Такова судьба Ганнибала – злейшего врага римлян, или, как говорили они сами, Врага № 1, которому не хватило самой малости, чтобы поставить Рим на колени!
И всякий раз, когда Рим снова оказывался в опасности, а его национальное единство под угрозой, в памяти народной первым всплывал образ Ганнибала – как символ давней беды, взывающий к единству и сплоченности. А харизма его имени была такова, что спустя века после его смерти римские матери имели обыкновение пугать расшалившихся детей грозным возгласом: «Ганнибал у ворот!»
«Это был самый отважный человек и, возможно, самый непредсказуемый; человек изумительной дерзновенности и уверенности в себе; человек с поистине неохватным кругозором. В 26 лет он умел постичь вещи, другим казавшиеся непостижимыми; умел добиться того, что другим представлялось неосуществимым. Покинув родину, он ринулся в края, населенные чужими, враждебными народами, поставив перед собой цель – покорить их всех; пересек Пиренеи и Альпы, считавшиеся непреодолимой преградой, и, потеряв половину армии, вышел в Италию, где его ждали только новые битвы; захватив в конце концов эту страну, он на протяжении 16 лет удерживал ее в своей власти, не раз подвергая смертельной опасности столь сильного врага, как Рим, и не выпустил своей добычи до тех самых пор, пока его противники не усвоили им же преподанных уроков и не перенесли место схватки на его родную землю».
Эти строки, проникнутые восторженным энтузиазмом и искренней теплотой к Ганнибалу, принадлежат перу человека, чья судьба отчасти похожа на его судьбу. Его звали Наполеон Бонапарт.
Эпилог второй, или Лаконичный
В судьбе Публия Корнелия Сципиона Африканского все очень просто: римская политическая система той поры не предполагала кому-либо иметь слишком много власти или влияния. Именно она не позволила Публию не только повторить свои ранние деяния, но и, тем более, превзойти их. Спаситель Рима оказался вытеснен из политической жизни и умер далеко еще не старым человеком – ему было всего лишь 52 года (в таком же возрасте умер и Наполеон Бонапарт!) – разочарованным в людях и стране, в добровольном изгнании в один год со своим знаменитым соперником, строго-настрого завещав похоронить себя за пределами своего Отечества.
Полководческая харизма Публия Корнелия Сципиона предельно проста!
Он во время тяжелейшей, неудачно складывавшейся для его страны войны сумел начать тактическую эволюцию римского легиона (закончится она лишь век спустя), что само по себе редчайшее явление. Именно она позволила его армии, с помощью удлинения пехотных флангов за счет поэтапного выхода на их края задних линий, добиваться двойного флангового охвата и побед, приходивших, в том числе, после энергичного преследования отступающего и бегущего неприятеля.
Кроме того, П.К. Сципион Африканский был не только гениальным полководцем, переигравшим другого гениального полководца (редчайший случай в мировой истории!), но и политиком нестандартного формата, если не сказать иного измерения. Он предлагал своим согражданам ту модель МiРА, к которой человечество подошло лишь спустя… пару тысячелетий – на рубеже XX и XXI веков!
По крайней мере, так кажется сегодня…
Более того, Публий Корнелий Сципион навсегда остался для современников и потомков непонятым и недооцененным, возможно, по причине его некой внутренней отстраненности от «приземленности» основной массы его сограждан – простых людей. Опуститься до их интересов он не пожелал, а поднять их в свой «космос» ему было не под силу. Просвещенные («продвинутые») потомки считали его «звездным юношей» не только снаружи, но и внутренне: по сути дела телесно он был среди людей, но мысленно-сознательно парил над ними.
Как известно, талант отличается от гения тем, что талант находится «во власти человека», а гений – это «такая власть, в которой находится… человек».
…Между прочим, на примере судеб Ганнибала и Публия Корнелия Сципиона Африканского мы лишний раз убеждаемся, что, как гласит древняя пословица, «неблагодарность по отношению к своим великим сыновьям – характерная черта сильных народов»! Не так ли?!.
P. S. Прошли годы, и приемный внук Публия Корнелия Сципиона Африканского — Публий Корнелий Сципион Эмилиан Африканский и Нумантинский – в 146 г. до н. э. довершил дело «деда»: в ходе Третьей Пунической войны (149–146 гг. до н. э.) разрушил Карфаген до основания. Так завершилась самая кровавая и продолжительная война в истории Древнего мира. С разрушением Карфагена Риму никогда, вплоть до нашествия варваров, не приходилось больше сталкиваться с врагом, более опасным, чем Карфаген и его самый знаменитый сын – Ганнибал. Варварски уничтожив Карфаген – стерев его с лица земли, – Рим явно рассчитывал на то, чтобы память о былой славе Карфагена ушла в прошлое. Все должны были знать и помнить лишь о величии Рима. Но жестокость вызвала обратный эффект: Карфаген на тысячелетия сохранился в людской памяти.
…Кстати, Публий Корнелий Сципион Эмилиан (185/184—129 гг. до н. э.) был внуком печально известного Эмилия Павла-Старшего, погибшего в каннской мясорубке, и сыном консула Эмилия Павла-Младшего, победившего македонскую фалангу в эпохальном сражении при Пидне в 168 г. до н. э., где П.К.С. Эмилиан не только участвовал, но и сумел отличиться. Его старший брат тоже был усыновлен, но только семейством Фабиев, где также недоставало наследников мужского пола, под именем Квинта Фабия Максима Эмилиана. Усыновление наследника или наследников для сохранения родового имени было обычным явлением среди сенаторской аристократии Рима, и усыновленный ничем не отличался от настоящего сына. Он юридически становился членом новой семьи, и та относилась к нему как к родному. Но это не исключало сохранения усыновленным сильной связи с его кровными родителями. Усыновленный получал полностью новое имя, от старого оставалось только измененное родовое имя – в данном случае Эмилиан. И последнее на эту щекотливую тему: два младших сына Эмилия Павла-Младшего скоропостижно скончались в возрасте 14 и 12 лет, когда их старшие братья уже давно были усыновлены, а обратного действия римский закон об усыновлении не имел. Таковы гримасы Судьбы…
Лишь после того как руины великого города отпылали в огне 17-дневного пожара, призрак нового Ганнибала перестал тревожить воображение завоевателей мира – римлян. Глядя на зарево гигантского пожара, Сципион Эмилиан задумчиво пробормотал строку из Гомера: «Настанет день, когда священная Троя сгинет вместе со своим народом». Когда стоявший рядом знаменитый римский историк Полибий спросил, почему он произнес такую пессимистичную фразу в день триумфа Рима, то услышал пророческий ответ о том, что та же участь когда-нибудь может постигнуть и их собственный город. Римский полководец «как в воду глядел»! Сегодня трудно сказать, где здесь быль, а где – столь любимое проримски настроенными античными авторами приукрашивание очередной яркой страницы в славной истории Вечного города?! Тем более что это уже другая история – история падения Рима…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
