Ещё «Хрущёв рассказал о систематической фальсификации истории, проводившейся Сталиным самим и по его указанию». Придя к единоличной власти, автор развитого социализма сам занялся таким же неблаговидным делом. Чего стоит хотя бы история Великой Отечественной войны против гитлеровской Германии, переписанная в угоду новоявленному полководцу с восхвалениями военного таланта генерал-лейтенанта Хрущёва?
Для того чтобы иметь возможность беспрепятственно давать собственную трактовку событий, Хрущёву необходимо было освободиться от всех своих прежних соратников, тем более что они высказывали недовольство его непредсказуемой политикой.
Глава 37. Компромат
В 1956 году начался активный сбор компрометирующего материала с целью дискредитации замминистра внутренних дел РСФСР Богданова. Являлось ли это инициативой подпольного обкома, возглавлявшегося Андриановым или было задано из иной, более высокой инстанции, документально сейчас доказать трудно. Такие указания обычно отдавались устно. Но то, что материалы подбирались целенаправленно, легко установить хотя бы из текста сопроводительных писем и объяснительных записок свидетелей, которые мы далее приведём.
В конце лета 1956 года (даты на документе нет) председатель Ленинградского областного суда С. Самарин направил секретарю своего обкома партии Ф.Р. Козлову «Справку по делу, расследованному райотделом НКВД Лужского района в 1937 году и прекращённому производством Президиумом Областного суда». В документе говорилось о том, что в августе месяце 1937 года Лужским РО НКВД было возбуждено уголовное дело, по которому постановлением особой тройки УНКВД ЛО от 11 октября 1937 года из девяти арестованных двое, М.Х. Михайлова и А.И. Посина, приговорили к расстрелу, а остальных семерых, Ф.Ф. Волкова, Н.И. Константинова, А.Г. Щербакова, И.С. Устинова, И.Д. Дементьева, В.С. Фёдорова и Я.М. Матвеева, — к 10 годам заключения в ИТЛ каждого.
«Всем вышеуказанным лицам, — говорилось далее в справке, — было предъявлено обвинение в том, что, проживая в деревне Пола Лужского района, они организовали контрреволюционную группу и под видом отправления религиозного обряда проводили контрреволюционную агитацию, направленную против мероприятий советской власти в области колхозного строительства, распространяли провокационные слухи по адресу Советского правительства и ВКП(б). Обвинение всех этих лиц основано на показаниях свидетелей: Кириллова, Ефимова, Голубева, Никифорова и Тимофеева, данных ими в 1937 году» [А. 10].
В главе 12 нами приводилось составленное на основании документов описание уголовного дела «О выявленной контрреволюционной группировке в деревне Смерди» (а не Пола) Лужского района, участниками которой были Ф.Ф. Волков, И.Д. Дементьев, И.С. Устинов, Я.М. Матвеев, а также П.Ф. Волков, сын первого из обвиняемых. Среди них М.Х. Михайлов, А.И. Посин, Н.И. Константинов и А.Г. Щербаков указаны не были. В качестве свидетелей по этому делу выступали колхозники Филатов, Плишин, Матвеев. Следствие вёл оперуполномоченный Лужского райотделения А.И. Варицев. Вполне возможно, что при подготовке этого дела к докладу на тройке его объединили с другим делом, возбуждённым против односельчан — служителей культа священника М.Х. Михайлова и дьякона А.И. Посина, присовокупив к ним сторожа детсада Н.И. Константинова, колхозников А.Г. Щербакова и В.В. Фёдорова. При этом делу придали религиозно-политическую окраску, хотя при расследовании дела группы Ф.Ф. Волкова ни о каких обрядах, под видом которых проводилась контрреволюционная агитация, не говорилось.
Всё это внесло такую путаницу, что в дальнейшем в следственных делах стали указываться две группы: одна — Михайлова, Посина, Волкова в составе 9 человек, а другая — Волкова, Устинова в составе 5 человек [А. 13]. Конечно, осуждённым от этого было не легче, но на Богданова стали вешать по двум эпизодам суммарно 14 человек одних и тех же пострадавших.
Но вернёмся к письму председателя Леноблсуда Самарина. В нём отмечалось, что показания всех свидетелей по делу не были конкретны. «В них не указывается: кто из обвиняемых, где и в присутствии кого проводил контрреволюционную агитацию». Странно: например, в меморандуме на Ф.Ф. Волкова точно указано, когда, в присутствии кого и какими словами он ругал Советскую власть, нарушая тем самым пункт 10 статьи 58 УК.
Конечно, это следственное дело так и осталось бы безвестным, как тысячи других дел, но осуждённые Фёдоров, Дементьев, Устинов и Матвеев вскоре после их заключения стали писать многочисленные жалобы. Причём первые двое отказывались от своих прежних показаний, а двое других заявляли о своей невиновности. В своих обращениях страдальцы указывали, что в процессе следствия к ним применялись «меры, запрещённые законом», которые и понудили их подписать признательные показания. Хотелось бы знать, какие такие меры были запрещены законом в 19371938 годах? Пока законодательно установленные нормы действовали, сотрудники НКВД обязаны были ими руководствоваться. В связи с этим совершенно неправомерным является то обстоятельство, что в 1950-е годы стали пересматриваться дела 1937–1938 годов без учета этих законодательно установленных норм. Ещё раз напомним, что закон обратной силы не имеет. За аморальность бывшего тогда произвола претензии современного общества должны предъявляться в первую очередь к Законодателю. Законопослушный Исполнитель может отвечать только за нарушение им в своей деятельности неписаных норм человеческой морали. Однако о некрасивых правительственных и партийных постановлениях, законе от 1 декабря 1934 года, принятых специально для обеспечения выполнения «Операции прикрытия», забыли, и Исполнитель оказался виновным перед чистой социалистической законностью, всегда якобы стоявшей на страже «неприкосновенности общественных порядков, прав и свобод граждан».
По упомянутым жалобам осуждённых в 1940 году УНКВД ЛО проводилась дополнительная проверка объединённого следственного дела. Свидетели Ефимов и Кириллов были допрошены вторично, и они отказались от своих показаний, данных в 1937 году. При этом свидетель Ефимов пояснил, что тогда его «вызвали в РО НКВД (отделение какого района? — Ю.Б.) и предложили (кто именно? — Ю.Б.) подписать ранее составленный протокол допроса, в котором приводились факты антисоветской деятельности привлечённых (кого именно? — Ю.Б.)». В связи с тем, что Ефимову о контрреволюционной деятельности обвиняемых «было ничего не известно», то он отказался подписать этот протокол. После этого ему «стали угрожать (кто именно? — Ю.Б.)», и он «подписал протокол допроса, не читая» [А. 10].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
