— Ну и что? — повторила она. — Папа не говорил, что это опасно.
— Он давал подписку о неразглашении. Я не давала, поэтому говорю. Разве папа не велел тебе ехать домой и не показываться на даче, пока он не закончит работу?
Алиса посмотрела на ключ от машины, брошенный на столе.
— Я заехала, потому что забыла сумку, — объяснила она. — Мне уже пора в институт.
Со странным ощущением Мира возвращалась в лабораторию. Впечатление абсолютного маразма преследовало ее сегодня. Впечатление опоры, уходящей из-под ног. Отслоение от реальности, которое напугало ее в Париже. Страх, который теперь преследовал ее всюду. Убеждение, что все происходящее с ней, происходит понарошку, словно в сказке, в которую девочки верят по дурости малолетства, и перестают верить, когда вырастают. С возрастом те же девочки верят в другие сказки. Девочки растут, сказки меняются. Мира еще не умерла, но верить перестала. Она стояла ногами на бетонном полу, но не чувствовала опоры, она видела профессора Боровского и хрональный туман, но не верила глазам своим. Мира испугалась, что все вокруг нее — один большой, красочный фантом, и только фантом, и ничего, кроме фантома, который управляет собою сам. Одиночество проникало в душу графини вместе со страхом. Она не знала, где именно совершила ошибку. В чем прокололась? Как сорвалась с колеи? В какой момент она перестала быть человеком и кем стала?
— Я понял ошибку, — ответил профессор на ее растерянный взгляд. — Я понял, что произошло, Мира. Проблема сложнее, чем мне казалось. Мы изучаем не тот объект. Ты — тот объект, который надо изучать в первую очередь, чтобы понять природу дехрона. В тебе ключ, который откроет любую дверь. Не пугайся, — предупредил Боровский. — Ничего не бойся и не суетись. С этой минуты мы начинаем изучать тебя.
— Нет, — Мира отступила на шаг от туманного столба. — Не сейчас.
Боровский обесточил прибор, кристалл померк, туман осел в металлический таз, линзы заискрили протуберанцами.
— Что такое? Излучение искажает твой мир, — догадался профессор. — Мира? Что с тобой?
— Не обращайте внимание.
— Мира, ты понимаешь, что с тобой происходит? Ты понимаешь, что вообще происходит на свете?
— Дело не во мне, Натан Валерьянович. Дело в вашей Алисе.
— Не хитри, Мира, не уходи от разговора.
— Ни в коем случае, Натан Валерьянович. Я просто предупреждаю по-хорошему: если кого точно надо выпороть и запереть, так это вашу дочь.
— Почему? — насторожился Натан.
— Потому что девчонка по уши влюбилась в Зубова, — объяснила графиня. — Вы понимаете, что это не самый подходящий субъект?
Желание изучать графиню Виноградову оставило профессора вмиг. Он сел на табурет и стал обрабатывать информацию мелкими файлами. Сначала профессор вспомнил, кто такой Зубов, потом сообразил, что Алиса Натановна приходится ему родной дочерью. Вскоре до Натана дошло, что Зубов и впрямь не годится в зятья Розалии Львовне. Шевелюра Боровского встала дыбом.
— Влюблена в Зубова? — уточнил он. — Этого не может быть! Нет, Мира, это невозможно! — категорически заявил профессор, словно поставил неуд в зачетку.
— Влюблена вдрызг, — подтвердила графиня. — Надеется перехватить трубку, если он еще раз позвонит сюда.
— Не может быть, чтобы Георгий…
— Бог с вами, Натан Валерьянович. Я видела педофилов. Жорж не из их числа, но впечатление на юных дев производить умеет. Именно в таких мужиков влюбляются с первого взгляда, и, как правило, безответно. Я не уверена, что Жоржа это волнует. Мне кажется, он старше всех друидов на свете. С другой стороны, не пытается ли он завербовать вашу дочь, чтобы держать под контролем все, что творится на этой даче? Что с вами, профессор? Хотите сказать, что на сегодня работа закончена?
