Не говоря ни слова, Роги разделил яичницу на две порции и показал Северену, как ее едят: надо все перемешать и есть ложкой, попутно макая лепешки в ароматную массу. Севви пришел в восторг от такого нарушения этикета и тоже повязал себе салфетку вокруг шеи.
– У меня идея, – продолжал Роги. – После завтрака мне надо наладить аппаратуру для выступления профессора Джеймса. Мы с техниками протянем в большой зал силовой кабель из трансформаторной и установим вспомогательный щит. Не хочешь помочь?
– У-у, угу! – отозвался Северен с набитым ртом.
Знаешь , перешел Роги на умственную речь, когда чем-нибудь занят, почти не замечаешь неприятных вибраций. Во всяком случае, мне всегда помогало.
У тебя тоже бывает хандра?
А ты думал? Карлики в желудке играют на расстроенных фаготах, и сороконожки катаются на коньках вдоль хребта.
Многие из этих Сыновей вправду хотят нас убить?
Да, Севви.
А нам даже обороняться нельзя, да?
Что за вопрос? Тебя разве не учили этике?
Я знаю этику альтруизма, просто спрашиваю, как бы ты поступил.
Ну, ведь я не вхожу в ту лигу, где состоишь ты со своими родителями и прочими гигантами мысли.
Отвечай прямо, не морочь голову!
Непротивление – благородный, но опасный идеал. Странно, что столько людей выступают за него. Лично у меня бы не хватило сил.
Но если забияк не остановить, они еще пуще разойдутся.
Дай Бог, чтобы этот вопрос остался чисто теоретическим.
Фил и Мори вслед за папой и мамой говорят, что верят в этику альтруизма, а я вижу у них в уме сомнение.
Верую, Господи, помоги мне в моем неверии!
Что-то вроде того. Конечно, наша этика правильна, благородна и подает пример нормальным, отец Энди говорит, что мы оказываем на них моральное воздействие… И все-таки я не понимаю, почему не правы русские умники, когда пытаются защитить свою страну, какой смысл быть благородным, если тебя все равно убьют?
Трудный вопрос. Когда найдешь на него ответ, Севви, скажи мне.
Люсиль и Дени проходили по забитому народом холлу.
Я хочу на минутку остановиться у газетного киоска, перед тем как идти на дискуссию Вандерлена , – сказала Люсиль. – Бог мой, сколько полицейских!
Начальник охраны вызвал сюда все свободные от дежурства наряды Нью-Гемпшира, да еще несколько из Мэна. Нам это недешево обойдется, а что делать?
Может, все зря? Ведь ни один из соглядатаев не заметил ничего из ряда вон выходящего.
Именно поэтому.
– Пожалуйста, упаковку аспирина, – попросила Люсиль продавщицу киоска. – А еще… Есть ли у вас сегодняшняя «Правда» на английском?
– Какого формата, мадам? Американского или европейского?
– Американского, если можно.
– Минутку. – Девушка повернулась к полкам.
Я же обещал тебе слетать в Москву нынче ночью и поговорить с Тамарой.
Люсиль с трудом сдержала раздражение.
Мне нужны разные точки зрения, не только твоя.
Все равно мы не в силах повлиять на тамошние события. Либо операнты победят, либо снова отправятся в ссылку. И я не знаю, что хуже.
– Наличными или записать на счет? – улыбаясь, спросила девушка.
Люсиль подала ей свою гостиничную карточку.
– На счет.
Армия и партия пойдут на союз с Тамариными оперантами только под силовым давлением , продолжал Дени. Принудительные действия не могут надолго обуздать панику населения или запугать врагов государства.
– Восемь долларов семьдесят три цента, мадам. В Нью-Гемпшире нет налога на добавочную стоимость, но на эту газету нам самим приходится делать наценку. Благодарю вас, желаю удачного дня. – Девушка подала Люсиль покупки.
