— Матерь божья, кто вы? — Его взгляд метнулся к убитому телохранителю. — Как вы…
— Где находится оборудование, купленное для Адама Элвина?
— Я… Он назвал другое имя, но все, о чем мы договаривались, сложено в хранилище на втором этаже. Я клянусь!
— Мне нужен полный список всех компонентов, секретные счета банков, откуда переводились деньги, и маршрут вывоза.
Затем он приказал эл-дворецкому открыть канал связи с перепуганным торговцем оружием. Информация поступила в оперативную память. Ионный разряд прожег в груди Ригина широкую дыру. Он быстро подошел ближе и наклонился. Из-под указательного пальца выскочило тонкое лезвие, точный разрез — и в его руке остался окровавленный комок, в котором содержались все вставки Ригина.
После того как ячейка памяти была убрана в карман, он спустился на второй этаж. Первый же удар ногой вышиб усиленную полититановую дверь хранилища. В комнате без окон стояло три незапечатанных ящика, забрызганные упаковочной пеной. Он подошел к первому, убедился, что в нем лежит высокотехнологичное оборудование, и бросил внутрь термический подрывной заряд.
Для выхода из галереи он выбрал кабинет Ригина. Он встал перед окном и активировал луч разрушителя поля. Все огромное закаленное стекло разлетелось вдребезги, и осколки сверкающим каскадом вырвались наружу. Он сам последовал за ними, пролетел в теплом воздухе и с негромким плеском погрузился в канал Клейд. Под водой он вытянул ноги и прижал руки к бокам. По телу прошла волна дрожи. Затем он устремился вперед, рассекая мутную воду с легкостью дельфина. Усиленные зрительные вставки позволяли ему видеть обе стенки канала и плывущие наверху лодки.
Позади прогремел термический взрыв.
* * *
Обучение давалось тяжело. И не только физически — к этому Казимир был готов, — но и морально. Ему пришлось так много выучить! История Содружества, современное положение, множество планет и сопутствующие им культуры, технология программы, бесконечные программы и способы управления новыми вставками. Как часто за последние два года ему хотелось закричать Стигу и другим учителям-мучителям: «Хватит, я ухожу!» Но мысль о Брюсе всегда его останавливала, и Казимир долгие месяцы проводил в секретных центрах и клановых селениях гор Дессо. Он обращался к воспоминаниям, сознавая, что Брюс никогда бы не бросил начатое дело, никогда бы не дрогнул.
И вот теперь он наконец стоит на песчаном пляже Санта-Моники, смотрит, как над Лос-Анджелесом встает утреннее солнце, и понимает, что трудился не напрасно. Приятный ветерок с Тихого океана поднимает рябь на воде, а первые авто — предвестники напряженного утреннего движения — бесшумно скользят по шоссе вдоль тихоокеанского побережья. Слева почти на полмили в океан протянулся пирс Санта-Моники; его первоначальная структура — деревянная платформа, металл и цемент — сохранились только на первых трех прогонах. Дальше, в море, преобладают более современные компоненты из силикатного углерода, стекла и балки из гиперволокна, которым придали нарочито природные формы, иногда сдержанные, иногда излишне кричащие, особенно по восточному краю, где стояли увеселительные аттракционы.
Вчера, сразу после приезда, ему очень хотелось пройти туда — возможно, прокатиться на чем-нибудь, в соответствии с образом настоящего туриста. В конце концов, сейчас он был именно туристом. Но поучения Стига не прошли даром, хотя он подозревал, что вместе с Брюсом они наверняка именно так бы и поступили.
Казимир сделал то, что от него и ожидали: зарегистрировался в отеле на Третьей улице с ее уютными старинными магазинчиками, одинаково привлекавшими как туристов, так и местных жителей. Затем он прогулялся по окрестностям, изучая сеть прилегающих улиц, отметил в памяти остановки общественного транспорта на случай бегства; посмотрел, где имеются сквозные проходы через отели и где подвешены уличные сенсоры, установленные в целях борьбы с преступностью. Он также запомнил расположение общественных зданий и прикинул примерный временной интервал между полицейскими машинами, патрулировавшими главные магистрали.
