…Меня держали особняком и от больных, и от врачей — перевели в отдельную палату, со мной не разговаривали, не пускали посетителей, не лечили, хотя я в этом нуждалась после ужаса происшедшего. Домой я вернулась только через два месяца. Меня встретила пустая и холодная квартира: все, что заработала, было унесено грабителями. Меха, бриллианты, фарфор. Что касается детей… Танечку взял к себе ее отец, а сына забрали в детский дом и долго потом мне не отдавали. Через год меня снова увезли в лечебницу, но уже вместе с сыном. На этот раз с помощью угроз и шантажа врачи заставили написать заявление о выходе на инвалидность. Я испугалась, что иначе будут держать там вечно, и согласилась… Тем самым я подписала себе смертный приговор — после этого я потеряла «Ленфильм» и 25 лет жизни: не снималась в кино, меня забыли, вычеркнули из памяти…»
Позволю себе не согласиться с последними словами актрисы: ее не забыли. Несмотря на те ужасные события, которые с ней произошли, тогдашнее телевидение периодически демонстрировало фильмы с ее участием. Я сам очень любил большинство из этих картин: и «Ждите писем», и «Встречу у старой мечети», и «Сергея Лазо», и бесподобную «Алешкину любовь». Правда, сериал «Тени исчезают в полдень» с середины 70-х показывать прекратили (последний раз показали в феврале 75-го, после чего положили на полку почти на десять лет).
Но вернемся в декабрь 76-го.
В четверг, 23 декабря, в Москву из Минска приехал Луис Корвалан. В газетах написали, что чилийские власти отпустили Корвалана под давлением мировой общественности. Обмен Корвалана был приурочен к 70-летию Брежнева, который считал лидера чилийских коммунистов своим личным другом. Он и встретил его как подобает настоящему товарищу: едва не задушил в своих объятиях и облобызал так, как иной мужчина не целует любимую женщину.
Вечером того же дня поэт Андрей Вознесенский выступал в Доме актера. В назначенное время зал был заполнен практически до отказа, но поэт почему-то не спешил выходить на сцену. Минуло пять минут, десять. Наконец кто-то обратил внимание, что в первом ряду пустуют два кресла. «Наверное, ждут кого-то из ЦК», — пронесся шепоток по рядам. Каково же было удивление публики, когда на эти места сели мужчина в старомодных очках и миниатюрная старушка, согнувшаяся под тяжестью похожего на шаль старомодного шарфа. Подавляющая часть публики видела этих людей впервые. Между тем имя старушки наверняка знали все — это была бывшая возлюбленная Владимира Маяковского Лиля Брик. Она только что прилетела из Парижа и, узнав о вечере Вознесенского, чуть ли не из аэропорта поспешила сюда, в Дом актера.
После концерта избранная публика, в том числе и Брик, была приглашена в директорский кабинет на импровизированный фуршет. На столе стояли шампанское, фрукты, конфеты. Там Брик выразила восхищение талантом Вознесенского и пригласила его завтра к себе в гости. Отказать женщине Вознесенский, естественно, не мог. Вот как вспоминает об этой встрече И. Ваксберг:
«Кутузовский проспект — возле гостиницы «Украина». На шестом этаже нас уже ждут. Из прихожей виден накрытый стол, посреди возвышается гигантская редька — такие растут только в Узбекистане.
Лиля Юрьевна отдохнула и теперь благоухает французскими духами. Ухоженное лицо, где морщины выглядят как искусная графика, кажется творением великого мастера. Ее рыжие, тронутые не скрываемой уже сединой волосы изумительно сочетаются с темно-карими глазами, серебряной брошью с большим самоцветом посредине, цепочками разноцветных бус и благородно-черным тоном модного платья, для нее сочиненного, ей одной посвященного. В кокетливые сапожки засунуты ноги немыслимой тонкости. Спички — не ноги…
«За стол! За стол! Адски хочу есть. Ни за кем не буду ухаживать — каждый берет сам».
А уж брать-то есть что!.. В Москве тех лет с пустыми полками магазинов — просто богатство. Икра, крабы, угри, миноги, заливной судак — память о детстве, копченый язык, колбасы всевозможных сортов… Французский сыр… Марокканские мандарины… «Не стесняйтесь — берите побольше: все из «Березки», я победила».
