Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Защитительная речь к императору Феодосию
Благочестивейшему, боголюбивейшему и христолюбивому императору нашему Феодосию, всегда победоносному, Августу, Кирилл о Господе спасения (желает).
Божественное и бессмертное Естество, Которое над всем владычествует, Которое живет во свете неприступном и восседает на престоле высоком и Ему одному приличном, Которому предстоят начала, господства, власти и святые серафимы, пред Которым, как говорит Священное Писание, страшатся и трепещут все твари, — это естество, столь преславное и достойное крайнего удивления, имеет и снисхождение, равное величию Его превосходного и неизреченного могущества. В противном случае сотворенная природа не могла бы сносить Его великой и неизреченной силы и власти. Поэтому блаженный пророк Давид, вознося к Богу молитвы за себя и всех других, живущих на земле, говорит: Помяни, Господи, яко персть есмы (Пс.102:1); и опять: Аще беззакония назриши, Господи, Господи, кто постоит (Пс.129:3)? Поэтому же и блаженный Иов, искушаемый диаволом, удрученный жесточайшими и несносными бедствиями, восклицал к Богу: Почто неси сотворил беззаконию моему забвения, и очищения греха моего (Иов.7:21)? Запечатлел ми еси беззакония в мешце, назнаменал же еси, аще что неволею преступих (14:17). Но здесь, я думаю, тотчас скажет кто–нибудь: зачем же, о великодушнейший из подвижников, упрекаешь Бога за то, что Он не являет своего милосердия? Когда ты согрешил, виновен ли Законодатель, что Он не забывает грехов? Нисколько. Он сказал: почему же милосердный по самой Своей природе и бесконечно превосходящей всех Своею славою не являет на мне Своего милосердия и Своей славы? Если бы было возможно для человеческого ума не падать при обстоятельствах всякого рода, в таком случае Судия строго и тщательно судил бы его, запечатлевал бы беззакония, как в мешке, отказывал бы в забвении грехов тем, которые бы согрешали и невольно. Но так как много согрешаем все мы и быть свободным от всякого проступка свойственно только Ему одному, то должны быть забываемы прегрешения слабым. Итак, возвышенным и великим свойственно иметь и снисходительность. И действительно, это незлобие, эта снисходительность принадлежат высочайшему Божественному естеству, а вслед и по примеру его и вашему величеству, христолюбивейшие императоры. Поистине вы — некоторый образ и подобие Небесного Царства; вам одним досталось в удел господствовать над всеми, сохранять и оберегать своих подданных страхом и кротостью и изливать на всю Вселенную славное и мирное благоденствие. Это–то и побудило меня успокоить ваше оскорбленное благочестие правдивым защищением. При этом я невольно опускаю то, что особенно было бы полезно для моей цели, боясь оскорбить всеми признаваемое право вашего величества. Ибо хотя я и могу сказать, что я чужд его (Нестория) безумия, но если бы, забыв всякое приличие, стал я утверждать, и притом пред вами лично, что я ничем не увлекался, то сказал бы это, может быть, не безнаказанно. Я боюсь противиться вашему мнению не из опасения подвергнуться несправедливости или чему–нибудь такому, что постигло Израиль. Был ли кто–нибудь так невинен, чтобы не поспешил когда–нибудь? Много согрешаем все мы, и человеческая природа, как бы пораженная болезнью, удобопреклонна к греху, так что и самый ревностный блюститель закона никогда не мог считать себя совершенно чистым и безгрешным перед Богом и слышал Бога, говорящего к нему: Се Аз суждуся с тобою, внегда рещи тебе: не согреших (Иер.2:35). Итак, лучше и благоразумнее уступать сильным и молить их о прощении прегрешений. Ибо, как я сказал, ваше величество должны забывать проступки, подражая в этом самому Богу.
