– Не учили меня танцам. Мне музыка подсказывала правильные движения. Еще я запоминал хорошо и мог сразу повторить фигуры, которые нравились. Я придумывал танцы, а Жени подсказывала технически точные движения. Она была высоким профессионалом, классическая балерина. Очень хорошо танцевала. И Валю с Катей научила, когда мы переехали в Бухарест.
С латышкой из Риги Жени Закитт ты познакомился тогда же, во время работы в «Норманди». Она была моложе тебя на шесть лет. Закитт приехала в Париж с хореографическим ансамблем. Ты не скрывал, что она покорила тебя как танцовщица. Вы составили танцевальный дуэт. Ты придумал новую программу. По предложению знакомых музыкантов-поляков заключили контракт с турецким театром города Адана и на пароходе «Аттика» отправились на гастроли. Но добравшись до места, узнали, что театр сгорел. Был май 1926 года. Предприниматель из города Смирны пригласил вас поработать в ресторанах своего города. В Смирне вы пробыли полгода и там же в июле оформили официально свои отношения. Дальше – по странам Ближнего Востока: Египту, Палестине, Персии, Турции – до августа 1928 года гастролировал уже семейный дуэт. Теперь твоя личная и творческая жизнь были связаны с Жени-Зинаидой Закитт. Я однажды поинтересовалась, какое же на самом деле было имя у Закитт. Ты уточнил, что по документам – Жени, а Зинаида – ее сценическое имя.
О-Папа рассказал мне, что Жени – дочь богатого домовладельца и коммерсанта Карла Закиттса. Я удивленно спросила у тебя:
– Ты «зайцем» в Париж добирался, не имел ничего, когда с Закитт познакомился. Не боялся жениться на дочери богатых родителей?
– Разве об этом думаешь? Да и не знал я, кто ее родители. К тому же мы вернулись с Ближнего Востока и попали на похороны отца Жени. Я какое-то время пел в кафе «АТ» в Риге, тогда узнал, что кафе частично принадлежало Карлу Закиттису. А когда мы прочно обосновались в Бухаресте, открыли с Жени свой ресторан, то и моих всех, и тещу перевезли к себе. Не думал я, на чьей дочери женюсь. О другом думал, что ответственности прибавилось не только за свою родню. Ни богатые, ни богатство жить мне не мешали никогда. Я столько раз засыпал богачом, а просыпался бедняком, что меня этим не удивить и тем более не испугать.
После турне вы с Закитт вернулись в Бухарест, поступили на службу в «Театрул Ностру». Сейчас, когда я пытаюсь выстроить хронологически твои рассказы, ощущение, что мы сидели с тобой долгими вечерами у камина, и ты рассказывал, рассказывал. На самом деле ты очень осторожно посвящал меня в свою жизнь. Что-то спрошу, что-то к слову придется. Так, по кусочкам складывалось твое вчера. Сейчас вспоминаю, и хочется признаваться тебе в любви снова и снова. Я не встретила в своей жизни никого, с кем хотя бы на миг могла ощутить себя счастливой. С тобой это чувство полета меня не покидало с первой нашей встречи. Но я тебе об этом так и не сказала. А вот обидками своими тебя огорчала, да ты виду не подавал никогда. Ты и сам не любил говорить о своих чувствах, словам не верил, только сердцу. Удивительно, ты не был молчуном, но никогда не выставлял своих чувств напоказ. Как-то я тебе бросила:
– Мне так интересно все знать о тебе, а ты шутишь в ответ. Больше тебя не спрошу ни о чем.
– Родной ребеночек мой, незнайка моя, чтобы о прошлом рассказать, надо сначала самому в нем разобраться. И у нас с тобой столько задач в настоящем, что хватило бы времени их решить! Вот я приехал к своим в Кишинев, мы так долго не виделись! Сестренки подросли. Рады были встрече, а я как на иголках. Мама обижается, что ей внимания не уделяю, сестренки тоже ревниво поглядывают, Жени губы поджала, только О-Папа на удивление источал постоянную радость.
