кого-то другого: новички встанут там, где стоял Тристан, и им скажут то же, что говорили ему, – о том, какие все они необыкновенные.
Тристан перебрался в восточное крыло, в старую комнату Далтона. Она была просторнее, а в гостиной, по словам Атласа, до недавнего времени умещались горы книг, материала, собранного за десять лет исследований. Теперь же гостиная больше напоминала скелет, и Тристан задержался, всматриваясь в ее странную пустоту.
– Вообще-то я и не ждал, что он останется, – сказал ему накануне Атлас. – Но раз уж книг больше нет, то, определенно, Далтон ушел.
В голосе Атласа сквозило что-то похожее на усталость. Он производил впечатление человека разностороннего, разочарованного и, возможно, печального – в конце концов, они с Далтоном прожили в этом доме больше десяти лет, – однако Тристан чувствовал, что грани его личности не так уж противоречивы. Порою боль бывает проста и незамысловата: предательство – отстой; время съесть пудинг и эгоистичненько похандрить, прочувствовать поражение. Несомненно, великий Атлас Блэйкли знал вкус неудачи.
– Я думал, он вам нужен, – сказал тогда Тристан, бросив взгляд на Атласа. К тому, что Атласу Блэйкли можно в принципе доверять, он так и не привык. Однако в тот момент к месту пришлось бы сочувствие или нечто похожее. Доверяешь, не доверяешь, но прояви поддержу. Это важно, необходимо.
Сам вложил свою судьбу в руки Атласу Блэйкли. Теперь будь добр, следи, чтобы он их не опустил.
Похоже, и Атлас понимал это.
– Далтон и правда мне нужен. Однако у меня есть результаты его исследований, которые отчасти восполняют потерю, – устало объяснил он. – Я знаю, что ответ на мой вопрос: да. И таким образом, Далтон, возможно, вернется, – если мои подозрения касательно природы оправдаются. Полагаю, думать так – излишне оптимистично, но пока что на его счет я не ошибался.
– Не думаете, что у Парисы могут быть собственные виды на исследования Далтона? – Тристану не верилось, что она вместе с Далтоном бежала в закат ради чего-то меньшего, чем власть над миром. Она была далека от романтики и много раз сама давала это ясно понять. Если Париса Камали готовилась к решающей схватке, то не ради Далтона как мужчины. Возможно, нечто поистине соблазнительное мог предложить Далтон-академик?
– Полагаю, такую возможность отрицать нельзя, – с сухой иронией произнес Атлас. – Она куда умнее меня, однако мои познания чуточку шире.
– Будете ее искать?
Тристана поразила пустота во взгляде, которым посмотрел на него в то мгновение Атлас.
– Мне жаль, – задумчиво произнес он, вертя в голове некую невысказанную мысль. Возможно, оба они сознавали, что в конце концов Париса предаст их. – Если проведенное здесь время не научило тебя больше ничему, Тристан, то пусть так. Я не хотел, чтобы вас раскидало. Я всеми силами стремился это предотвратить.
– Чего же вы ожидали? – серьезно спросил Тристан. – Париса такая, какая есть. Этого ничто не изменит. А Каллум… – Он замолчал, прикинув, что лучше это предложение оставить недосказанным. – Если кто из нас и был предсказуем, так это Рэйна.
В ответ на это, вместо того чтобы горько посмеяться, Атлас с приторной жеманностью склонил голову набок.
– Я надеялся, что однажды все это вам пригодится. Исследования, дискуссии, бездна вашего потенциала, пребывание среди знаний внутри этих стен. Магия, на которую, как мне казалось, способен каждый из вас. Я думал, то, что вы вшестером создадите, будет иметь смысл, и оно… в конце концов все изменит. – Атлас покачал головой. – Моя вина, – тихо и серьезно закончил он. – Я ужасно ошибался.
– В чем именно? – Тристан шутил, зато Атлас был совершенно серьезен. Прошло мгновение, и не одно, прежде чем он хоть сколько-нибудь ясно посмотрел на Тристана.
– Я не уверен, – сказал Атлас. Он не жалел себя, хотя Тристан мог и ошибаться. – Я раз за разом прокручиваю в голове свои решения. Я соглашался на многое, что стоило отвергнуть. С другой стороны, когда это я мог остановиться?
Тристан не знал, что сказать, и, видя это, Атлас посмеялся.
– Не заморачивайся, Тристан. Это моя ошибка, но я твердо намерен ее исправить. – Он хотел было еще что-то добавить, но одернул себя, покачав головой, как бы беззаботно прогоняя некую здравую мысль.
Затем Атлас пусто и рассеянно улыбнулся. Покинул комнату, уйдя к себе в кабинет так, словно говорить больше было не о чем.
Однако Тристану не хватило. Он хотел продолжения разговора, а получил… изменения. Когда спустя несколько часов и минут после откровений Атласа он вошел в его кабинет, то почувствовал, будто ось планеты внезапно изменила наклон.
Тристан прогнал воспоминания, перешагнул порог своей комнаты и вопросительно посмотрел на Либби, которая так и сидела спиной к нему на кровати.
Еще несколько секунд она смотрела в пустоту, не оборачиваясь, потом сказала:
– Мне кажется, я убила уйму народа. Может, не сразу, может, и не самим взрывом, но люди умерли и продолжают умирать по сей день. А сколько их еще умрет в будущем? И сколько по моей вине?
Она говорила о взрыве, который вернул ее обратно, домой. Термоядерном взрыве, выбросе атомной энергии, пробившем червоточину во времени, который в одиночку вызвать могла только Либби Роудс. Тот, что корпорация «Уэссекс» пыталась воссоздать с 1990 года – года, в который упрятали Элизабет Роудс. Это о нем Тристан преподнес сведения – благодаря Парисе и, видимо, Рэйне – так, чтобы подтолкнуть Либби Роудс к действиям, немыслимым для ее прежней версии. У поколения, а то и нескольких проявились проблемы со здоровьем; радиация отравила почву, спровоцировала генетические аномалии, сократила продолжительность жизни и повысила смертность в регионе, где медицина перешла в частный сектор, и уже деньги решали, кому жить, а кому нет. Люди гибли – из-за Либби, из-за того, что Тристан сообщил ей, хотя далеко идущие последствия так и оставались голой догадкой. Гипотезами без доказательств.
Реальны же были ее веснушки, ее голос. Для Тристана они оставались реальны, даже когда она пропадала в прошлом, причем настолько, что он заранее одобрил любой ее выбор. Ее решение он заранее оправдал, без оговорок.
Однако то было прежде.
– Думаешь, я вошла в его кабинет, уже будучи убийцей? – тихо спросила Либби.
Тристан привалился плечом к косяку и подумал, не стоит ли утешить ее. К несчастью, оба они были слишком умны для столь банальных жестов. Хотелось позволить себе блаженство неведения. Стать немного глупее – примерно как месяц назад, когда он только нашел ее, дотянулся до нее сквозь время. Возможно, стоило передать ей иное послание.
– Ты винишь меня? – спросил он.
Либби только мельком обернулась, но в ее взгляде
