— Это… какой-то… фокус… — едва слышно пробормотал депутат. — Ты…
Он всем сердцем понимал, что не фокус. Такое невозможно имитировать. Никакая голограмма не способна передать пронизывающий, несмотря на отсутствие зрачков, взгляд живых огненных ям. Но разум продолжал сопротивляться, не желая принять невероятное.
— Не фокус, господин Исэйка. Реальность.
Огненные омуты медленно погасли, и лицо Дзинтона снова стало обыкновенным. Он встал и подошел к депутату вплотную.
— Дотронься до меня! — властно приказал он. — Ну же!
Словно во сне, депутат вытянул руку и кончиками пальцев коснулся груди собеседника, ощутив грубую дешевую ткань его пиджака. Тот резко наклонился вперед, и Исэйка почувствовал, что его рука пронизывает одежду и проваливается вглубь тела. Его ладонь словно загребла густой кисель, но когда Дзинтон выпрямился, в ней не осталось ничего. Дзинтон аккуратно, двумя пальцами, взял шейный шнурок депутата — и от материи поднялась тонкая струйка дыма.
— Нет, не фокус, господин Исэйка, с чем тебе придется смириться. А теперь — назад к делу. Мое предложение остается в силе. Я даю время подумать: оно действительно в течение ближайших трех дней. Сегодня тринадцатое, но его можем не считать. Значит, до полуночи шестнадцатого числа ты должен сообщить о своем решении Эхире. Если не позвонишь ей до десяти часов ночи, ответ автоматически считается отрицательным.
— И что тогда? — пробормотал Исэйка, тщетно пытаясь собраться с мыслями.
— Для тебя? Ничего. Абсолютно ничего. Я не намерен как-то карать тебя за отказ. Вознаграждать, впрочем, тоже. Другое дело, что ты сам до конца жизни станешь жалеть о допущенной глупости, но это отдельный вопрос. На тебе свет клином не сошелся, ты всего лишь первый в ряду из восьми человек, и кто-то из них согласится наверняка. По ряду причин ты — наилучшая кандидатура, и мне хотелось бы, чтобы ты предложение принял. Но нет — так нет. На меня никто и никогда не работает по принуждению, прямому или же косвенному, и на долгие уговоры у меня тоже времени не имеется.
— Твой либерализм радует… — слабо сказал депутат, безуспешно стараясь подпустить в голос саркастические нотки. — Скажи, господин Дзинтон, но что тебе от меня… от нас нужно?
— Абсолютно ничего, если не считать свежих мыслей, — хмыкнул Дзинтон. — Господин Исэйка, мы много столетий присутствуем в вашем мире. Мы могли бы полностью контролировать его, если бы пожелали. Но мы заинтересованы в том, чтобы вы жили и развивались сами по себе. Однако по ряду причин ваше общество весьма нестабильно и склонно к саморазрушению. Проблема постепенно изживается и лет через сто — сто пятьдесят сойдет на нет, но до того времени мы определенными мерами вынуждены поддерживать стабильность. Новый фонд — один из таких инструментов.
— Вы?..
— Моя раса называет себя Демиургами. Если примешь предложение, госпожа Эхира, которая станет твоим временным куратором, уполномочена передать тебе некоторый объем информации, полезной для понимания общей картины. Если нет… Возможно, когда-нибудь ты получишь доступ к досье «Камигами». А теперь я тебя оставлю.
Он пружинисто поднялся и пошел к двери. Депутат осоловело смотрел ему вслед, чувствуя во всем теле странную слабость. Уже взявшись за дверную ручку, Дзинтон обернулся.
— Помни — шестнадцатое число, полночь. Прощай, господин Исэйка.
Он приотворил створку и выскользнул в образовавшуюся щель, сквозь которую на мгновение прорвался шум толпы в большом зале. Депутат откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. То ли он сошел с ума, то ли… Он поспешно схватился за шейный шнурок. Пальцы нащупали корявые потеки оплавленной синтетической нити. Нет, не примерещилось. Ну ничего себе забежал переговорить! Пообщался этак запросто с каким-то богом, получил от него предложение, от которого откажется только полный дурак…
Так, спокойно, сказал он себе, подавляя истерический смешок. Начинаем решать проблемы в порядке их поступления. Хвататься за все сразу не станем. Первое — проверить, не обманул ли собеседник насчет внезапного завтрашнего совещания. Хм… Пожалуй, лучше Катасары для провокации никого не найти. Всегда в первых рядах любой интриги, и при том настолько глуп, что всегда оказывается марионеткой в чужих руках.
Он достал пелефон и набрал номер.
— Касатара? — осведомился он. — И тебе доброго вечера. Скажи, у тебя повестка завтрашнего заседания не завалялась? А то я случайно стер документ, причем безвозвратно, сейчас даже и не знаю, что делать — вечер, секретарь комитета недоступна, а подготовиться надо. Да нет, не беспокойся. Просто сбрось мне ее еще раз…
22.16.849, перидень. Крестоцин, Первая городская больница
— Как самочувствие? — Карина бегло просмотрела текущую карту Мири и снова повернулась к нему.
— Совсем хорошо, — улыбнулся юноша. — Меня уже почти не тошнит, и голова не кружится.
— Ага, с кровью у тебя куда как получше стало, — согласилась Карина, постучав пальцем по блоку гемодиализа, который на эту неделю перевесили на другую руку. — Видишь, индикатор показывает, что нагрузка опустилась до средней. Ну, который желтенький. Организм у тебя постепенно справляется с выводом продуктов распада мертвых клеток. И температура уже невысокая, и кожа почти нормального оттенка. Ты выкарабкиваешься. Еще период — и тебя можно выпускать на свободу.
— Жду не дождусь! — белозубо улыбнулся юноша и тут же сладко зевнул. — А что ты сегодня так рано? Еще же и семи нет.
— Мири, — Карина отложила планшет, — я уезжаю.
— Надолго? — улыбка юноши поблекла. — А когда?
— Сегодня, Мири. И насовсем. У меня кончилась практика. Я же интерн-первогодок, не забывай. Мне еще доучиваться нужно и диплом получать. Не хотела тебе говорить раньше времени…
— Но Кара! — лицо юноши приняло растерянное выражение. — А как же я без тебя?
— Ты во мне больше не нуждаешься. Последние метастазы я выжгла в прошлый сеанс. Твой организм чист, что подтверждают и томограмма, и рентген, и мой сканер. Тебя долечат в мое отсутствие, во мне больше нет необходимости.
— Прости, Кара, — поспешно проговорил пациент. — Я не то сказал от неожиданности. Я знаю, что меня долечат. Просто… ну, я к тебе так привык. Расставаться не хочется. Ты еще вернешься в Крестоцин?
— Не знаю. Раньше следующей осени я не смогу сдать все экзамены. Боюсь загадывать на год вперед, мало ли что случится.
— Очень надеюсь, что вернешься, — слабо улыбнулся Мири. Он протянул свободную руку и неловко сжал запястье девушки. — Кара, я твой должник. Навеки должник. Когда-нибудь я тебе пригожусь, даю слово. Не знаю, смогу ли сделать для тебя то же, что ты сделала для меня, но я постараюсь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
