миссис Лора Рокфеллер. А ещё Флаглер умело составлял юридическую документацию и высматривал ястребиным оком малейшие «подводные камни» в контрактах. Джону нравилась любимая поговорка Генри: дружба, основанная на бизнесе, прочнее бизнеса, основанного на дружбе; про себя же Флаглер, явно имевший склонность к афоризмам, говорил: «Я всегда был доволен, но никогда — удовлетворён».
И всё же, когда Рокфеллера позже спросят, кто был величайшим бизнесменом его времени, он не колеблясь назовёт Джея Гулда. Тот был старше его всего на три года, тоже начинал бухгалтером — у кузнеца, потом работал межевщиком и картографом; вместе с Задоком Праттом создал кожевенный бизнес в Пенсильвании, в посёлке, позже получившем название Гулдсборо. Выкупив долю Пратта, Гулд создал другую кожевенную компанию с Чарлзом Мортимером Люппом. Во время банковской паники 1857 года Люпп потерял все деньги, Гулд же воспользовался падением цен на недвижимость и выкупил имущество компании. Тесть, Дэниел Миллер, посоветовал ему вкладывать деньги в железные дороги. С 1859 года Гулд начал скупать акции малых железнодорожных компаний за десятую долю стоимости, а во время войны спекулировал акциями в Нью-Йорке.
Железная дорога «Эри», построенная государством на деньги налогоплательщиков на земле, подаренной госслужащими и частными застройщиками, к середине пятидесятых годов погрязла в долгах из-за неграмотного управления. Тогда-то её и забрал под свой контроль Дэниел Дрю — бывший скотопромышленник, ставший банкиром и биржевым брокером; это обошлось ему в два миллиона долларов. Умело манипулируя акциями железной дороги на Нью-Йоркской фондовой бирже, он сколотил целое состояние; но тут на акции «Эри» положил глаз 72-летний богач Корнелиус Вандербильт, задумавший создать железнодорожную империю и монополизировать этот рынок. Он великодушно оставил Дэниела в составе правления в должности казначея — и это оказалось большой ошибкой. В 1866–1868 годах Дрю сговорился с Джеймсом Фиском и Джеем Гулдом, которого он ввёл в правление, выпускать фальшивые акции железной дороги «Эри», «разводняя» акционерный капитал; ничего не подозревавший Вандербильт, покупая эти бумажки, потерял более семи миллионов долларов и в итоге уступил контроль над крайне важной железной дорогой жуликоватой троице (правда, пригрозил ей судом, и Гулд, ставший президентом компании, большую часть денег ему вернул). Подкупленный политик Уильям Твид, которого тоже ввели в правление «Эри», обеспечил принятие в штате Нью-Йорк закона, легализовавшего новые акции.
Так вот, весной 1868 года Джей Гулд тайно договорился с Рокфеллером и Флаглером: они получали акции дочерней транспортной компании «Аллегейни» — первой трубопроводной сети, обслуживавшей Ойл-крик. Эта сделка принесла друзьям-бизнесменам скидку аж в 75 процентов на нефть, поставляемую по транспортной системе «Эри». Флаглер также заключил договор с филиалом «Эри» — «Атлантик и Грейт Вестерн», обеспечив фирме выгодные тарифы железнодорожных перевозок между Кливлендом и нефтеносными районами Пенсильвании. Таким образом, доставка сырой нефти в Кливленд, а затем нефтепродуктов в Нью-Йорк обходилась всего в 1,65 доллара за баррель, тогда как официальный тариф составлял 2,4 доллара. Конечно, это было противозаконно, но выгодно — причём обоюдно.