Я писал сначала к вашему благочестию, потом также к славным императрицам и делал это вовсе не с тем, чтобы произвести в вашем священнейшем доме разногласие или какое–нибудь смятение — нет, я не так несмыслен и скудоумен; но я знаю, что те, которые поставлены служить святейшему Богу, должны быть трезвенны и бодрственны, должны наблюдать и тщательно исполнять угодное Ему, должны опасаться того, чтобы не подвергнуться верной погибели, если окажутся ленивыми в исполнении своих обязанностей. Мы должны утверждать в вере тех, которые уже уверовали в Господа нашего Иисуса Христа, которых Он приобрел своею кровью, сделал истинными поклонниками и наименовал родом избранным, царским священием, народом святым, людьми обновления, чтобы возвещали добродетели из тьмы всех призвавшего в чудный Свой свет (1 Пет.2:9). Изрекая заповеди избранным в священный сан, Господь так говорит блаженному Иезекиилю: Сыне человечь, глаголи к сыном людей твоих, и речеши к ним: земля, на нюже аще наведу меч, и поймут людие земли человека единого от себе, и поставят его себе в стража, и узрит меч грядущий на землю, и вострубит трубою, и проповесть людем, и услышит услышавый глас трубы и не сохранится, и найдет меч, и постигнет его, кровь его на главе его будет: яко слыша глас трубы и не сохранися, кровь его на нем будет: а сей, понеже сохранися, душу свою избавит. И страж, аще увидит меч грядущ, и не вострубит трубою (и не проповесть людем) и люди не охранят себе, и нашед меч возмет от них душу, та убо беззакония ради своего взяся, а крове ея от руки стража взыщу (Иез.33:2–6). Я думаю, не излишне будет обратить внимание на силу этих слов и не бесполезно выяснить сокровенный их смысл. Итак, когда ожидают нашествия каких–нибудь варваров, начальники города ставят часовых на открытых местах и на высоких башнях, повелевая им постоянно смотреть в поле и внимательно наблюдать, чтобы с какой–нибудь стороны не пробрался в город кто–нибудь из неприятелей. Когда же часовые известят город благовременно о неприятельских замыслах, они признаются достойными немалых почестей; напротив, когда своею беспечностью они допустят неприятелю овладеть городом или легко достигнуть чего–нибудь, в таком случае расплачиваются своими головами и приговариваются к самым тяжким казням. Подобным же образом и каждый из иереев (так как поставлен от Бога стражем) приобретет себе венец своею бдительностью, если будет стараться возвещать людям опасное и угрожающее им зло. Если же он молчит, то впадает в бедствия, посылаемые обыкновенно гневом Божиим, потому что своим молчанием допускает впадать в большие бедствия тех, которых он должен бы своим голосом направить на путь истинный. Брань была предпринята не против какого–нибудь частного и подобного нам человека, а против Спасителя всех нас, Христа Господа. По словам Писания, никтоже речет анафема на Иисуса, токмо о Веельзевуле (1 Кор.12:3), т. е. никто не отрицается Христа, если не бывает наущаем от сатаны, и в этом никто не сомневается. Итак, этот дракон–отступник, т. е. сатана, нашедши неосторожного, особенно же развращенного умом человека, пастыря, дерзновенным языком его неразумно порицает догматы истины, отнимает у Христа, Спасителя нашего, самую существенную и очевидную славу Его (ибо дерзок и в необузданном вероломстве безрассудно решается и за самое гнусное), наполнил все церкви смятениями и раздорами. Когда же была преобореваема таким образом правая вера, повсюду возникали разногласия и сильно смущали и беспокоили верующих сомнением: не погрешают ли они, почитая Христа истинным Богом. И что затем последовало? Заразительная болезнь, имеющая началом своим ложь, а отцом сатану, поразила всю вселенную. И так как мы поставлены от Бога часовыми, обязанными иметь непрестанное попечение о людях, то не должны ли были мы тотчас же смело взять священную и церковную трубу и возвестить о нашествии диавольского меча тем, которые желают соблюсти благочестие? Ибо какое наказание определил Бог тем, которые молчат? Крове ея от руки твоея взыщу, говорит Он (Иез.33:6). Но твое сердце, боголюбивейший император, было непоколебимо и безопасно. Да, я торжественно возвещаю, а еще лучше меня и громче говорят о том самые дела и свидетельствует время, что вы с горячностью ревновали о благочестии и спорили о славе с вашими предками — мало того, так как им еще делает честь то, что вы превосходите их благодушием, то я без всякой лести скажу, что вы заявили гораздо лучший и достохвальный взгляд на это дело. Я знал, как непоколебима в вас вера, как тверда любовь ко Христу. И не напрасно писал я, прося вас оказать помощь другим, или, лучше, всем церквам, потому что вы привыкли помогать. И, как труба, возвещающая о нашествии варваров, во всяком, особенно сильном и храбром, воине, возбуждает мужество, а робкого и новобранца заставляет бояться того, чтобы, попав