Андропов предложил создать в центре и на местах подразделения, которые сосредоточились бы на борьбе с идеологическими диверсиями.
В июле 1967 года было образовано Пятое управление КГБ. Первым начальником управления взяли бывшего секретаря Ставропольского крайкома КПСС, но уже через год с небольшим его сменил кадровый чекист Филипп Денисович Бобков. Он проработает в управлении много лет, а потом станет первым заместителем председателя КГБ.
Георгий Арбатов пишет, что Андропов был доволен своей идеей, говорил: теперь интеллигенцией займутся новые люди, толковые, понимающие, а то контрразведка воспринимала их просто как потенциальных шпионов.
Чекисты, освобожденные от необходимости искать шпионов, которых на такой большой комитет все равно не хватало, рьяно взялись за интеллигенцию.
О работе Пятого управления мне подробно рассказывал подполковник Александр Николаевич Кичихин, который работал у Бобкова с 1977 года.
— Из каких отделов состояло Пятое управление?
— Был отдел, который занимался творческой интеллигенцией. Отдел межнациональных отношений, в котором я работал. Отдел студенческой и неорганизованной молодежи — панки, хиппи и первые отечественные фашисты. Отдел религии — один из самых больших. Отдел по розыску анонимов и лиц, вынашивающих террористические планы: эти люди, прежде чем взяться за дело, обычно рассылали письма с угрозами в редакции газет. Существовал отдел по борьбе с сионизмом, который начальник управления курировал лично. Выделился в самостоятельную структуру отдел, который занимался наиболее заметными диссидентами, такими, как Солженицын, Сахаров. Был отдел, который вел борьбу с радиостанцией «Свобода», с Народно-трудовым союзом. И небольшой отдельчик ведал контактами с коллегами из социалистических стран.
— Сколько человек у вас работало?
— Когда я пришел, около двухсот. Это было самое маленькое управление в центральном аппарате КГБ. Другие состояли из многих тысяч. Накануне Московской Олимпиады в 1980 году управление разрослось человек до шестисот. Все отделы были увеличены. Если до Олимпиады, например, существовало маленькое подразделение, занимавшееся спортом и спортсменами, то во время Олимпиады на этом направлении сосредоточили около пятисот сотрудников.
КГБ и Олимпиада — это отдельная тема. Для проведения Олимпиады Московское управление КГБ получило в подкрепление две тысячи работников центрального аппарата, девятьсот человек с мест, да еще четыреста с лишним курсантов и преподавателей Орловского училища связи.
После Олимпиады многим офицерам вручили ордена. Начальник столичного управления Алидин получил орден Трудового Красного Знамени и значок лауреата Государственной премии СССР.
— Кто работал в Пятом управлении? Выделялись ли они чем-то в аппарате КГБ?
— От всех остальных управлений мы отличались тем, что у нас было очень мало «золотой молодежи», людей со связями, чьих-то сынков.
— Ваше управление считалось непрестижным?
— Ребята со связями оседали в первом главке, в разведке, потому что это был самый верный путь поехать за границу. Но мы свое управление считали более значимым, чем другие.
— Почему?
— Пятое управление лучше всех в комитете знало, что происходит в обществе. Разведка занималась иностранными делами. Контрразведка по большей части тоже была нацелена на иностранцев, иностранных шпионов. И только мы делали всю черновую работу и изучали настроения и процессы в обществе. Мы видели жизнь не из окна персонального автомобиля и изучали ее не по иностранным газетам. Мы верили, что наш анализ процессов в обществе необходим руководству страны, поможет нашим лидерам принять правильные решения, что-то исправить.
— Вы действительно в это верили?
— Нам твердили это на каждом совещании. Ведь внутри комитета велась постоянная психологическая обработка сотрудников. Сверху вниз и снизу вверх. То есть мы промывали мозги друг другу. Наше управление возглавлял Филипп Денисович Бобков. Он руководил Пятым управлением пятнадцать лет и, когда его назначили заместителем председателя КГБ, продолжал нас курировать. Бобков, принимая на работу, сам беседовал с каждым новичком.
— Генерал Бобков считается ответственным за всю кампанию борьбы с инакомыслием.
