стал спускаться по лестнице. Тут он сделал все, что мог.
Из кабинета, неся в руках куртку Вик, вышел Эван. Он замер в коридоре, рассматривая её:
— Вики…
Наверное, она выглядела жалко — белые с темными отросшими корнями волосы, наверняка сейчас спутанные и лежавшие как попало, красные от усталости глаза, неприлично расстегнутая блуза, грязная юбка и такие же ботинки. Где остался её галстук, она не помнила. Впрочем, длинная черная лента, как змея, торчала из кармана брюк Эвана. А еще у Вик теперь две татуировки из-за бокоров, бешенные белочки их закусай!
Она устало подошла к Эвану, все понимая:
— Ты отправляешь меня домой? — её снова затянуло зеленоватой тиной безнадежности. Уж если Эван отправляет её домой…
Он оглянулся на плотно закрытую дверь:
— Там состоялся бунт. Меня отправили домой со словами, что у меня есть два заместителя, секретарь и Мюрай, и что мне нужно отдохнуть перед поездкой. Если твои дела тут закончены, то…
Вик заставила себя улыбнуться:
— Домой, Эван. Тут я больше не нужна.
Он накинул ей на плечи куртку и медленно пошел к лестнице:
— Может, заедем в ресторан? Или какой-нибудь трактир на набережной? Я давно тебя никуда не выводил… Можно прогуляться по парку или набережной. Или заедем в синематограф? Говорят, там крутят интересную комедию. Она прошлогодняя, но мы с тобой её не видели…
Ей почему-то показалось, что Эван хочет с ней попрощаться — красиво, в ресторане или на набережной, уезжая на битву, где не выжить, или боясь, что станет её убийцей.
— Эван… Не надо. Не прощайся так со мной.
Он остановился, ловя её за руки и крайне серьезно глядя в глаза:
— Вик… Солнышко… Не задумывайся, если мы не остановим Душителя. Бей сразу до смерти. Понимаешь? Даже если это буду я. Я предпочту…
— Смерть участи убийцы, — мертвыми, еле шевелящимися губами сказала Вик. Внутри неё все замерзло или превратилось в камень. Наверное, быть камнем хорошо — ни о чем не думаешь, ни о чем не переживаешь, как Гилл под воздействием эмпата. Только тогда вокруг камня начинает твориться зло, как было с Гиллом. Нельзя застывать душой, даже если так легче выжить.
— Именно, — кивнул Эван, прижимая её к себе. — Не думай обо мне. Думай о себе, хорошо?
— Хорошо, — прошептала она ему в грудь, чувствуя, как горячие слезы все же заскользили по её щекам. — Эван… Я не хочу… Я не смогу… Я не буду…
— Будешь, — твердо сказал он. — И сможешь. И сделаешь, потому что ты должна жить, кем бы ни был Душитель.
Она крайне невоспитанно разревелась, прямо в сорочку Эвана, пропахшую розовым мылом из дивизионной душевой. Сегодняшний день стал последней каплей, которая её сломила. Даже в Ривеноук не было так плохо — там она знала, что Эван есть, что Эван её ждет, что Эван жив, и она рвалась к нему, обещая себе прийти даже нежитью. Сейчас она боялась, что её заставят выбирать: её жизнь или жизнь Эвана. Или кого-то другого, но столь же дорогого ей. Даже если это будет Грег — это будет больно. Как после такого жить? Как выжили те восемь человек, которых назначили душителями? Или они не выжили… Она такого не переживет. Она и так слишком многих сегодня потеряла: Гилла, пытавшегося быть офицером и лером, когда даже сил нет, Фейна с лицом ангела, которого заставили узнать порок, незнакомого Марлоу, Тома и других… А еще есть Элайза и Чарльз, которых тоже обрекли на смерть… И дирижабли, и Аквилита, и…
Слезы текли и текли, наверное, те самые, которым она не позволила прорваться вчера, когда лера Клер дала понять, что на самом деле думает о Виктории. Бешенные белочки, до чего же больно…
Эван подхватил Вик на руки и понес на этаж выше — в свой кабинет. В коридор на звуки плача выглянул Брок, но его затянул обратно в кабинет Грег. Потом все же Брок вышел и спешно помчался в ближайшую чайную — вряд ли Вик оценит в качестве утешения кофе и боксерский мешок…
Одли в кабинете мрачно сказал:
— Почечуй…
Ему ответил Грег:
— Прости? Не понял.
— Геморрой, — вздохнул бывший сержант, а сейчас инспектор, полностью вкусивший за сегодня груз возросшей ответственности. Раньше его дело было маленькое: помощь в расследовании, сбор улик и опросы свидетелей, да и Мюрай всегда прикроет в случае ошибки, сейчас… Он подошел к таблице с именами жертв Душителя: — И что этой пакости надо от нашей Вики? Что вообще нужно Чернокнижнику. Ничего не понимаю…
Грег обвел руками таблицы с делом Чернокнижника:
— Это ваше. А это… — он посмотрел на вторую часть записей, касающуюся эмпата: — моё. Завтра в полдень вновь встретимся и обменяемся данными. А сейчас, простите, я пойду. Времени в обрез.
Одли помассировал ладонями лицо:
— Так… Себ… Когда там возвращается из Ариса Аранда?
Кейдж нахмурился, вспоминая:
— Завтра вечером должен прибывать поезд из Ариса. Если к тому времени, конечно, поезда нагонят опоздания — железнодорожный тоннель только-только открыли. А что?
Одли криво улыбнулся:
— Встретим нашего чернокнижника прямо на перроне! Нам есть о чем с ним поболтать.
* * *
Эван, сев на диван и устроив Вик у себя на коленях, вновь и вновь повторял:
— Я не прощаюсь, Вики… Солнышко, мы справимся… Прости, что так сказал, я думал, что тебе лучше знать мой выбор, чем не знать… Я не прощаюсь, Вики…
Он целовал и целовал её, ловя губами каждую слезинку и уговаривая улыбнуться, уговаривая быть храброй, потому что он не справится без неё. Когда Брок принес утешительный чай, она уже не плакала, только чуть вздрагивали её плечи после истерики. Эфир Брока вновь обнял её, утешая, но, сумасшедшие белочки, как же Вик хотела, чтобы это был Эван…
Хлопнула дверь — Брок ушел молча, чтобы не мешать. Эван осторожно спустил Вик со своих коленей на диван и подошел к столу, забирая чашку чая. Вик сидела, чуть сгорбившись — насколько позволял корсет, конечно. Маленькая, храбрая нера, которая все утро держалась, уже зная, что он станет её убийцей. Он потер висок. Дайте боги этого не допустить!
Вик обняла ладонями чашку, закрывая глаза и вдыхая аромат позднего лета: чай пах персиком и апельсинами. Только аквилитцам придет в голову так издеваться над благородным напитком: что-то добавлять в него, кроме сахара и молока.
Рука Эвана легонько скользнула по её волосам, заправляя короткую прядку за ухо.
Вик еле слышно прошептала:
— Бешенные белочки, прости, я просто рассыпалась, как сломанная кукла, прости… — она
