Похороны А. Миронова прошли в Москве 20 августа. За пару часов до гражданской панихиды к моргу Института имени Склифосовского приехал Иосиф Кобзон, который привез белый смокинг. Он объяснил Голубкиной, что этот смокинг Миронов примерял перед отъездом в Ригу, он ему очень понравился и они договорились, что после его возвращения с гастролей смокинг будет его. Но Голубкина захотела, чтобы ее супруг в день похорон был облачен в черный смокинг.
Самое ужасное, но, как и в случае с Анатолием Папановым, труппа «Сатиры» в траурных мероприятиях не участвовала, хотя правительство Латвии выделило артистам самолет. Приехало всего лишь несколько человек, а остальных Плучек не отпустил, уговорив продолжать гастроли. Со стороны это выглядело дикостью. Из жизни ушли два прославленных артиста Театра сатиры, те, которые, собственно, и составляли гордость труппы, а артисты даже не пришли на их похороны. Некоторые из коллег ушедших простить это Плучеку не смогли. Например, Зиновий Высоковский. По его словам: «Я ушел из Театра сатиры сразу же после смерти Миронова. Тогда в течение 10 дней не стало ни Папанова, ни Миронова. И, глядя на отношение руководства театра к этим событиям, я решил уйти.
Когда умер Папанов, театр находился на гастролях в Риге. Мне казалось, что в этот момент нужно отменить гастроли, приехать в Москву и отдать свой последний долг. Но гастроли продолжались. И Андрей Миронов играл творческие вечера вместо спектаклей, где был задействован Папанов. Потом, через несколько дней, умер Андрюша. Я не понимал: как же возможно – мир потерял двух таких людей! Мне казалось, что что-то должно измениться. Но театр жил своей жизнью, как будто ничего не произошло. А я уже не мог…»
Между тем, в отличие от актеров Театра сатиры, продолжавших свои гастроли, сотни тысяч москвичей проститься со своим кумиром пришли. Сначала к Театру сатиры, потом – на Ваганьку. Вспоминает Ф. Чеханков:
«Когда в день похорон Мария Владимировна зашла в театр, где на сцене уже лежал в гробу ее сын, зал страшно затих, словно притаился в ужасе. Все боялись, что сейчас что-то случится. Но ничего не случилось. Мария Владимировна молча села. И молча просидела всю панихиду. Потом нам признавалась: „Я бы рада заплакать. Я хочу заплакать! Потому что будет легче“. Но заплакать не могла. Горда была очень, что ли? Заплакать при всех, всем продемонстрировать свое неутешное горе, свое странное, дикое сиротство и вызвать, не дай бог, чью-нибудь жалость – этого чувство собственного достоинства ей не позволяло. Поэтому никто не лез к ней с соболезнованиями, с сердобольными словами. И никто ее не жалел. Для нее жалость была бы самым страшным унижением. После смерти Андрея эта знаменитая женщина приобрела вторую трагическую славу – семидесятипятилетняя мать, которая пережила такого сына…»
Об этом же дне вспоминает и Г. Горин: «С ночи москвичи выстраивались в траурную очередь на Садовом кольце. Так уже было несколько лет назад перед Театром на Таганке, когда хоронили Владимира Высоцкого. Теперь – на площади Маяковского.
Тысячи людей… Огромнейшая толпа…
На Ваганьковском кладбище – огромное скопление людей. Андрея проносили мимо них… К его ногам летел водопад цветов. Люди плакали, как плачут по самому близкому человеку. А из толпы кто-то кричал: «Передние, отойдите, нам тоже хочется посмотреть!» Было и такое…
Люди есть люди, толпа есть толпа. Никого не хочу осуждать. Прощание неотделимо от прощения…
Прощание не кончается. И сегодня у его могилы на кладбище с утра до ночи стоят сотни людей. Как помочь им не стать толпой, как объяснить, что надо отойти или по крайней мере опустить глаза, когда сюда приходят мать и близкие?..
На мою долю выпала участь сопровождать его в последней поездке по стране. На всей тысячекилометровой трассе от Риги до Москвы работники ГАИ выбегали, чтобы отдать ему честь, на всем пути незнакомые люди молча склоняли перед ним головы.
ЛЮДИ, которых он так любил…»
Как ни странно, но телевидение, которому Андрей Миронов посвятил многие годы своей жизни, в те скорбные дни даже не вспомнило о всенародно любимом артисте. Ни в день похорон, ни в последующие дни и недели ни один из каналов ЦТ не показал ни одного фильма или телеспектакля с участием Миронова. И первыми, кто вспомнил о нем, оказались телевизионщики ЛенТВ: именно там 5 сентября, спустя почти три недели после смерти Андрея Миронова, показали один из лучших фильмов артиста – «Фантазии Фарятьева».
Эпилог
31 августа на экраны страны вышел комедийный вестерн Аллы Суриковой «Человек с бульвара Капуцинов» (в Москве фильм начал демонстрироваться в лучших кинозалах: «Россия», «Октябрь», «Звездный»). Как мы помним, главную роль в нем – мистера Джонни Феста – играл Андрей Миронов. В отличие от «Следопыта» (еще одного вестерна с участием Миронова) его ждал феноменальный успех – «Человека…» посмотрели 39 миллионов 800 тысяч зрителей (2-е место в прокате). Такого повального успеха у фильма, где снимался Миронов, не случалось со времен «Бриллиантовой руки». Жаль, что сам актер до этого успеха не дожил. К слову, на III Международном фестивале «Женщины в кино», проходившем на родине вестерна в Америке, в Лос-Анджелесе, «Человек…» был удостоен Главного приза (вместе еще с одной картиной – чехословацкой).
В сентябре – октябре на киностудии имени Горького проходили монтажно-тонировочные работы по «Следопыту». Это был последний фильм с участием Андрея Миронова. И чтобы завершить работу над ним, ему не хватило нескольких дней (два дня съемок и три дня монтажа). После долгих поисков озвучивать Санглие был приглашен актер Московского театра имени А. Пушкина Алексей Неклюдов. Вот его рассказ:
«Мне дали послушать „рабочий голос“ Миронова (тот, что записывает камера) с шумами, посторонними звуками. Голос Миронова было не узнать: низкий… тихий… просто мурашки по коже. Андрей уже сильно болел. А когда его не стало, сценарий фильма переделали так, что персонаж Миронова в середине картины исчезает. А то, что Андрей Александрович успел сыграть, попросили озвучить меня. Я спросил режиссера: „Вы хотите, чтобы я говорил голосом того Миронова, который снимался в „Следопыте“, или мне постараться воспроизвести его обычный бодрый голос?“ Мы еще раз прослушали запись, и Любимов говорит: „Нет уж, давайте говорите тем голосом, к которому все привыкли“. Режиссер все время добавлял роль Миронова, писал текст даже к тем кадрам, где его персонаж появлялся на дальних планах, – ведь каждый кадр стал дорог!
Когда состоялся просмотр картины, многие даже не поняли, что это я озвучиваю. Значит, все было правильно сделано. И я сразу сказал, чтобы в титры мою фамилию не вносили…»
