А после смерти Андропова помощник Черненко, занимавшийся этим делом, обнаружил, что виновником был КГБ, что на этого человека составили огромное дело. Чекисты записали его разговор, в котором он с болью говорил, что ввод войск в Афганистан — преступление и что Брежнев в маразме. Андропов лично прослушал запись разговора (он делал это регулярно) и распорядился об увольнении. А потом разыграл целый спектакль, демонстрируя свою непричастность…
При этом Андропов не хотел войти в историю душителем свободы.
— Как-то из ЦК пришло представление на награждение орденами группы актеров и режиссеров, — вспоминал его помощник Игорь Синицын. — В списке был и Юрий Петрович Любимов. Андропов написал против его фамилии — «нет». Я удивился и говорю: «Юрий Владимирович, ведь сразу же станет известно, что именно вы вычеркнули Любимова». Он сразу же зачеркнул свое «нет» и написал «согласен».
На апрельском пленуме 1973 года Брежнев, отступив от текста, сказал:
— КГБ под руководством Юрия Владимировича оказывает огромную помощь политбюро во внешней политике. Обычно думают, что КГБ — это значит только кого-то хватать и сажать. Глубоко ошибаются. КГБ — это прежде всего огромная и опасная загранработа. И надо обладать способностями и характером. Не каждый может не продать, не предать, устоять перед соблазнами. Это вам не так чтобы… с чистенькими ручками. Тут нужны большое мужество и большая преданность.
На этом пленуме Брежнев ввел Андропова в политбюро. К шестидесятилетию, в 1974-м, наградил Золотой Звездой Героя Социалистического Труда.
В декабре 1973 года Андропов, который, как и некоторые его предшественники, и дня не служил в армии, был произведен сразу в генерал-полковники, а через три года — в генералы армии. За звание и выслугу лет Андропов получал четыреста рублей прибавки к своим семистам министерского жалованья. Правда, особых возможностей потратить деньги у него, как и у остальных членов политбюро, не было.
В 1973 году у него появился новый помощник по делам политбюро — Игорь Елисеевич Синицын, сын бывшего сотрудника разведки, но сам — сугубо штатский человек.
— Юрий Владимирович производил тогда впечатление очень крепкого человека, — рассказывал мне Игорь Синицын. — Он каждый день сорок минут занимался гимнастикой. Когда ехал в машине, то не забивался в глубь лимузина, а садился у окна на откидное сиденье.
Правда, уже тогда у него на письменном столе стояли два вида соков — клюквенный и лимонный, да еще бутылочка «трускавецкой» минеральной воды для почечников. Помощники знали, что у него почки барахлят, но держался он молодцом.
У него был очень напряженный график работы. Он приезжал к девяти утра и уезжал в девять вечера. Днем он час отдыхал, потом обедал и возвращался в свой кабинет, который покидал только для того, чтобы доложить срочные бумаги Брежневу, побывать в здании разведки в Ясеневе или пройти процедуры в больнице. В субботу сидел с одиннадцати до шести вечера и даже в воскресенье днем приезжал на несколько часов.
Единственное развлечение, которое он себе позволял, — ежевечерние прогулки — десять тысяч шагов, как ему советов личный врач. Когда уходил в отпуск, то две недели проводил Крыму, а две недели — в Минеральных Водах.
— Его состояние резко ухудшилось где-то в конце 1979 года, мне кажется после поездки в Афганистан, — продолжал Синицын. — Он внешне изменился — очень облысела голова, кожа стала желтого цвета. И рука стала слабой — ее даже опасно было пожимать.
А за пару лет до этого что-то в нем изменилось. Первые годы, по словам Синицына, Юрий Владимирович излагал очень интересные идеи о переустройстве страны, экономики, банковской системы, а потом — как отрезало.
Свои идеи Андропов изложил в 18-страничной записке, которую 8 января 1976 года прислал Брежневу:
«Дорогой Леонид Ильич!
Настоящий документ, подготовленный мною лично, предназначается только для Вас. Если Вы найдете в нем что-либо полезно для дела, буду очень рад, если нет — то прошу считать, что такового в природе не было».
