Хотя бы раз, чтобы потом искать ее снова, всю свою жизнь.
Спальня Самуила была крестильней для всех падших девушек. Все они без исключения принадлежали ему.
— Я уже даже не помню, как меня выкинули на улицу… Не помню, куда и зачем я шла, качаясь, как полоумная… Площадь ада… Я вообще тогда еще не осознала, как на меня все смотрят и что хотят удавить просто так, за то что вышла из своей норы. Откуда-то ко мне подошел демон… Он спросил, не от генерала ли я… Подумал, что от любовника сил набрала … Ведь я, наверное, светилась вся, как радиоактивная, и не видела этого… Я, дура, все ему рассказала. И он пригласил меня к себе… И как я согласилась, опять не помню… А на утро… меня опять выставили за дверь. Вот и все… Не все, — ладони Виолетты лодочками коснулись скул, — я не буду врать тебе… Ничего не буду врать… Я к любому была готова пойти потом… И ходила… За силами… И просто так… Только мужчины на меня обращали внимание реже, чем на других, а если и обращали, то одни дебилы. У меня ни одного нормального и не было… Они все унижали меня, все орали… Били почти все… Несколько раз меня просто… брали и все… А что я могла сделать?.. Я даже отбиться не могла, — голос Виолетты перешел в убитую апатию. — Сил не хватало, и от этого было еще хуже… Я пыталась на работу устроиться, но меня не брали, потому что я бездарная идиотка, и руки у меня не оттуда… А элитникам я, ободранная и с плохим макияжем, конечно же, не нравилась, да и внешность у меня, прямо сказать… Я выскребала силы из всякого отребья, которое уже никому не нужно было, кроме меня… Как-то существовала. А потом приказом Князя была отправлена на равнины. И там все продолжалось так же… Только уроды там стали еще хуже, и еще меньше сил у них было, и еще… ужаснее… все было… — болезненные жилки дрожали на ее висках. — Я не боролась. Я была слабой, и у меня не было ни гордости, ни чести, ничего. Я унижалась сама, и как собака шла еще и еще за их унижениями… Лучше было бы упасть без сил, чем ходить за ними, как последняя… дрянь. Или… как делали некоторые женщины… у которых была сила воли… пойти и изуродовать саму себя о скалы, чтобы уже никто не подходил… И разметать свое тело по равнинам, чтобы никогда больше не чувствовать… Я ненавижу себя за то, что не смогла этого сделать.
Не все женщины покорялись. И даже поруганные Князем, некоторые сохраняли разум… Сохраняли, чтобы, плюнув вслед всему этому миру, пойти и разбить себе лицо, сломать ноги и слиться с камнями раньше, чем непокорных сольют с ними отряды Варфоломея.
Сергей ласкал Виолетту, касаясь губами ее волос, силясь утешить хотя бы своим присутствием. Он старался воскресить в сердце нежность, любовь, которая у него была раньше, чтобы вылечить несчастную искалеченную душу, крошечную переломленную судьбу. Немножко облегчить ее нестерпимые муки. Но только жалость, прибитую, как собаку, мог подарить он ей.
И ту злобу, которую сейчас хотел обрушить на голову Князя. Почему он не архангел, чтобы взять и убить его раз и навсегда?.. Но даже Михаилу было это не по силам. Почему он хотя бы не мастер спорта по боксу, чтобы пойти и дать ему по морде?.. Смрадной грязной скотине, которую он презирал за все, на что способен был самый дикий из всех уродов по отношению к этому маленькому созданию.
И чудно было до невозможности, как в один миг, казавшаяся глупой фанатичной девчонкой, она вдруг предстала перед ним, рассуждая здраво и видя всю истину, столь небрежно прикрытую бордовыми завесами. Словно одна из этих штор рухнула с ее глаз, и дрожащая от голубой мечты быть с Князем Виолетта внезапно очутилась один на один не с желанием, а с жизнью, осмыслив все, что происходило, до самого конца. Мог ли Сергей простить себе то, что это он помог ее трагедии открыться?..
Он дышал запахом волос Виолетты и чувствовал, что она далека от него.
— Когда-нибудь я решусь. Я подойду и кинусь о камни, и тогда все это прекратится навсегда… — промолвила она, застывшими глазами глядя в темноту.
— Вика, не надо, прошу тебя… Ты не должна так делать. Подумай, жизнь, она одна дается…
— И на что мне такая жизнь?.. Если я ни одной живой душе не нужна и сама себе омерзительна…
— Это не правда. Подумай, у Бога каждая душа на счету. Ты нужна Ему… И ты нужна мне.
— Тебе?.. — в ее голосе была пауза. — По-моему, я тебе только мешаю… — грустно усмехнулась Виолетта.
— Это я тебе дал понять?
— Нет, ты очень добрый… и заботливый… Но ты ангел, а я девка, которая все время тебя искушает…
— Ну, во-первых, левый из меня ангел: я демон шестой адской армии. И во-вторых, искушаю я себя сам, и все на свете мне в этом помогает… Знаешь, самое тупое — валить все на других, когда грех в тебе самом. А в-третьих… — Сергей замялся и понизил голос. — Я всей надежды лишусь, если потеряю тебя… Ты для меня самое ценное… Ты маленькая звездочка, единственная родная душа.
— Родная?.. — едва слышно переспросила она.
И он ощутил, что это был перелом. Тот перелом, который сокрушает даже самые перекорежившие события.
— Да, родная, — кивнул Сергей, щурясь. — Ты одна меня понимаешь в этом мире, единственная, с кем я могу поговорить… И я не представляю, что однажды вернусь домой, а тебя не будет. Я… не прощу себе этого никогда… Мне будет впору умереть за еще одну загубленную душу, которую я опять не смог уберечь.
— Сережа… — Виолетта повернулась к нему и, сдаваясь, обвила его шею слабыми руками. Сил для злости не осталось, сил для борьбы не было, и она капитулировала, оставляя все, как было сейчас. — Прости меня… Прости… Я ведь только о себе думала… А о тебе нет…
— Ничего… Ты не извиняйся… Я понимаю: тебе столько пришлось пережить, это не как мне… Ну, иди сюда… Маленькая моя, Тусечка, фиалка… — он прижался щекой к ее локонам. «Фиалка» — ведь именно это значило ее имя. — Пообещай мне, что ничего с собой не сделаешь…
— Я… я обещаю… Я клянусь, что буду здесь для тебя, как
