— Ответ убедителен… И наконец, две последние позиции, Мюллер… Сделайте так, чтобы ваша служба получила тревожный сигнал из Фленсбурга, с морской базы гросс-адмирала Деница, по поводу того, что на борту подводной лодки особого назначения ведутся недопустимые разговоры среди офицеров флота… И начните там работу … Договоритесь с людьми, обслуживающими подводный флот, чтобы они согласились на введение в экипаж пятерых ваших наиболее доверенных коллег… Пусть они едут туда немедленно… Пусть они знают, что без вашей команды эта подводная лодка не вправе отойти от пирса ни на сантиметр… А вот эту папку с рядом вопросов по делу Рудольфа Гесса я доверяю не вам — а памяти ваших внуков. Прочитав это дело, можно сохранить главную тайну рейха или, наоборот, потерять ее, что вообще-то обидно. — Словно бы испугавшись того, что Мюллер спросит его о чем-либо, Борман быстро поднялся, передал папку группенфюреру и сказал: — До свиданья, вы свободны!
…Потом он принял Кальтенбруннера, проверив по часам невозможность даже случайной встречи Мюллера со своим непосредственным начальником; прочитал три странички, написанных в концлагере Канарисом, поинтересовался, насколько эти данные интересны, выслушал ответ, из которого явствовало, что такого рода информация в картотеках РСХА не зарегистрирована, не говоря уже об отделах армейской разведки, спрятал листочки в сейф, заметив при этом:
— А вот через меня такого рода информация проходила, Кальтенбруннер, и это не та информация! Канарис отдает вам шелуху, попробуйте с ним еще чуток поработать, но, мне сдается, ставить на него нет смысла — выскользнет … Если снова начнет финтить — ликвидируйте его: нечего переводить лагерную брюкву и кофе на бесперспективного человека…
Затем он попросил Кальтенбруннера устроить для него встречу с посланником Парагвая таким образом, чтобы ни одна живая душа, кроме них двоих, об этой встрече не знала, и отправился встречать Кейтеля, который с минуты на минуту должен прибыть из Майбаха для ежедневного доклада фюреру о положении на фронтах…
…А поздно вечером, за час перед вечерним совещанием в ставке, к нему позвонил Штирлиц.
— Через два дня, — сказал Штирлиц, когда они увиделись, — ночью, в генеральном консульстве Швеции в Любеке рейхсфюрер Гиммлер начнет новый тур переговоров с графом Фольком Бернадотом. Эти сведения абсолютны, и я счел своим долгом сообщить вам об этом немедленно…
— Спасибо, — задумчиво откликнулся Борман. — Если бы я не верил вам и не имел возможности перепроверить такого рода факт, я бы счел это бредом… Не за границей, а здесь, не тайно, а на глазах нации, в рейхе! Немыслимо! Вы сообщили об этом Мюллеру?
— Нет.
– Сообщайте теперь ему обо всем, Штирлиц. Чем дальше, тем мне будет труднее уделять для вас время, вы понимаете, как серьезна ситуация. Доверяйте Мюллеру как мне, он получил мои рекомендации по большинству позиций, которые всех нас беспокоят.
Вернувшись в бункер, Борман прошел в маленькую комнату, где постоянно жил его помощник штандартенфюрер Цандер вместе с двоюродным братом Бормана, начальником гвардии охраны Альбрехтом, и, плотно прикрыв дверь, сказал:
— Цандер, кто из близких рейхсмаршалу людей послушает вашего совета?
— Майор Йоханнмайер, — ответил Цандер.
— Да нет же, — досадуя чему-то, возразил Борман. — Он теперь адъютант фюрера, а не человек рейхсмаршала… Я спрашиваю про тех, кто постоянно находится вместе с Герингом…
— Полковник Хубер. Он готов оказать мне любую услугу.
— У него шрам на лбу?
— Да.
— По-моему, кто-то из его родственников по жене был связан с заговорщиками? Чуть ли не двоюродный дядя?
— Именно поэтому я и могу на него положиться.
— Кандидатура хороша… Вы ему верите абсолютно?