Впрочем, победа, пожалуй, одержана вовсе не ею. Арагон (Луи Арагон — французский писатель, коммунист. — Ф.Р.) прислал деньги, но в валютных магазинах продавали только вышедшую из моды одежду и устаревшую бытовую технику. Продуктов, даже и за валюту, едва хватало на иностранцев. Исключение из правил мог допустить только министр внешней торговли. Лиля ему написала — ответа не было полгода. Наконец, позвонил глава Госбанка Алхимов: «Вопрос утрясался… Рад сообщить: вам все-таки разрешили». «Утрясали» на самом верху, не иначе как с Сусловым. Ей-то бы он отказал, но не рискнул дразнить Арагона из-за каких-то миног. Поиздевавшись полгода, решил уступить. «Зато теперь у нас камамбер. И колбаса похожа на колбасу, а не на бумагу из туалета…»
Тот вечер закончится грустно: Вознесенский в самый разгар застолья внезапно сообщит, что ему и двум его спутникам надо успеть заскочить еще на одну вечеринку, и начнет прощаться. Брик будет в смятении: она-то рассчитывала, что компания просидит у нее до утра. «Я столько всего накупила, — растерянно произнесет она. — Конфеты… Торт… И больше никого не позвала…» Но поэт будет неумолим и умчится в морозную ночь, уводя с собой спутников. А Лиля Брик останется коротать вечер в компании своего верного спутника — Василия Катаняна.
Георгий Данелия продолжает работу над комедией «Мимино». За прошедшую неделю удалось снять несколько новых эпизодов: Мизандари и Хачикян ждут Ларису Ивановну у Большого театра (17 декабря), Мизандари на аэровокзале. 24 декабря, в первой половине дня, сняли сцену, где герой Кикабидзе, имея в кармане всего лишь несколько копеек, покупает в буфете аэропорта Внуково чай за 6 копеек. Он дает буфетчице (Лариса Барабанова) 10 копеек, а по поводу сдачи заявляет: «Сдачи не надо». А буфетчица отвечает: «И мне не надо».
Во второй половине дня сняли сцену, где на Мизандари в том же буфете обращает внимание пожилой мужчина — Волохов (Евгений Леонов). Поскольку Мизандари очень похож на его погибшего фронтового друга, Волохов думает, что это его сын, и берется разрешить все его проблемы.
Три дня спустя съемки переместились из аэропорта в Бутырскую тюрьму: там снимали эпизод, где Мизандари знакомится со своей молоденькой адвокатшей по фамилии Кукушкина (Марина Дюжева). Еще через два дня — 29 декабря — съемочная группа работала уже на родном «Мосфильме»: в приемной и кабинете гендиректора студии Николая Сизова снимались эпизоды, где Волохов приводит Мизандари к своему фронтовому приятелю (Николай Граббе). Но там выясняется, что Мизандари не имеет никакого отношения к их погибшему фронтовому товарищу.
Тем временем в театральных кругах столицы ходят невеселые слухи о руководителе Театра имени Моссовета Юрии Завадском: в конце декабря ему сделали операцию в хирургической больнице на Ленинских горах, но его состояние близко к критическому. Говорят, что у него рак. Драматург Леонид Зорин и режиссер Роман Виктюк 29 декабря пишут ему ободряющее письмо в больницу. Но предчувствия у них самые мрачные.
В эти же дни едва не умер и популярный актер Владислав Дворжецкий. Он находился в Ялте, где снимался в телефильме «Встреча на далеком меридиане», и в среду, 29 декабря, прямо в гостиничном номере у него случился инфаркт. Актер упал в обморок, и кто-то из постояльцев гостиницы тут же вызвал врачей. Но те инфаркта не распознали, сказали: «Давление у вас нормальное, а кардиограмма не показывает нам ничего такого, о чем можно волноваться». Однако заподозрив, что у Дворжецкого может быть что-то с легкими, направили его в Ливадийскую больницу. И только тамошние врачи установили: батенька, да у вас инфаркт, причем тяжелейший! Во медицина дает!
Тем временем продолжается роман Пугачевой и Стефановича. В один из тех предновогодних дней по предложению Стефановича влюбленные отправились в Одинцово, в новый грузинский ресторан «Сакартвело», который открыл Торнике Копалеишвили (теперь он владеет целой сетью ресторанов в Москве). И там во время ужина Стефанович внезапно предлагает Торнике переименовать его ресторан: мол, для русского слуха слово «сакартвело» непривычно. «А что ему привычно?» — спросил, в свою очередь, ресторатор. «Например, «Арлекино», — ответил Стефанович. «Это в честь кого?» — вновь спросил Торнике. «В честь вот этой девушки, — и Стефанович указал на Пугачеву. — Помнишь песню «Арлекино»? Это она ее поет». У Торнике аж челюсть отвисла. «Вай, какая удача!» — воскликнул он. Чувствуя, что он на верном пути, Стефанович продолжил натиск: «Значит, мы делаем так. Здесь на стене вешаем ее портрет, на сцене размещаем музыкантов, а ты каждому из посетителей не забываешь повторять, что Пугачева поет в твоем ресторане чуть ли не каждый вечер. И публика повалит к тебе валом». Забегая вперед, отметим, что эта задумка полностью удалась — ресторан действительно за короткий срок станет чрезвычайно популярен у столичной богемной публики.