И что же Андропов предлагал сделать? Взять на вооружение большевистскую партийность, строгую организованность и железнун дисциплину. Выдвигать на партийную работу не специалистов, а профессиональных политических руководителей. А так называемые «деловые люди», писал Андропов, всякий разговор начинают с чирканья цифирьев на бумаге. И возникает вопрос: чем же такой руководитель отличается, например, от американского менеджера, для которого дело — это прежде всего расчеты, деньги, а люди — вопрс второстепенный. В наших условиях такие «деловые люди» — это деляги…
Вот и все идеи Юрия Владимировича…
— К каждому заседанию политбюро, — говорил Синицын, — я готовил ему материалы — по всем пунктам повестки дня, чтобы он мог полноценно участвовать в дискуссии. Я очень коротко писал ему, что думаю по каждому из вопросов. И где-то в 1977 году обратил внимание на то, что он словно перестал читать мои заметки — раньше они были исчерканы его замечаниями, а теперь возвращались девственно чистыми. Я спросил, что случилось. Он ответил: «Я все читаю, но зачем ты мне это пишешь. Хочешь, чтобы меня из политбюро выгнали?» Он стал бояться высказывать какие-то свежие мысли.
Андропов очень боялся Брежнева, но какие-то мечты о власти, конечно, лелеял.
Председателя КГБ тяжелая болезнь лишила всех иных человеческих радостей, кроме работы и наслаждения властью.
К его шестидесятилетию в здание на Лубянке было доставлено огромное количество подарков, среди которых были и уникальные, скажем дивный чешский хрусталь — презент от чехословацкого лидера Густава Гусака. Все подарки собрали в здании коллегии КГБ. Юрий Владимирович их осмотрел и оценил.
Он повернулся к заместителю по хозяйственным делам — Ардалиону Николаевичу Малыгину, бывшему заведующему сектором отдела административных органов ЦК КПСС, и сказал:
— Это подарки не мне, а моей должности. Отправь все это в спецбуфет. — То есть не утащил все на дачу или на квартиру, а поступил очень разумно и щепетильно. Такая же щепетильность у него была и в других вопросах — хозяйственных, бытовых.
ВТОРЖЕНИЕ В АФГАНИСТАНАнатолий Сергеевич Черняев, который много лет проработал в международном отделе ЦК КПСС, пишет, что в конце 1967 года Брежнев поехал в Прагу и быстро вернулся. Рассказал своим помощникам: «Первый секретарь Новотный жалуется на членов президиума, те норовят отозвать меня в сторонку, напрашиваются на разговор чуть не ночью, кроют первого секретаря. Каждый тянет меня в свою сторону, завлекает в союзники. Зачем мне это? Говорю: „Готовьте самолет, завтра улетаем. Не хватало в их внутреннюю склоку лезть. Пусть сами разбираются“». А через девять месяцев Брежнев ввел войска в ЧССР. Что же произошло?
По мнению Черняева, решающую роль сыграла информация, поступавшая из Праги. Массированно и во все возрастающем масштабе она создавала впечатление, что в Чехословакии зреет предательство социализма…
Для Андропова «пражская весна» — попытка чехов и словаков построить «социализм с человеческим лицом» — была повторением венгерских событий. Действовать следовало быстро и жестко. Андропов был инициатором самых жестких и репрессивных мер, пишет Александров-Агентов. В Чехословакии Андропов сделал ставку на быстрый шоковый эффект, надеясь испугать чехов, но промахнулся: ввод войск ничего не решил.
Народ — за малым исключением — не оказал вооруженного сопротивления, но и не захотел сотрудничать с оккупационными войсками. Пришлось идти на переговоры с Александром Дубчеком и другими лидерами «пражской весны» и постепенно закручивать гайки.
Во время событий на острове Даманском в марте 1969 года у: Андропова было совещание. Что делать? Как реагировать? Горячо выступали сторонники мощного удара по китайцам. Андропов, был против, и его поддержал Брежнев. Обошлись без войны с Китаем, и конфликт постепенно угас.
Сама должность заставляла Андропова быть ястребом во внешней политике, подозревать окружающий мир во враждебных намерениях. В служебных документах КГБ Соединенные Штаты откровенно именовались «главным противником». КГБ находился в состоянии перманентной войны с США и с Западом в целом.
Пока Брежнев был здоров, это уравновешивалось его стремлением к разрядке, к нормальным отношениям с Западом. Когда Брежнев тяжело заболел, выпустил вожжи из рук, внешнюю и военную политику стала определять тройка — председатель КГБ Андропов, министр обороны Дмитрий Федорович Устинов и министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко. Они даже на заседаниях политбюро сидели рядом: Андропов между Громыко и Устиновым.
Как ни странно, власть триумвирата была хуже, чем единоличное правление Брежнева. Уверенный в себе лидер способен пойти на уступки и компромиссы. А тут каждый из тройки стремился продемонстрировать свою непоколебимость, стойкость. Они загнали страну в жесткую конфронтацию с внешним миром.
