Франко-прусская война 1870–1871 годов закончилась поражением Франции, и теперь одна Британия поддерживала идею сохранения Османской империи и в особенности нейтральный статус Проливов. Россия воспользовалась появившимся шансом и, ссылаясь на нарушения Парижского договора 1856 года, добилась отмены тех статей договора, которые запрещали ее военным кораблям входить в Черное море. Теперь большое влияние приобретали консервативные державы: в 1872 году императоры Австро-Венгрии и России отправились в Берлин, чтобы оказать честь первому императору Германии. В тот период три абсолютные монархии на неофициальном уровне достигли взаимопонимания, что в других государствах Европы истолковали как жест, направленный против поднимавшейся волны либерализма. Но на Балканах столкнулись интересы двух из этих трех держав: если Россия мечтала о том, что все славяне, в том числе и те, которые находились в Австро-Венгрии, окажутся под ее влиянием, то сама Австро-Венгрия опасалась националистических волнений среди тех же самых славян. Начиная с Крымской войны, Австрия сталкивалась со следующей дилеммой: либо присоединиться к Франции и Британии, либерализм которых предполагал самоопределение меньшинств, либо к России, которая своими размерами грозила отбросить Австрию на второй план, а православием способствовала разжиганию славянских волнений. Наводнение, засуха и голод, от которых в начале 70-х годов пострадала сельскохозяйственная Анатолия, оказали воздействие не только на нее, но и на большие и малые города балканских провинций. Чтобы компенсировать потери от резкого снижения налоговых поступлений из находившихся к востоку от Стамбула пострадавших районов, сельскохозяйственная экономика которых пришла в полный упадок, были увеличены налоги в балканских провинциях. В июле 1875 года в пограничной провинции Герцеговина вспыхнуло вызванное увеличением налогов восстание, которое вскоре охватило и соседнюю Боснию, что немедленно вызвало беспокойство Австро-Венгрии. Россия и Австро-Венгрия вмешались в конфликт на дипломатическом уровне, предложив провести в этих двух провинциях ряд административных реформ. Султан Абдул-Азиз был вынужден признать, что без реформ волнения не остановить, но этим он только лишний раз продемонстрировал своим подданным, что султан Османской империи не в состоянии противостоять внешнему давлению.
При таком стечении обстоятельств глубокие культурные сдвиги и унижение, которые испытывало большинство османских мусульман, нашли свое выражение в резкой критике правительства за то, что оно угождает иностранным державам. В марте 1876 года в Стамбуле появился нелегально изданный памфлет под названием «Обращение к мусульманским патриотам» с требованием сформировать консультативное собрание представителей. Весьма вероятно, что к этому памфлету приложил руку Мидхат-паша, ставший одним из главных сторонников конституционных реформ.
Среди студентов-теологов, которые и были теми самыми «мусульманскими патриотами», по-видимому, нашли отклик выдвинутые младотурками требования принять конституцию, так как в самом начале мая тысячи студентов заполнили улицы Стамбула, как это до них делали недовольные янычары и ремесленники. В главных мечетях города они устраивали митинги, на которых звучали горячие речи с критикой правительства и шумные требования сместить пророссийского великого визиря Махмуда Недим-пашу и шейх-уль-ислама Хасана Фехми-эфенди. Во дворце согласились (хотя и после некоторых колебаний) удовлетворить их требования, но это не успокоило волнения, и теперь стали клеветать на самого султана. В попытке пресечь распространение сведений и слухов, которые накаляли ситуацию, он распорядился ввести цензуру прессы и временно приостановить работу телеграфной связи, что не помогло: в конце месяца, на протяжении которого напряженная ситуация в Стамбуле грозила в любой момент закончиться вспышкой насилия, султан Абдул-Азиз был низложен.
Несколько влиятельных правительственных чиновников стали участниками заговора с целью смещения Абдул-Азиза. Среди самых активных были консервативно настроенный военный министр Хусейн Авни-паша, председатель военного совета Редиф-паша и начальник военной академии Сулейман Хусню-паша. Разочарования и мрачные опасения, которые испытывали в самом центре власти, были очевидны, и в разговоре с Сулейманом Хусню, в ходе которого рассматривалась возможность смещения султана Абдул-Азиза, Хусейн Авни назвал одну область, положение дел в которой вызывало у него беспокойство:
Набирают силу слухи о том, что Махмуд Недим-паша снова станет великим визирем. Нет никаких сомнений в том, что страна подвергнется притеснениям со стороны России и ее военному вторжению. Султан Абдул Азиз русофил. Бросаются в глаза признаки надвигающейся катастрофы и опасносного состояния государственных дел.