— И что же мне делать? — растерялся Натан. — Мира, надо же что-то делать? Куда она поехала?
— Не волнуйтесь, Натан Валерьянович, не к Зубову. Но меры принимать действительно надо: если вы не намерены посвящать ребенка в свои дела, надо принимать меры, пока не поздно… пока она не влезла к вам в лабораторию, и не поняла, с кем и с чем вы имеете дело. Если собираетесь посвящать…
— Мира!
— Хорошо, я сама поговорю с Жоржем. Вы слишком закопались в работе, Натан Валерьянович, перестали видеть разницу между техническими проблемами и гуманитарными. Чтобы разобраться с окружающим миром, нужно сначала навести порядок в собственной голове. А вы, чуть что, хватаетесь за приборы. Натан Валерьянович, алло? Вы где? — Стеклянный взгляд профессора застыл на графине. — Вы опять изучаете не тот объект! Понятно? Вы всю жизнь изучаете не те объекты…
Боровский выбежал из лаборатории на улицу и сел в машину.
— Натан Валерьянович! — окликнула его Мира. — Хотите, я поеду с вами?
— Мира! — рассердился Натан. — Тебе нужно отдыхать после травмы, вот и отдыхай! Ходи в лес, дыши воздухом! Ляг, выпись, наконец! И не вздумай напиться в мое отсутствие! — воскликнул он и умчался вслед за Алисой.
— Довела мужика, — произнес Артур. — Уж насколько Валерьяныч спокойный дядька, и тот не выдержал.
— Скрытый темперамент добавляет мужчине сексуальной привлекательности, — заметила графиня. — Эх, не попался мне Натасик до того, как был схвачен Розалией Львовной…
— Ты, что ли, Валерьяныча домогалась?
— Кто кого домогался — большой вопрос.
— Что он от тебя хотел?
— Удочерить, — ответила Мира, вглядываясь в горизонт, — и по возможности выпороть. Что там за крест торчит среди поля?
— Я думал, вы подрались: два ноль в пользу Валерьяныча по очкам, — подсчитал Артур. — И на тебе… удрал с ринга. Можно присудить вашему сиятельству победу нокаутом. Честно, что ты с ним сделала?
— Я только оборонялась! — объяснила Мира. — Артур, что это там?..
— Да ладно. Хотел бы я видеть дурака, который на тебя нападет.
— Этого здоровенного креста раньше там не стояло.
Деев отложил кисточку и вгляделся в даль, открытую за горелой рощей.
— Его там и не было. Его после катастрофы поставили родственники умерших. Теперь ездят сюда на машинах, местность обгаживают. Валерьяныч очень сердится.
— Давно стоит?
— С зимы.
— Его не было еще час назад. Наверно, прибор Валерьяныча глючит.
— Это ваше сиятельство глючит. Я ж вез тебя ночью в хлам пьяную. Сначала встать не могла, потом дверь забодала…
— Пойду, посмотрю.
— Постой! — окликнул ее Артур. — Тебе же доктор звонил…
Мира пошла к объекту прямиком через поле. Огромный деревянный крест парил над землей, взмывал в небо и проваливался в ложбины. У графини кружилась голова. Наглый фантом определенно над ней издевался. Ноги графини увязли в грязи. Она остановилась, закрыла глаза и приказала кресту приблизиться. На мраморной плите у подножия монумента были высечены фамилии погибших. У плиты валялись увядающие гвоздики. «2 ноября…» прочла графиня и не смогла вспомнить, какой сейчас год. «Вопиющий бред, — решила она. — Это что еще за календарные новости? Сентябрь, октябрь, декабрь, январь… — графиня пересчитала месяцы года по пальцам и осталась довольна. Десятка была в комплекте, пальцев для лишнего месяца не осталось. — Бред!» — повторила она и еще раз зажмурилась. Графиня дождалась, когда внутри нее созреет абсолютная убежденность в том, что перед ней не реальный предмет, а плод воображения, сон, увиденный наяву. Такой же противоречивый и безобразный, как все предыдущие сны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