Компании «Эри» и «Нью-Йорк Сентрал» конкурировали с Пенсильванской железной дорогой, руководство которой заявило, что Кливленд скоро «сотрут, словно губкой с доски», из списка нефтеперерабатывающих центров — в пользу Питсбурга. В Кливленде это заявление вызвало панику: владельцы нефтеперегонных заводов собрались перебазироваться на Ойл-крик, и только Рокфеллер и Флаглер сохранили голову на плечах, использовав хаос для своей выгоды. Флаглер договорился с новым вице-президентом железнодорожной компании «Лейк-Шор», входившей в систему «Нью-Йорк Сентрал», о регулярных перевозках: 60 вагонов нефтепродуктов в день. Для компании выгода была в том, что теперь она могла использовать целые грузовые составы, а не подсоединять товарные вагоны к пассажирским поездам, и забирать весь груз из одного места, а не по разным полустанкам. В итоге время пути из Кливленда в Нью-Йорк и обратно сокращалось с тридцати дней до десяти, а количество вагонов увеличивалось с 600 до 1800. Чтобы обеспечить такой объём поставок, Рокфеллер был готов кооперироваться с другими местными производителями, хотя один его завод производил столько же, сколько три других вместе взятые.
Компанию «Нью-Йорк Сентрал» контролировал Вандербильт — пожалуй, самый богатый человек в Америке (и отец тринадцати детей). «Вчера мистер Вандербильт прислал за нами к двенадцати часам, а мы не пошли, — сообщал Джон в письме Сетти из Нью-Йорка 18 августа 1868 года. — Он хочет иметь с нами дело и говорит, что готов обсудить с нами условия. Мы отправили ему нашу визитку с посыльным, чтобы Вандербильт знал, где находится наш офис». Теперь Рокфеллер сам решал, где, когда и с кем он будет разговаривать.
Тогда же, в августе, Рокфеллеры переехали с Чешир-стрит на Евклид-авеню — «самую красивую улицу в мире», по которой в сени раскидистых вязов разъезжали модные экипажи, запряжённые холёными лошадьми. Внушительные кирпичные дома отстояли далеко от дороги; за решётчатой оградой простирался ровно подстриженный газон. Заборов между домами почти не было, и улица напоминала аллею красивого парка.
Дом 424 (двухэтажный, с мансардой и портиком, с арочными окнами и высокими потолками; на первом этаже — прихожая, гостиная и столовая, на втором — четыре спальни), обошедшийся Рокфеллеру в 40 тысяч долларов, по сравнению с особняками других богачей выглядел избушкой. Для Джона Д., так и оставшегося в душе сельским жителем, важнее был не дом, а сад. После душной конторы, бумажной пыли и керосиновой вони хотелось свежего воздуха, запаха нагретой травы и цветущих деревьев. Чтобы расширить сад, он купил соседний участок, но там тоже имелся дом, который только загораживал вид. Что с ним делать? Сломать? Жалко… Рокфеллер подарил этот ненужный дом новой школе для девочек, открывшейся в соседнем квартале. Чтобы доставить подарок на место, кирпичное здание приподняли лебёдками, поставили на брёвна, смазанные жиром, и так перекатили на соседнюю улицу, а там установили на новый фундамент. Неординарное событие освещали в газетах. «Это было чудесное предприятие, но он тогда всегда затевал чудесные вещи», — восхищалась зятем Люси Спелман.
За домом Рокфеллер выстроил каменную конюшню и каретный сарай — более роскошный, чем сам дом. Джон умел править и парой, и четвёркой лошадей, обожал рысаков, а Евклид-авеню была достаточно широка, чтобы устраивать на ней гонки: если хоть кто-нибудь пытался обогнать Рокфеллера, в нём мгновенно просыпался дух соперничества. Его жена тоже любила быструю езду и правила сама. Джон, Уильям и Фрэнк приобрели акции Кливлендского конного клуба — первого общества любителей рысистых бегов в Америке. Не любивший показухи и тративший деньги только на красивые и полезные вещи, Джон Д. мог выложить от десяти до двенадцати с половиной тысяч долларов за породистого рысака. А ещё они с Сетти приобрели абонемент в филармонию (театр и опера были под запретом как недостойные развлечения). Но в целом они жили довольно замкнуто: круг общения ограничивался родными, партнёрами по бизнесу и друзьями по церковной общине. «Ходить в клубы мне не по душе, — говорил
