— Что, Мирочка? — заметила она графиню. — Замаялась?
— Вам помочь, тетя Сима?
— А чего мне помогать? Ты лучше поди мороженое поешь, вон оно в морозильнике. Женька привез, девки мои не хочут, а у меня уж зубов нет.
— Мороженое можно есть без зубов.
— Да разве ж его угрызешь, такое холодное? А ты поешь… Какой парень Женька! Вот же повезет кому-то. Лишь бы девка добрая попалась. Ты к нему присмотрись, присмотрись.
— Присмотрюсь, тетя Сима, присмотрюсь… а разве Ниночка с Лизой поссорились?
— Чего это?…
— Что-то они не разговаривают.
— Как же не разговаривают? Вот залезут на сарай и мурлычут между собой. Это они при тебе робеют. Так ты в их комнату спать ложись, они и ночью бормочут.
Графиня Виноградова так и поступила. В следующую ночь она, наконец, услышала то, что Сима называла мурлыканьем и бормотанием.
Мира Виноградова считала себя способной к языкам. Не изучая специально итальянский, она научилась понимать его по аналогии с французским, не беря в руки учебника немецкого языка, она понимала все, что говорила фрау Марта. Первый раз в жизни самомнению графини был нанесен удар. Элис действительно бормотала по-немецки, но ее язык так ослаб, что внятному переводу не поддавался. В лексиконе стали попадаться русские слова, переделанные на немецкий манер, мудреные припевки и приговорки, которым ее обучила Марта. Ниночка в ответ булькала, свистела и плевалась, поэтому немецкий язык Элис, и без того «богатый», обогатился нечленораздельной инопланетной «матершиной». Мира не смогла заснуть до утра, она не поняла ни слова, но готова была поклясться, что девчонки, среди прочего, обсуждали моральный облик кота Мартина и нелестно отзывались о его мужском достоинстве.
Первый контакт состоялся через двое суток непрерывного преследования графиней Виноградовой парочки неразлучных подруг. Сначала Ниночка и Элис перестали обращать на графиню внимание, потом обратились к ней сами:
— Дай ей твою сумку, — попросила Элис за подругу.
— Зачем? — удивилась Мира.
— Там есть маленькая красная штучка…
— Какая штучка?
— Он накрасит губы, будет красивой и всем понравится.
— Боже мой, — осенило графиню, она вынула из сумки помаду, а Ниночка немедленно взяла ее ручкой, открыла колпачок и попробовала на вкус.
Дело обстояло гораздо проще, чем казалось графине. Ей позорно не хватало лексического запаса. На третий день графиня Виноградова в Симиных резиновых сапогах потопала по раскисшей дороге в соседний поселок, чтобы добыть словарь. В школьной библиотеке ей предложили только учебник шестого класса, который не смог удовлетворить запрос. Несчастная графиня продолжила слушать мурлыканье и бормотание.
— Когда ты уедешь? — спросила ее однажды Элис. Мира пожала плечами. Самооценка графини упала так низко, что она предпочла язык жестов. — Привези конфеты, — попросила девочка.
— Хорошо, — ответила графиня.
Чем дальше, тем больше взрослая тетя производила на немецкого ребенка впечатление олигофрена. Однажды девочка встала среди ночи, чтобы помочь тете найти на стене выключатель.
— Элис, — спросила вдруг Мира, расхрабрившись, — почему твоя подруга не хочет говорить с людьми?
Девочка странно посмотрела на нее в ответ. То ли не поняла вопрос, то ли не пожелала на него ответить. А вероятнее всего Мира неправильно построила фразу. Контакт не произошел.
На следующий день Женя Русый вернулся на хутор с конфетами и полными сумками пропитания.
— Нет, — покачал головой доктор, выслушав доводы графини, — этак мы не продвинемся. Словарь нам не поможет. Нет времени на ликбез. Еще немного и она забудет родной язык, а русский не выучит. Если ты не смогла, никакой переводчик не решит проблему. Нам нужен человек, которому можно доверять. Живой носитель языка, желательно из той деревни, где выросла девочка, желательно тот, кто знает ее особенности развития. У тебя нет на примете какого-нибудь Ганца или Фрица, который может сюда подъехать?
— Есть одна сволочь, — призналась графиня.
— Пригласи его на рыбалку.
— Однако…
— А, собственно, почему нет?
— Лучше пригласить Жоржа.
— Чтобы он забрал Ниночку и спасибо не сказал? Чтобы человечество никогда не открыло для себя тайну пришельцев? Ты не знаешь, какой он скрытный тип? Это наша удача, пойми. Второй удачи не будет. Когда я говорю, «наша», я имею в виду человечество, а не существо, подобное Жоржу.
— Кажется, Натан Валерьяныч знает немецкий.
— Даже ты не смогла разобрать ее болтовню… — махнул рукой доктор. — Собирайся, поедем в райцентр звонить «сволочи». Ты ему скажи, что принимающая сторона все гарантирует на уровне интуриста: и пикничок, и шашлычок, и водочку, и селедочку…
— Подожди, — остановила его графиня, — дай-ка подумать.
— Чего там думать? — удивился Женя. — Как будто у нас есть выбор.
В тот день телеграфистка райцентра Виноградовка второй раз в жизни услышала живой французский язык.
— Что ты от меня хочешь? — не понимал Хант. — Чтобы я приехал в Сибирь?
— Ты только доставь свою задницу в аэропорт и возьми билет до Екатеринбурга.
— Подожди, я должен посмотреть карту…
— Не смотри, голова закружится. Просто возьми билет и ни о чем не думай.
— Это смешно, Мирей!
— Ханни, мне нужен переводчик с «баварского» языка на какой-нибудь человеческий…
— Я что, последний немец на свете? Поближе никого не нашлось? Найми, я все оплачу.
— Ты не понял. Мне нужен переводчик, которому небезразлична судьба Элис. Может, тебе неинтересно, но у меня появился шанс ей помочь.
— Не надо считать меня идиотом! Я потратил на врачей состояние. Медицина ей ничем не поможет.
— Разве я о медицине? У меня есть идея, как помочь девочке. Для этого мне нужен переводчик, которому я могу доверять, которому ее будущее небезразлично так же, как мне.
— Мирей, я боюсь этих русских, — признался Хант.
— Я сама их боюсь, но ехать надо. Причем срочно. Ханни, что за припадок ксенофобии? Русские такие же придурки жизни, как ты. Дело верное… если, конечно, выгорит. И русские тебя не укусят. Я им не позволю тебя кусать.
— Ты — другое дело. Ты хотя бы знаешь язык…
— Ну и что? Ханни, поверь, что из всех моих знакомых ты больше всех похож на русского, просто не имел случая об этом узнать. Ты должен был родиться в России, но вместо тебя здесь оказался ни в чем не повинный баварский сосисочник, который вынужден жить по Конституции и заниматься сексом по Камасутре.
— Мне поздно менять свою жизнь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
