– Поттер наябедничал на меня?!
Призрачное хихиканье, бесстрастное хе-хе-хе.
– Ты думаешь, что эти двое глупы, слепы и глухи? – шёпот стал печальнее. – Ты думаешь, они не дорожат Гермионой Грейнджер и не заметят, что ей больно? Может, раньше они и любили тебя, замечательную юную Падму Патил, но ты этим пренебрегла …
У Падмы пересохло в горле. Она не задумывалась об этом, совершенно не задумывалась.
– Интересно, как много людей отвернутся от тебя, Падма Патил, если ты и дальше пойдёшь этим путём. Готова ли ты заплатить эту цену, чтобы ещё сильнее отдалиться от своей сестры? Чтобы стать тенью от света Парвати? Ты всегда больше всего боялась оказаться, а точнее вернуться в гармонию со своей сестрой, потерять свою индивидуальность… Но стоит ли индивидуальность той боли, что ты причиняешь невинной девочке? Обязана ли ты быть злым близнецом, Падма Патил, неужели ты не можешь найти свою собственную добрую цель?
Её сердце бешено колотилось в груди. Она… Она никогда и никому не говорила об этом…
– Меня всегда удивляло, почему ученики издеваются друг над другом, – вздохнул голос. – Почему дети сами усложняют себе жизнь, почему они своими руками превращают школы в тюрьмы. Зачем люди делают свои жизни такими неприятными? Я дам тебе часть ответа, Падма Патил. Причина в том, что люди не задумываются перед тем, как причинить боль. Они не пытаются представить, что им самим тоже могут сделать больно, что они сами тоже могут пострадать от своих собственных злодеяний. Но страдать тебе придётся, о да, Падма Патил, страдать тебе придётся, если ты останешься на этом пути. Ты испытаешь ту же боль одиночества, ту же боль от страха и недоверия окружающих, что сейчас по твоей милости испытывает Гермиона Грейнджер. Но в твоём случае эта боль будет заслуженной.
Палочка дрожала в её руках.
– Выбрав Когтевран, ты не выбрала свою сторону, девочка. Сторона определяется всей жизнью. Тем, что мы делаем для других людей, и тем, что мы делаем для себя. Будешь ли ты озарять жизни людей или погружать их во мрак? Вот в чём выбор между Светом и Тьмой, а вовсе не в слове, что выкрикивает Распределяющая шляпа. И самое трудное, Падма Патил, не в том, чтобы сказать «Свет», самое трудное – это решить, что есть что. И признать свою ошибку, когда свернёшь на неверный путь.
Наступила тишина. Какое-то время ничто не прерывало молчание, и Падма поняла, что её собеседник ушёл.
Она чуть не выронила палочку, попытавшись положить её обратно в карман. Сделав шаг от стены, девочка еле удержалась на ногах. Она повернулась, чтобы уйти…
– Я не всегда верно выбирал между Светом и Тьмой, – громкий, резкий шёпот раздался почти у самого уха. – Не считай мои слова истиной в последней инстанции, девочка, не бойся ставить их под сомнение, ибо иногда я и сам ошибался. О да, я ошибался. Но ты причиняешь боль невинному и не ради какой-то из своих целей. Это не часть некого хитрого плана, ты причиняешь боль исключительно ради собственного удовольствия. Я не всегда верно выбирал между Светом и Тьмой, но это определенно тьма. Ты делаешь больно невинной девочке и избегаешь наказания лишь потому, что она слишком добра, чтобы позволить своим союзникам вступиться за неё. Я не могу наказать тебя, но знай, что ты лишилась моего уважения. Ты не достойна Слизерина, иди, делай свою домашнюю работу по травоведению, когтевранская девочка!
Последняя фраза сопровождалась особенно громким, почти змеиным шипением, и Падма сбежала. Она неслась по коридорам, будто её преследовали летифолды, она бежала, забыв про запрет на бег по коридорам, она не остановилась, даже пробегая мимо других учеников, провожавших её удивлёнными взглядами, она бежала до самых комнат Когтеврана. Кровь стучала у неё в ушах, и когда дверь спросила: «Почему солнце светит днём, а не ночью?», Падма смогла ответить правильно лишь с третьей попытки. Дверь открылась, и она увидела…
…несколько мальчиков и девочек, с разных курсов – все уставились на неё, а в одном из углов комнаты, за пятиугольным столом, Гарри Поттер, Майкл Корнер и Кевин Энтвисл подняли глаза от своих тетрадей.
– О, Мерлин! – воскликнула Пенелопа Клируотер, вставая с дивана. – Падма, что с тобой случилось?
– Я, – она запнулась, – я, я слышала призрака....