Ознакомительная прогулка дала ему общее представление о городе, и его богатство, чистота и стиль произвели на Казимира глубокое впечатление. К этому времени он побывал в нескольких мирах Содружества и достаточно близко познакомился с мегаполисами, занимающими сотни квадратных километров. Но именно эта часть Лос-Анджелеса грозила свести на нет его акклиматизацию. Он был поражен его сияющей чистотой. В больших городах новых миров он видел лишь гигантские кварталы, постепенно опускающиеся до состояния гетто. А здесь местные жители не допускали упадка, несмотря на почтенный возраст города. Конечно, в немалой степени этому помогали деньги, а их немало было вложено в квартиры Океанской авеню и роскошные дома между бульваром Сан-Виченцо и аллеей Монтана, но дело было не только в деньгах. Казалось, что Санта-Моника, подражая жившим здесь людям, открыла секрет омоложения. В старом городе сохранилась бодрящая жизнерадостная атмосфера, превратившая его в прекрасное место для жизни. Казимир, к своему удивлению, понял, что мог бы здесь остаться — если, конечно, ему бы пришлось жить где-то на Земле.
Большие роботы городской службы медленно катились вдоль кромки воды, разрыхляя и разравнивая уплотнившийся песок, подготавливая пляж к очередному дню. На аллее вдоль пляжа стали появляться велосипедисты, бегуны, любители спортивной ходьбы, владельцы собак, скейтеры и другие приверженцы ранних прогулок. Казимир стал постепенно привыкать к увлечению граждан Содружества фитнесом и физкультурой, но наибольшее количество таких одержимых было, безусловно, на Земле. Независимо от возраста, начиная с двадцати и до пятидесяти, предшествующих омоложению, все носили ультрамодные спортивные костюмы. При виде их вспотевших, сосредоточенно нахмуренных лиц он с трудом сдерживал улыбку.
Вскоре он заметил, что на беговой дорожке очень мало молодежи. Но это обстоятельство было характерно для всего населения Земли. Он видел очень мало детей.
Один из гуляющих свернул с дорожки и по песку направился ему навстречу. Это был очень высокий человек лет тридцати, со светлыми волосами, сильно выгоревшими под калифорнийским солнцем. С ними контрастировали очень темные глаза, делавшие его лицо не столько привлекательным, сколько необычным. Мужчина был одет в простую белую футболку, шорты до колен и черные кроссовки.
— Казимир Макфостер, как я полагаю?
Он протянул руку с уверенностью человека, не допускающего ошибок.
— Да. — Казимиру потребовалось все его самообладание, чтобы не вытаращить глаза и не начать заикаться. — А вы — Брэдли Йоханссон?
— Ты ожидал кого-то другого?
— Половину местных копов.
Брэдли одобрительно кивнул.
— Спасибо, что пришел.
— Спасибо, что дали мне шанс. Я все еще никак не могу поверить, что вы реальный человек. Живой. Я так давно слышу о том, что вы для нас сделали, о вашей позиции и о том, чего это вам стоило. — Он махнул рукой, показывая на город. — Просто возмутительно, что они вам не верят.
— Давай пройдемся, — сказал Брэдли. — Не будем привлекать к себе внимание.
Казимир задумался, не оскорбил ли он великого человека. Нет, скорее всего, ему просто скучно. Сколько раз Брэдли приходилось выслушивать подобные восхваления от глупых восторженных юнцов?
— Конечно.
— Я все время забываю, как подобные места поражают людей, выросших на Дальней. Как ты привыкаешь?
— Вроде нормально. Очень стараюсь не удивляться всему на свете.
— Это хорошо. Как только усилия для этого больше не понадобятся и ты все будешь воспринимать как должное, тебе станет легче. Ну, что ты теперь думаешь о Содружестве? Стоит оно того, чтобы его спасать?
— Если бы и не стоило, все равно надо бороться. Я имею в виду — бороться за людей, за человеческую расу.
Брэдли улыбнулся, глядя на океан, глубоко вдохнул свежий утренний бриз.
— Правдами и неправдами. — Он пожал плечами. — Прости, это искаженная цитата, родившаяся задолго до тебя. И до меня, если уж говорить откровенно. Итак, ты считаешь, что оно стоит спасения?
— Да. Оно не совершенно. Мне кажется, накопленные знания и ресурсы можно было бы употребить с большей пользой. Люди испытывают еще немало трудностей, а этого быть не должно.
— Да ты идеалист. — Брэдли негромко рассмеялся. — Постарайся не слишком поддаваться Адаму, когда он станет рассказывать, каким будет общество после нашей победы. Это старый неблагодарный революционер-отступник. Но тем не менее весьма полезный.
— Чем он занимается?
— Ты сам узнаешь, когда встретишься с ним. Он скоро заменит Стига.
Казимир остановился. До пирса оставалось около трехсот метров. С моста, соединяющего пляж с берегом, сходили люди. Прямо перед ними часть пляжа была огорожена веревками. У входа стоял спасатель городской службы. Внутри никого не было.