— У меня есть к этому все основания…
– Хорошо… Вы должны начать с ним работу в том направлении, что Герингу пора подумать о скорейшей передислокации в Альпийский редут, дабы именно оттуда продолжать борьбу с врагом… Руководить авиацией из Каринхалле невозможно… Вы должны мягко, но точно напомнить Хуберу, а тот, в свою очередь, рейхсмаршалу, что здесь, в канцелярии, может произойти всякое, поэтому приказ фюрера о том, что именно он, Геринг, назначен преемником Гитлера, имеет огромное значение для судеб нации, особенно если вышепоставленные изменники добьются успеха в тайных контактах с врагом… Пусть этот Хубер постоянно напоминает Герингу, что мир возможен лишь между солдатами, а Гиммлер никогда не был солдатом, потому-то фюрер и освободил его от должности командующего группой армий «Висла»… Да, да, приказ уже готов, я передам его вам… А он, Геринг, солдат, этого у него никто не отнимет… Более того, пообещайте Хуберу постоянно держать его в курсе событий, происходящих в бункере. Еще конкретнее – войдите с ним в сговор, сыграв роль человека, обреченного мною на гибель… Пообещайте ему передать в нужный момент закодированным текстом ту дату, когда Геринг должен будет провозгласить себя преемником фюрера.
…
«ЦЕНТР . Генерал Гудериан смещен с поста начальника штаба германской армии. Его преемник — Ганс Кребс, в прошлом оказавшийся в опале, судя по словам Мюллера, потому, что был „чрезмерно уважителен по отношению к русским“. ЮСТАС».
«ЮСТАСУ . Можете ли получить информацию о мере готовности Кребса для контакта с тем, кого мы вам назовем? ЦЕНТР».
Начальник разведки напрасно ждал немедленного ответа на эту телеграмму, отдавая себе отчет, сколь большой интерес она вызовет в Берлине у тех, кто вел свою игру.
Штирлиц чувствовал, как в Центре ждут его ответа, ему теперь было до конца ясно, что его поняли дома, но он не стал отвечать, зная, что Мюллер сейчас сидит в своем кабинете, прикидывая тот вариант ответа Москве, который ему выгоден, причем — вполне вероятно — он решит обсудить эту препозицию с Борманом и лишь потом придумает такую ситуацию, при которой скажет о Кребсе то и так , что неминуемо заинтересует Штирлица.
…Мюллер приехал к нему без звонка, под утро, измученный, с тяжелыми синяками под глазами.
Включив приемник, он нашел волну Лондона, настроился на музыкальную передачу и только после этого тяжело опустился в кресло.
– Сейчас я расскажу вам нечто такое, – сказал он, покашливая, – что всякому здравомыслящему члену Национал-социалистской партии покажется вздором и ужасом, однако идиотизм положения заключен в том, что каждое слово в этом документе, – он тронул мизинцем папку, переданную ему Борманом, – истина. Посмотрите это, Штирлиц. Посмотрите так, как это умеете делать вы, и объясните мне, что это такое…
Информация к размышлению — V (Гесс)
…
«Новые данные, которые получила наша служба „заграничных организаций“, вынуждает НСДАП вернуться к делу Рудольфа Гесса, получившего членскую книжку партии и золотой значок под номером „17“ в один месяц с фюрером, после того как они отбыли заключение в одной камере тюрьмы Ландсберг, где была написана „Моя борьба“ — им, Гессом, под диктовку Адольфа Гитлера.
Возвращение к этому делу вызвано тем, что служба личной референтуры Гиммлера отказалась дать ответы на ряд вопросов, возникших в связи с информацией, поступившей из Лондона, где ныне находится Р. Гесс или же тот, за кого выдают некоего человека сотрудники британской секретной службы.
Не дали вразумительных ответов также и те люди из окружения рейхсмаршала Геринга, которые — в силу возложенных на них задач — обязаны были знать о полете Гесса все, поскольку именно они отвечали и за производство боевых машин, и за наблюдение за всеми самолетами, появлявшимися в небе рейха начиная с 1 сентября 1939 года.
Итак, по пунктам:
1. 10 мая 1941 года в 17.45 из Аугсбурга под Мюнхеном вылетел самолет марки „Мессершмитт-110“, названный „церштёрером“, — без двух дополнительных баков для бензина под крыльями. (В деле имеется фотография самолета, на котором улетел Гесс, изъятая при аресте у его адъютанта Пинча.)
2. 10 мая 1941 года в 22.00 радары британской авиации засекли пролет одиночного самолета в направлении Холи-Айленда в Нортумберланде (сведения получены от агента „С-12“, внедренного в ВВС Великобритании по линии „заграничной организации НСДАП“).
3. 10 мая 1941 года в 22.50 неизвестный пилот парашютировался в Шотландии, а самолет марки „Мессершмитт“ потерпел аварию. Пилот в дальнейшем заявил, что он — не „капитан Хорн“ — как назвал себя вначале, — но заместитель фюрера Гесс. Он прибыл сюда с миссией мира для бесед с принцем Гамильтоном, другом его приятеля Альбрехта Хаусхофера; „мессершмитт“, который назавтра был обнаружен на картофельном поле, имел два дополнительных бака для горючего.