– Надеюсь, это был не Кровавый Барон? – уточнила Пенелопа. Она вытащила палочку, и через мгновенье в её руке очутилась чашка, а ещё через мгновенье заклинание Агуаменти наполнило чашку водой. – Вот, выпей и сядь…
Падма уже шагала к пятиугольному столу. Она смотрела на Гарри Поттера, который не отрывал от неё свой взгляд, спокойный, серьёзный и немного печальный.
– Это устроил ты! – воскликнула Падма. – Как… ты… как ты посмел!
В гостиной Когтеврана внезапно наступила тишина.
Гарри просто смотрел на неё.
– Я могу тебе чем-нибудь помочь? – спросил он.
– Не пытайся отрицать, – прерывистым голосом произнесла Падма, – это ты натравил этого призрака на меня, он сказал…
– Я лишь хочу спросить, могу ли я чем-то помочь? Принести тебе еды, или газировки, или помочь тебе с домашней работой, или что-нибудь ещё?
Все вокруг уставились на них.
– Почему? – спросила Падма. Другие слова не приходили ей в голову, она не понимала.
– Потому что некоторые из нас стоят на краю пропасти, – ответил Гарри. – И вся разница в том, что ты делаешь для других. Падма, пожалуйста, позволь мне как-нибудь помочь тебе.
Она не сводила с него глаз и в этот момент поняла, что Гарри успел получить своё собственное предупреждение.
– Мне… – выдавила из себя Падма. – Мне надо написать шесть дюймов про ломиллиалор…
– Подожди, сейчас я сбегаю в спальню за учебниками по травоведению, – сказал Гарри. Он поднялся из-за пятиугольного стола, взглянул на Энтвисла и Корнера. – Извините, ребята, ещё увидимся.
Кевин и Майкл не ответили. Но пока Гарри Поттер шёл к лестнице, их взгляды, как и взгляды всех остальных в комнате, были прикованы к нему.
Около ступенек Гарри обернулся:
– И чтоб никто не приставал к ней с вопросами, если только она сама не захочет об этом поговорить. Надеюсь, всем понятно?
– Понятно, – произнесло большинство первокурсников и несколько учеников постарше. Судя по голосам, некоторые из них были довольно напуганы.
* * *
И она долго разговаривала с Гарри Поттером. Не только о ломиллиалорном дереве, но и о многом другом – даже о своём страхе опять стать точной копией Парвати. Она никогда и ни с кем не разговаривала на эту тему, но ведь призрачный союзник Гарри и так уже всё знал. Гарри достал из своего кошеля несколько странных книг и одолжил ей, взяв обещание никому о них не рассказывать. И добавил, что если она сможет понять эти книги, то её манера думать изменится настолько, что она никогда больше не окажется в гармонии с Парвати…
В девять вечера, когда Гарри сообщил, что ему пора уходить, её сочинение не было готово и на половину.
На полпути к двери он остановился, и, посмотрев на неё, добавил, что по его личному мнению она достойна Слизерина. Целую минуту она радовалась и только потом осознала, что ей сказали и кто это сказал.
* * *
На следующее утро, спустившись на завтрак, Падма заметила, как Мэнди, едва её увидев, что-то зашептала сидевшей рядом с ней девочке.
Девочка поднялась из-за стола Когтеврана и направилась в её сторону.
Ещё вчера Падма была рада, что они живут в разных комнатах. Но сейчас это уже не казалось большой удачей, теперь ей придётся сделать то, что она собиралась, на виду у всех.
Но даже обливаясь по́том, Падма знала, что именно она должна сделать.
Девочка приблизилась…
– Я прошу прощения.
– Что? – воскликнула Падма. Это была её реплика.
– Я прошу прощения, – повторила Гермиона Грейнджер так громко, чтобы все могли её услышать. – Я… Я не просила Гарри об этом, и когда я узнала, я рассердилась на него и заставила пообещать, что он больше ни с кем так не поступит. А ещё я неделю не буду с ним разговаривать… Мне очень, очень жаль, мисс Патил.
Гермиона Грейнджер очень волновалась, это было видно по её спине и по её лицу, на котором блестели капельки пота.
– Эм-м, – сказала Падма. Её мысли еле ворочались от потрясения… Она на мгновенье посмотрела в сторону стола Когтеврана, откуда за ними пристально наблюдал один мальчик, нервно сцепив руки на коленях.
* * *
Ранее:
– Я говорила тебе быть добрее! – крикнула Гермиона.
У Гарри выступила испарина. Гермиона впервые повысила на него голос, и в пустом классе это прозвучало довольно громко.
– Я, но… но я же сделал доброе дело! – запротестовал он. – Я практически её спас! Падма ступила на неверный путь, а я убедил её с него свернуть! Возможно, я изменил всю её жизнь к лучшему! Кроме того, если бы ты услышала, что изначально предложил мне профессор Квиррелл, то…
