руки.)
Зоя. Ложитесь, ложитесь, Павлик. Я вам сейчас валерианки дам. Может быть, вина?
Обольянинов. К черту вино и валерианку! Разве [мне поможет валерианка?]
Голос поет: «...Напоминают мне они другую жизнь и берег дальний...»
Зоя (печально). Чем же мне вам помочь? Боже мой!
Обольянинов. Убейте меня!
Зоя. Нет, я не в силах видеть, как вы мучаетесь! Бороться не можете, Павлик? В аптеку! Рецепт есть?
Обольянинов. Нет, нет. Этот бездельник врач уехал на дачу. На дачу! Люди погибают, а он по дачам разъезжает. К китайцу! Я больше не могу. К китайцу!
Зоя. К китайцу. Да... да... Манюшка, Манюшка!
Манюшка появилась.
Зоя. Павел Федорович нездоров. Беги сейчас же к Газолину. Я напишу записку... Возьми раствор. Поняла?
Манюшка. Поняла, Зоя Денисовна...
Обольянинов. Нет, Зоя Денисовна! Пусть он сам сюда придет и при мне разведет. Он мошенник. Вообще в Москве нет ни одного порядочного человека. Все жулики. Никому нельзя верить. И голос этот льется, как горячее масло за шею... Напоминают мне они... другую жизнь и берег дальний...
Зоя (отдает Манюшке записку). Сейчас же привези. На извозчике поезжай.
Манюшка. А как его дома нету?
Обольянинов. Как нет? Как нет? Должен быть! Должен! Должен!
Зоя. Где хочешь достань! Узнай, где он. Беги. Лети.
Манюшка. Хорошо. (Убегает.)
Зоя. Павлик, родненький, потерпите, потерпите. Сейчас она его привезет.
Голос упорно поет: «...напоминают мне они...»
Обольянинов. Напоминают... мне они... другую жизнь. У вас в доме проклятый двор. Как они шумят. Боже! И закат на вашей Садовой гнусен.