— Если бы не Бобков, эта борьба велась бы методами тридцать седьмого года. Указания, которые поступали из ЦК КПСС и которые он обязан был выполнять, Бобков все же трансформировал в приказы не уничтожать, а переубеждать. Бобков, с моей точки зрения, высококомпетентный человек. Но он не мог выйти за рамки системы, определявшейся приказами начальства, с одной стороны, и информацией снизу — с другой. Поскольку я в управлении десять лет занимался репрессированными народами, могу привести такой пример. Мы с 1969 года писали в ЦК КПСС докладные записки о том, что необходимо восстановить автономию немцев Поволжья.
— А что изменилось с его уходом?
— Когда Бобкова повысили в зампреды, в управлении появилось много блатных. Рассаживались они исключительно в выездных отделах. Таким, естественно, был отдел по работе с творческой интеллигенцией, потому что с писателями, художниками, музыкантами, как и со спортсменами, можно было ездить за границу. Умелые там подобрались ребята. Они забирали у «проштрафившихся» художников альбомы, буклеты и раздавали нужным людям. Отдел, занимавшийся молодежью, пристраивал нужных детей в университет. Каждый июль в отделе составляли соответствующий списочек…
— Работники управления реально представляли себе ситуацию в стране?
— Мы обладали достоверной информацией о происходящем. Но, отправляя справки и докладные в ЦК, в Совет министров, мы должны были придавать им форму, соответствующую линии партии. Например, крымские татары активно теребили высший эшелон власти, и мы получили указание «не допускать экстремистские выступления» — то есть террористические акты, дезорганизацию работы транспорта и экономики, забастовки. Все это мы делали. Но мы поняли, что движение крымских татар не утихнет, пока их вопрос не решится. Отправляя в ЦК справку, мы, конечно, писали об экстремистах, но одновременно предлагали пути политического решения. На Старой площади наши бумаги читали, но решать ничего не хотели. А мы получали в устной, естественно, форме указания сажать.
— Но как же компетентный и хорошо, по вашим словам, знающий реальную жизнь сотрудник комитета мог заниматься удушением отечественной интеллигенции?
— Представьте себя на месте любого сотрудника управления. Если вы не считаете опасным то, что считает опасным начальство, вас просто уберут. Многие сотрудники подстраивались под мнение начальства, докладывали то, что от них хотели услышать. Если генерал считает, что писатель N нехорош, как я могу сказать, что он хорош?
— Материалы о деятельности Пятого управления, преданные гласности после преобразования КГБ, рисуют картину массового проникновения агентуры КГБ во все творческие союзы, театры, в кино. Это действительно так?
— Некоторые люди из этой среды шли на сотрудничество с нами и пытались использовать комитет для того, чтобы донести до руководства страны нечто очень важное и как-то улучшить нашу жизнь. Другие надеялись продвинуться в жизни или получить какие-то материальные блага. Мы помогали издать книгу, поехать за границу, получить квартиру, поставить телефон.
— Вы платили большие деньги своим агентам?
— В нашем управлении платная агентура была большой редкостью. Наш контингент нуждался не в деньгах. Ну, женщинам-агентам к Восьмому марта цветы дарили…
Чем действительно занималось Пятое управление? Оно следило за настроениями интеллигенции, окружив заметных людей своими информаторами.
7 сентября 1970 года Андропов отправил в ЦК письмо:
«В Комитет госбезопасности поступили материалы о настроениях поэта А. Твардовского. В частной беседе он заявил: „Стыдно должно быть тем, кто сегодня пытается обелить Сталина, ибо в душе они не знают, что творят. Да, ведают, что творят, но оправдывают себя высокими политическими соображениями: этого требует политическая обстановка, государственные соображения!.. А от усердия они и сами начинают верить в свои писания. Вот увидите, в конце года в „Литературной газете“ появится обзор о „Новом мире“: какой содержательный и интересный теперь журнал! И думаете, не найдутся читатели, которые поверят? Найдутся. И подписка вырастет.
Рядовой, как любят говорить, читатель, он верит печатному слову. Прочтет десять статей насчет того, что у нас нет цензуры, а на одиннадцатой поверит…“
Сообщается в порядке информации.
Председатель Комитета госбезопасности
Ю. Андропов».
Помимо сообщений о листовках и антисоветских надписях, в документах КГБ — прямые доносы на произведения литературы и искусства, которые «подрывают авторитет власти». Поносились спектакли театра на Таганке, Ленкома — за «двусмысленность», за попытки в «аллегорической форме высмеять советскую действительность». КГБ раздражало даже то, что «моральная неустойчивость отдельных людей стала весьма желательной темой некоторых работников кино и театров».