Удачного дня ! – насмешливо повторила про себя Люсиль. Воистину, день будет удачный, только смотря для кого. Сегодня пикетов еще больше. Никакого ВЭ не надо, я и так слышу: «Головы долой! Головы долой! Головы долой!»
Дени направил в Мозг жены мягкий корректирующий импульс. И тут же скандирование утихло вместе с головной болью, что мучила ее с самого утра. Делегаты, прибывшие из других отелей, проходили мимо них, разбредаясь по залам заседаний, но их реплик не было слышно, и даже двигались они как-то осторожно, боязливо.
Ничего , сказал Дени, к вечеру все закончится. Поужинаем среди грозовых облаков, ионизация атмосферы сотрет у нас в умах обрывки ненавистных речей.
Ты не думаешь, что они могут последовать за нами на вершину?
Нет. Как они туда доберутся? Полиция перекроет все подступы. Сотрясение воздуха нам придется терпеть целый день, возможно, даже будут попытки прорваться сюда, но серьезной опасности нет. Я сегодня утром разговаривал с Ильей, и он сказал, что его ясновидящая жена пророчит великие события… А значит…
– Черт! – произнес он вслух. – Пейджер!
У Люсиль сжалось сердце. Дени нажал кнопку на ремешке часов, остановив назойливое покалывание, затем прочитал послание, проползшее по электронному циферблату.
– Я должен позвонить президенту.
Люсиль растерянно взглянула на него и выпалила:
НеСМЕЙлететъвВашиштонтыпредседателъконгрессатебе ВЫСТУПАТЬвечеромнаэтотразянизачтонестанупроизносить затебяречъчертвозъмикактыполетишъутебяниоднойчистой сорочки!
Он поцеловал ее в щеку.
– Не волнуйся. Ступай на дискуссию и смотри, чтоб никто не заметил, как ты в самые скучные моменты читаешь газету.
И удалился в офис управляющего отелем, где был установлен аппарат высокочастотной связи на случай чрезвычайных обстоятельств.
Киран О'Коннор включил обезболивающее устройство, презирая себя за трусость и в то же время приветствуя мгновенное отупение, охватившее нижнюю часть тела. Освобождение, близкое оргазму. Без десяти минут полдень, надо немного встряхнуться перед встречей с Виктором. К счастью, она не займет много времени.
Прости меня, Черная Мать, я скоро вернусь. Дам-нам-там-там-нам-дам-нам-дам-там.
Дальним слухом он впитывал плеск водопада по гранитным уступам. Порывы ветра вздыбили каскад, точно варево в ведьмином котле. Если бы кто-то рискнул сейчас подняться на обзорную площадку – как пить дать, промок бы до нитки. Но таких смельчаков не нашлось. Лишь серебристый «мерседес» Кирана одиноко стоял у дороги.
Он взял машину напрокат в Монреале и пригнал ее на условленное место, недалеко от станции железной дороги, откуда отправлялся поезд-кукушка на вершину Вашингтона. Слава Абсолюту, почти все триста сорок пять километров удалось пройти на автопилоте; он даже вздремнул малость. Чтобы сбить со следа сыскарей из министерства юстиции, О'Коннор отправился из Чикаго в Нью-Гемпшир через Сиэтл, Крунг-Теп, Бомбей, Йоханнесбург, Фьюмичино, Гэтвик и Монреаль и оторвался от самого настырного соглядатая в хаотическом нагромождении взлетных полос аэропорта Леонардо да Винчи. Теперь он уверен, что ни одна ищейка не возьмет след, а уж тем более – не выявит его связь с Виктором Ремилардом и местным отделением Сыновей Земли. Единственное потенциально слабое звено – Шэннон; что-то уж очень она притихла с тех пор, как выдала своего болвана мужа. Но, по идее, она должна быть еще меньше заинтересована в том, чтобы контакт Виктора Ремиларда с империей О'Коннора стал достоянием генерального прокурора.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