каким–нибудь образом по неблагоразумию в ряды неприятелей, не сделаться добычею их жестокости, так и то, что я писал о Христе, возбудило ваше благочестие против мечей диавола, а других — легкомысленных и удобопреклонных ко злу — делало осторожными и твердыми. Многие не так легко и удобно принимают таинство Христа; учение о Нем чрезвычайно глубоко; даже люди, особенно сильные умом и непрестанно изучающие Писания, едва познают Его, и то только как бы в зерцале и гадании. А так как, по словам священнейшего Павла, тлят обычаи благи беседы злы (1 Кор.15:13) и капля капающего, как говорит Соломон, продалбливает горы, то если бы те вредные речи падали на умы людей наподобие капли, капающей сверху, то и в таком случае они некогда причинили бы весьма немало вреда. Итак, составленное мною увещание полезно и необходимо, с одной стороны, для обуздания тех, которые без всякого рассуждения подняли брань против Христа, а частью для утверждения и вразумления тех, которые имели не совсем точное познание о таинстве и речами прелестника были колеблемы и потрясаемы, как жестокою бурей. А что я писал по необходимости, это можно доказать из самой сущности дела. В прежние времена и много столетий назад все человеческое далеко было от Бога, потому что грешила вся земля и, как поет блаженный Давид, вси уклонишася, вкупе неключими быша, все даже до единого (Пс.13:3), но посетил есть нас Восток с высоты (Лк.1: 78), явилось к нам единородное Слово Божие, обращалось с живущими на земле (Вар.3:38), сделавшись подобным нам человеком, но пребывая в то же время по естеству Богом, уничтожив средостение ограды, соединило нас через Себя самого с Богом и Отцом (Еф.2). Забыв наши оскорбления, Оно освободило нас от греха, который удалял нас от Него, и оправдал верою. Ибо Оно есть мир наш, по Писанию (Еф.2:14). Итак, повреждение веры повлекло бы за собой расторжение уз мира нашего, — уз, которыми мы соединяемся с Богом, и помрачение или исчезновение пути правды для умов наших, чтобы не сказать более; потому что мы оправдываемся через святое крещение, возвещая смерть Христа и вместе исповедуя Воскресение Его (Рим.6:3–11). Однако же мы, христолюбивейший император, возвещаем смерть не обыкновенного человека, но вочеловечившегося Бога, страдавшего, как писано, за нас по плоти, живого, как Бога, и пребывающего бесстрастным по Своему естеству. Следовательно, когда надежде христиан угрожала явная опасность от речей прелестника и невежественного, разнузданного языка его, тогда мы, о император, вынуждаемые необходимостью, вспомоществуемые оружием самой истины, не могли оставить без защиты правоверующих. И к этому побуждало нас в особенности следующее. Блаженные отцы наши, получив от Бога священство, бестрепетно выступали против развращения еретиков своего времени, а в особенности нечестивых ариан, несмотря на то, что тогдашнее правительство не знало истины, даже было единомысленно еретикам и скрежетало зубами против учителей Церкви. Препобеждая в себе всякий страх, они смело проповедали правое и неукоризненное учение веры. Они знали, что сказал Господь наш Иисус Христос: Не убойтеся от убивающих тело, души же не могущих убити: убойтеся же паче могущих и душу и тело погубити в геенне (Мф.10:28). Итак, когда они не умолкали, защищая от нападений врагов славу Спасителя всех нас, невзирая на то, что жесточайших врагов имели в лицах, имевших в то время в своих руках власть над всеми, могли ли мы не последовать за ними по стезе их ревности о Христе и преданности Христу? Могли ли мы не противопоставить истину словам того хулителя? Как я сказал, мне известна была твердость вашего благочестия в вере: я твердо был уверен, что он (еретик) вам угоден не более чем мне. Что же могло побуждать меня к молчанию? Нерешительность едва не отвлекла меня от приятной обязанности и не довела до оскорбления Бога. Но я говорил самому себе: твое молчание не может иметь извинений; своим молчанием ты тяжко погрешишь и перед Богом, и перед людьми: благочестив и христолюбив тот, кого Бог почтил императорским достоинством. Такими же достоинствами блистает и славная двоица светлейших императриц; таковы же и другие честные и чудные девственные лица; затем и остальные, близкие к первым и по сану, и по достоинству, украшаясь правою и непорочною верою, также удручаются чрезмерною скорбью, видя презрение к славе нашего Спасителя. Почему же ты не совершаешь мужественно того, что считаешь угодным Богу? Не должно ли почитать нерадивым того корабельщика, который не хотел бы плавать, когда корабль направляется благоприятным ветром? Не подвергся ли бы обвинениям в малодушии и трусости тот, кто, будучи поставлен в строю и вспомоществуемый множеством храбрейших воинов, струсил бы и бросил щит в то время, как мог бы одержать победу? Побуждая самого себя такими размышлениями и уповая на благочестие