Король Англии не стал задерживаться на поле боя. Он уже достаточно насладился своей победой и теперь хотел лишь одного: как можно скорее вернуться в Лондон, чтобы упиваться там восторгами подданных. Генрих отдал приказ войскам двигаться в сторону Кале, прихватив с собой нескольких знатных пленников, которых пощадили во время бойни. Но прежде, чем отправиться в путь, король велел привести к себе Адама Безотцовщину.
Адам поспешил явиться, неся на плече булаву, красную от крови Шарля де Вивре. Он испытывал невыразимый восторг, оказавшись, наконец, рядом с королем.
На круглом лице Генриха V появилась легкая улыбка.
— Вы останетесь здесь, отправитесь к бургундскому двору и будете жить там. Я хочу в точности знать, о чем думает герцог. Попытайтесь как-нибудь половчее прощупать его.
Адам поклонился.
— Что именно я передам ему от вас?
— Просто добрые слова. Будьте любезны, но ничего ему не обещайте.
Аудиенция была окончена. Чуть позже Адам наблюдал, как победившая армия уходит, оглашая окрестности воем труб. Сам он предпочел остаться на поле боя. Он должен был прийти в себя после потрясения, которое испытал от разговора с королем.
Адам раздумывал, какую одежду ему выбрать, чтобы можно было, по возможности не подвергая себя опасности, пересечь довольно большую часть Франции, и, в конце концов, предпочел ту же, что была на нем, когда он отправился в Англию: просто солдат без опознавательных знаков, вояка неизвестно какой армии.
Адам снял плащ, выдающий его принадлежность к английской королевской гвардии, — накидку с широкими руками, затканную леопардами и геральдическими лилиями, — и остался в простых латах. Одетый таким образом, он не вызывал ничьих притязаний и в то же время со своей булавой на плече заставлял задуматься, стоит ли с эдаким связываться…
Из раздумий его вывела какая-то суматоха. Место ушедшей английской армии заняли совсем другие люди. Бальи [39] из Эра и аббат из Рюисовиля — местные гражданские и религиозные власти — привели людей, чтобы все погибшие были погребены в соответствии с христианским обрядом.
Те, кто ночью мародерствовал и обирал тела рыцарей, теперь копали глубокую, общую для всех могилу. Все павшие при Азенкуре будут похоронены вместе, а затем место их упокоения засадят колючим терновником, чтобы никто отныне не топтал это место, где покоится столько знатных и высокородных дворян.
Бродя по равнине без всякой цели, Адам случайно наткнулся на тело Рено де Моллена. Но это открытие, являющее еще одно доказательство его триумфа, почему-то не принесло Адаму никакой радости. Напротив, рыцарь с единорогом заставил его вспомнить о Мелани… О Мелани, которая все-таки ускользнула от него! Когда-то он поклялся себе — и он сдержит слово! — что его первая женщина станет особой исключительной, ни на кого не похожей. Кто подошел бы лучше, чем единоутробная сестра?
Он ощутил отчаяние: никогда ему не найти такую! Внезапно грусть и одиночество сдавили его сердце. Среди этого усеянного мертвецами поля, среди мертвых рук и ног, торчащих из грязи, Адам Безотцовщина мечтал о любви.
Он отправился в путь не медля… Незадолго до полудня, приближаясь к Эдену, он вдруг услышал религиозные песнопения и за поворотом дороги увидел процессию.
Во главе ее шли монахи-доминиканцы, которых легко было узнать по белым рясам, черным плащам и кожаным поясам; капюшоны были надвинуты на глаза. Адам хотел было пройти мимо, поскольку питал непреодолимое отвращение ко всему, что касалось религии, но, присмотревшись получше, заметил в этом шествии солдат. Должно быть, предстояла смертная казнь. Адам решил поприсутствовать: возможно, это зрелище немного развлечет его и разгонит меланхолию.
Зевак собралось довольно много, и, чтобы добыть себе место в первом ряду, Адаму пришлось изрядно поработать локтями. Среди стражников он увидел человека с обнаженным торсом, закованного в цепи, рядом двое солдат волокли свинью, привязанную за лапы к шесту. Осужденный, молодой еще крестьянин, бородатый, со всклокоченными волосами, внезапно стал испускать отчаянные, душераздирающие крики:
— Выходи за меня замуж! Ради всего святого, выходи за меня замуж!
Ответом ему был дружный женский смех и похабные выкрики. Адам ничего не понимал. Он решил расспросить человека, стоявшего рядом.
Тот грубо расхохотался.
— Он приговорен инквизицией за то, что сожительствовал со своей свиньей. Теперь их сожгут вместе… Думаете, он найдет себе подружку?
— Но почему он просит, чтобы кто-то вышел за него замуж?
— Так принято у нас в Эдене: любой приговоренный к смерти может спасти себе жизнь, если какая-нибудь девственница согласится стать его женой… Гляди, а вот еще!
В самом деле, крестьянин со свиньей был не единственным, кому в этот день предстояло лишиться жизни. Сзади шла девушка. Ей не было и двадцати, и она поражала дикой красотой: черные глаза и волосы, сверкающие зубы, маленькая, гибкая фигурка и смуглая кожа, что казалось удивительным в этом северном краю.
Она никого не умоляла. Она гордо смотрела прямо перед собой, шепча никому не слышные молитвы. Справа и слева от нее два монаха произносили другие молитвы, полные таинственных слов, — вероятно, то была процедура изгнания дьявола. Хотя девушка была закована в цепи и в конце пути ее ждал костер, казалось, что это монахи боятся осужденную, а не наоборот.
Потрясенный, Адам смотрел, не в силах оторвать глаз. Вот его идеал женщины! Он вновь обратился к своему соседу:
— А на женщин этот обычай распространяется? Какой-нибудь девственник может спасти такую?
— Да, только у этой девки еще меньше шансов, чем у крестьянина с его свиньей: она по ночам убивала своих любовников.
— Почему? Она колдунья?
— И еще какая! Она уверяет, будто она — сама Лилит, вернувшаяся на землю.
— Кто такая Лилит?
— Проклятая Адама…
У Адама Безотцовщины перехватило дыхание. Он вцепился в соседа.
— Объясни-ка мне!
Со своей привязанной к поясу булавой он выглядел устрашающе. Крестьянин задрожал.
— Я больше ничего не знаю, клянусь вам! Я только слышал это от монаха-инквизитора, вот и все…
Адам ринулся вперед. Она, это была она, та исключительная женщина, которую он ждал! Адам преградил дорогу процессии.
— Освободите ее! Я хочу на ней жениться!
После недолгого замешательства доминиканец, ступавший впереди, подошел к Адаму:
— Тебе известно, в чем ее обвиняют?
— Да, отец мой.
Монах приблизился к Лилит, которая проявляла полное безразличие к их разговору, и рывком разодрал платье, сшитое из грубой черной ткани. На груди девушки обнаружилась пятиконечная звезда острым концом вниз.