Ты прав, с твоей добротой угодить всем трудно. В декабре 1928 года после долгого отсутствия ты приехал в Кишинев, чтобы познакомить родных с женой. Надо было и материально поддержать их – они очень нуждались. Ты называл Кишинев европейской столицей. Мне так и не довелось с тобой побывать там, но передались твои чувства, твоя любовь к Кишиневу. В моем представлении это город, сотканный из рассказанных тобой примет с названием улиц и вывесками из разных лет, город с цветущими садами, широкими проспектами, с кафедральным собором, гостиницей Londra (Лондон), кинотеатрами Оdeon и Оrfeum, рестораном Suzanna. Приехав в феврале в Кишинев на гастроли, мне кажется, это был 1958 год, я не смогла осуществить всех своих планов. В Кишинев мы приехали от Москонцерта с программой «Невероятно, но факт». Примечательно, что в Москонцерт меня не оформляли на работу, я значилась певицей Брянской филармонии, а в отделе кадров поставили условие – сменить фамилию, но в афишах предложили оставить красной строкой ВЕРА ЛЕЩЕНКО. С такими афишами и в Кишинев приехали.
Концертный график был очень плотный, и Кишинев мне довелось увидеть лишь из окна автобуса, о чем очень сожалею. Я не смогла побродить по улицам, по которым ты ходил, единственное, что я смогла сделать, так это найти старые подшивки газет с заметками о твоих концертах. Что касается поиска архивных документов о проживании твоем и твоей семьи в Кишиневе, то меня преследовали сплошные неудачи или пустые обещания чиновников с просьбой зайти через неделю. Единственное, что удалось найти, так это адрес местного краеведа, твоего поклонника Леонида Шкловского, но встретиться с ним не удалось.
Меня очень тепло принимали зрители, но лишь один человек поинтересовался, имею ли я отношение к Петру Лещенко. Подошел он за автографом и так тихонько: «А Петр Лещенко вам кто?» Я, опасаясь отрицательной реакции, к которой успела привыкнуть, не без вызова, ответила: «Муж, а что?» Незнакомец улыбнулся и со словами: «Он мой любимый певец», – ушел. Как часто эти иголки из меня не по делу вылезали, я постоянно ждала подвоха, проверки. Никому не верила. Как я была неправа, Кишинев тебя любит, это «город, помнящий родство». Пока мои любимые одесситы говорили и продолжают говорить о своих намерениях увековечить твою память, кишиневцы к твоему столетию в 1999 году назвали улицу и переулок в районе Рышкановки твоим именем – Petru Lescenco.
Но вернусь в Кишинев декабря 1928 года. В тот свой приезд ты договорился о концертах на осень 1929 года. Первый же концерт в Павильоне был отмечен бессарабской прессой, которая не обошла своим вниманием и другое выступление семейного дуэта Лещенко–Закитт с большим успехом прошедшее в фешенебельном ресторане гостиницы Londra.
Важно, что публика наряду с привычными танцевальными номерами особо отметила прозвучавшие в твоем исполнении цыганские романсы и песни.
Ты стал инициатором двух музыкальных постановок товарищества артистов и любителей лирического искусства Кишинева. Осенью 1929 года состоялась премьера оперы в трех действиях С. Гулак-Артемовского «Запорожец за Дунаем», а весной 1930 года – комедии М. Лысенко «Черноморцы». Оба музыкальных представления через год были показаны в Бухаресте. Ты был режиссером и балетмейстером этих постановок. В афишах значился дважды – как балетмейстер П. Лещенко и как режиссер под псевдонимом П. Мартынович: «Во 2-омъ акте Балетъ съ участиемъ балетмейстера П. Лещенко и Прима-балерины З. Закитъ – артисты парижских театровъ… Режиссеръ П. Мартыновичъ».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