вашего величества, я безбоязненно выступил на середину, считая необходимым обличать недостойные ругательства против Христа. К сказанному доселе считаю нужным прибавить еще и следующее. Избран был Несторий как опытный в евангельских и апостольских учениях, искусный в распространении и умножении благочестия, и притом содержавший правую и совершенно непорочную веру; и избрания этого человека желали и ваше величество, и все предстоятели святых церквей, и я сам. Потому что, когда получил письма от рукополагавших его благочестивейших епископов, извещавших меня о его рукоположении, я, нимало не медля, и сам написал к ним, выражая свою радость, и похваляя их избрание, и желая (новопоставленному) всего лучшего от Бога. А что последовало за тем, виною тому должно считать не ваше избрание, а его непотребство. Он был избран как агнец, а оказался волком; избран как добрый и верный служитель, но возлюбил противное; избран как плодоносный виноградник, а сотвори, как написано, терние (Ис. 5, 2); избран как трудолюбивый земледелец, а он расставил сети на пашне; избран как добрый пастырь, но сделался свирепее лютейших зверей. Потом, когда уже он, — не знаю вследствие каких причин, — заболел развращенными мнениями, часто, и притом многими, был увещаваем. Но сделали ли его лучшим эти увещания? Пробудили ли в нем угрызение совести? Обратили ли его на лучшее? Получил ли он от них какую–либо пользу для души своей? Возненавидел ли ложь? Возлюбил ли истину? Отверг ли мрак невежества? Взыскал ли света? Перестал ли пустословить против Христа? Убоялся ли множества противоречащих ему? Остановился ли, увидев многих и почти бесчисленных противников? Отнюдь нет, как ясно доказал самый исход дела. Когда по указу вашего величества собрался со всех сторон наш святой собор в ефесской митрополии, прибыл туда и он (Несторий); и, тогда как ему следовало бы плакать и скорбеть о прежнем, он, как будто бы никому не сделал препинания тем, что дерзновенно пустословил, живя в этом великоименитом городе, присоединил к прежнему еще худшее и не усомнился изрыгать еще более гнусное против славы нашего Спасителя, слишком мало, даже вовсе не обращая внимания на возводимое на него обвинение в богохульстве. Лучше умолчать о том, что он дерзнул говорить, и притом рассуждая со святыми и прославившимися в добродетелях всякого рода епископами, сверх того весьма искусными в Божественных Писаниях. Сильно огорченные его богохульными речами против Христа и приведенные в крайнее негодование от его необузданного и дерзкого языка, эти последние умыли пред ним свои руки и не без слез донесли святому собору о том, что слышали от него, но не тайно, а смело, с полною уверенностью в справедливости своих слов и готовые изобличить его в том, что он сказал против Христа то, о чем и помышлять беззаконно. Поступили же они таким образом, страшась суда божественного судилища. Они не имели недостатка в любви, но более пламенели божественною и непорочною любовью ко Христу. Как покорные скипетру вашей священной власти, будут ли то благородные военачальники или украшенные каким–нибудь другим саном и почестями, делаются особенно знаменитыми и вам любезными, если исполняются негодованием против тех, которые подвигают дерзкий и необузданный язык против вашей власти или которые хотели бы сделать что–нибудь иное противозаконное и недозволенное: точно так же делается достойным всякой похвалы пред Богом и пред ангелами и священнослужитель Господень, если он никому не попускает пустословить против божественной славы, а даже почитает всех таковых своими величайшими врагами. Потому–то блаженный Давид, вменяя это себе в великую славу, возвещает так: Не ненавидящая ли Тя, Господи, возненавидех? и о вразех Твоих истаях? совершенною ненавистью возненавидех я: во враги быша ми (Пс.138:21–22). Итак, если хулящие Христа любят Его, в таком случае несправедливо поступают нападающие на них. Но если явно ненавидят Христа, — и это не подлежит никакому сомнению, — могут ли не быть достойными почтения и весьма любезными Богу те, которые противопоставляют скверным догматам истинное богоугодное учение?
- Моя жизнь во Христе, или Минуты духовного трезвения и созерцания, благоговейного чувства, душевного исправления и покоя в Боге - Святой праведный Иоанн Кронштадтский - Религия
- Крест Христов - Дмитрий Семеник - Религия
- Письма - Григорий Богослов - Религия
- Послания св. Игнатия Богоносца - Св Игнатий Богоносец - Религия
- Таинство христианской жизни - Софроний Сахаров - Религия
- Вода живая: 300 капель мудрости. Сборник лучших христианских притч - Александр Логунов - Религия
- Слово на похвалу 318 святых отец - Свт.Кирилл Туровский - Религия
- Свет Церкви - Сергей Иосифович Фудель - Религия
- Библейская археология - Джордж Эрнест Райт - Религия
- Христос и карма. Возможен ли компромисс? - Франсуа Брюн - Религия