В последующем отчете об этих событиях и о своем в них участии, а именно из него и взята данная выдержка, Сулейман Хусню-паша сообщал о том, что Хайрулла-эфенди, который был преемником Хасана Фехми-эфенди на посту шейх-уль-ислама, видел сон, истолкованный им как данное свыше позволение низложить султана, что указывает на его заинтересованность в том, чтобы впоследствии заговорщиков не обвинили в противозаконности их действий. Этот сон предоставил Хайрулле-эфенди возможность издать фетву на смещение Абдул-Азиза, а это позволило Сулейману Хусню заявить о том, что «наша цель будет настолько законной и легко выполнимой, что не вызовет никакой критики».
Государственный переворот был тщательно спланирован. Абдул-Азиз находился в расположенном на берегу дворце Долмабахче, там же был и ближайший претендент на трон, старший сын Абдул-Меджида, Мурад. Проблемой, которая стояла перед заговорщиками было то, как вывести принца Мурада из его покоев, сделав это так, чтобы его можно было провозгласить султаном, не вызвав подозрений. Ночью 30 мая Сулейман Хусню-паша в сопровождении военных вошел во дворец и обнаружил, что принц Мурад (которого ознакомили с планом низложения) уже их ожидает. Они скрытно посадили его в экипаж и доставили к шлюпке, на которой он переправился в Сиркеси, где его посадили в другой экипаж и привезли в военное министерство, находившееся в городском квартале Баязид (ныне в этом здании размещается ректорат Стамбульского университета). Там ему принесли клятву верности великий визирь Мехмет Руштю-паша, Хусейн Авни-паша, Хайрулла-эфенди, Мидхат-паша и несколько других государственных деятелей, среди которых был шариф Мекки, Абд аль-Мутталиб. Теперь нужно было вывезти Абдул-Азиза из дворца Долмабахче до того, как туда вернется султан Мурад. Под покровом темноты войска окружили дворец со стороны берега, а военные корабли блокировали Босфор. В полном соответствии с тщательно разработанными планами заговорщиков, орудия этих кораблей открыли огонь, чтобы разбудить Абдул-Азиза, а затем ему сообщили о том, что он низложен. Его самого и членов его семейства, в том числе двух его старших сыновей, его мать и его камергера, Фахри-бея, посадили на шлюпки, которые под проливным дождем вышли в море и высадили их на берегу южнее дворца Топкапы, откуда убогого вида коляска и вьючное животное доставили всю группу во дворец, где для них отвели новые покои. Тем временем султан Мурад V водным путем вернулся во дворец Долмабахче.
На самом деле заговорщикам повезло, что их деятельность осталась нераскрытой. Как раз перед отъездом из дворца Мурад послал своему брату Абдул-Хамиду записку следующего содержания: «Они меня увозят, не знаю на чём и зачем. Я вверяю своих детей и свою семью, во-первых, заботам Всевышнего, а во-вторых, твоим заботам». Напуганный посланием Абдул-Хамид опасался, что подобная участь грозит и ему самому. Поэтому он потребовал, чтобы ему принесли оружие для того, чтобы он мог себя защитить. Эта хитрость удалась, но отъезд Мурада из дворца Долмабахче вместе с Сулейманом Хусню и его людьми был замечен слугами султана Абдул-Азиза, которые наблюдали за ними из окон дворца, но они предположили, что принца забирают потому, что он совершил преступление, за которое, как они надеялись, его отправят в изгнание или казнят.
С приходом нового султана появились надежды на то, что вот-вот начнется новая эпоха. Согласно воспоминаниям Сулеймана Хусню-паши, в тот самый день, когда Мурад вступил на престол, Мидхат-паша (который тогда был министром без портфеля) представил своим коллегам проект подготовленной им тронной речи, в которой Мурад V должен был объявить о конституционном правлении и гарантировать ответственность министров. Великий визирь и Хусейн Авни-паша были против столь радикальных изменений государственного курса, поэтому в окончательной версии тронной речи от этого весьма щекотливого пункта остались одни туманные намеки, а горячие перепалки между ведущими политиками, которые впоследствии встречались, чтобы обсудить будущее страны, не сделали ее перспективы более ясными, чем они представлялись до низложения Абдул-Азиза.
