Фермер прочистил горло, словно смутился от стольких сказанных за раз слов.
— А откуда вам знать, на что похожи Друзья Темного? — спросил Мэт. Он отступил от повозки, и рука его нырнула за пазуху. — Что вы знаете о Друзьях Темного?
Лицо мастера Кинча напряглось.
— Делайте как вам хочется, — сказал он и причмокнул, погоняя лошадь. Двуколка покатила по проселочной дороге, и мастер Кинч ни разу не оглянулся.
Мэт посмотрел на Ранда, хмурость исчезла с его лица.
— Прости, Ранд. Тебе нужно где-то отдохнуть. Может, если мы пойдем за ним... — Он пожал плечами. — Просто я не могу отделаться от чувства, будто каждый охотится за нами. Свет, как бы мне хотелось знать, почему они тут. Я хочу, чтобы это кончилось, хочу... — Голос его жалко оборвался.
— Все равно есть еще добрые люди, — сказал Ранд. Мэт шагнул было к проселку, сжав челюсти, словно этот шаг был последним, что он хотел бы сделать, но Ранд остановил друга. — Мы не можем позволить себе останавливаться для отдыха, Мэт. Кроме того, не думаю, что здесь есть где спрятаться.
Мэт с явным облегчением кивнул. Он попытался забрать что-нибудь из ноши Ранда — переметные сумки или завернутую в плащ Тома арфу в футляре, но Ранд крепко держал их. Он и в самом деле увереннее стоял на ногах. Что бы ни преследовало нас? — подумал Ранд, когда они с Мэтом зашагали по тракту. Нет, не преследует. Ждет?
* * *
Дождь лил всю ночь напролет, пока они, пошатываясь, шли прочь от «Пляшущего Возчика», нещадно стегаемые струями воды с громыхающего черного неба, то и дело рассекаемого молнией. Одежда их промокла в считанные минуты, через час Ранд почувствовал себя так, будто кожа его тоже вымокла насквозь, но Четыре Короля остались позади. С Мэтом все было в порядке, однако в темноте он шел как слепой, болезненно щурясь при ярко вспыхивающих молниях, которые на миг выхватывали из мрака резко очерченные силуэты деревьев. Ранд вел друга за руку, но Мэт все равно каждый шаг делал неуверенно. Тревога избороздила лоб Ранда морщинами. Если Мэт не обретет вновь зрение, они будут плестись не быстрее улитки. Так им никогда не удрать.
Мэт будто прочитал мысли Ранда. Как ни натягивал Мэт капюшон, дождь все равно стекал по его прилипшим к лицу волосам.
— Ранд, — произнес он, — ты не бросишь меня, правда? Если я начну отставать? — Голос его дрожал.
— Я не брошу тебя. — Ранд покрепче сжал руку друга. — Ни за что не брошу. — Да поможет нам Свет! Над головой у него прогремел гром, Мэт споткнулся и чуть не упал, потянув за собой и Ранда. — Нам нужно остановиться, Мэт. Если мы так будем идти, ты себе ноги переломаешь.
— Год. — Не успел Мэт произнести это слово, как молния рассекла мрак, и в краткой вспышке Ранд прочел имя по губам Мэта.
— Он мертв.
Он должен быть мертв. Свет, пусть бы он был мертв.
Ранд подвел Мэта к замеченным при вспышке молнии кустам, на которых еще хватало листьев, чтобы хоть немного укрыть путников от проливного дождя. Листва была не такой густой, как крона раскидистого дерева, но Ранду не хотелось попасть еще под одну молнию. В следующий раз удача может от них и отвернуться.
Прижавшись друг к другу под кустами, парни попытались как-то приспособить на ветвях свою одежду в качестве навеса. Нечего было и думать, чтобы остаться сухими, просто хотелось избавиться от беспрестанно льющих струй. Друзья скорчились рядом, чтобы разделить то немногое тепло своих тел, которое еще оставалось. Промокшие до нитки, они забылись в неспокойном сне, вздрагивая от дождевых капель, просачивающихся сквозь их плащи.
Что это сон. Ранд знал точно. Он снова очутился в Четырех Королях, в пустой деревне был только он один. Фургоны стояли как и стояли, но не было ни людей, ни лошадей, ни собак. Ни одного живого существа. Хотя Ранд и знал, что его кто-то ждет.
Когда он шагал по улице, по выбитой колее, здания как бы расплывались у него за спиной, едва он проходил мимо них. Стоило Ранду повернуть голову, и они оказывались на месте, все такие же прочные, но по краям зрения оставалась какая-то смутность. Казалось, будто существовало на самом деле лишь то, на что он смотрел, то, что он видел в это мгновение. Ранд был уверен: если повернуться достаточно быстро, то можно увидеть... Он не знал достоверно, что именно можно увидеть, но даже мысли об этом тревожили Ранда.
Перед ним возник «Пляшущий Возчик». Яркие, кричащие краски как-то выцвели, стали серыми и безжизненными. Ранд вошел. Там, у стола, сидел Год.
Он узнал Года лишь по одежде, по шелкам и темному бархату. Кожа Года была красной, обожженной и потрескавшейся, по ней сочилась влага. Лицо обгорело почти до черепа, губы ссохлись, обнажив зубы и десны. Когда Год повернул голову, его волосы обломились, сажей осыпавшись на плечи. Безвекие глаза уставились на Ранда.
— Значит, вы умерли, — сказал Ранд. Он удивился тому, что не был ничуть испуган. Возможно, из-за того, что на этот раз он понимал: все происходящее — сон.
— Да, — произнес голос Ба'алзамона, — но он нашел тебя для меня. Это заслуживает какой-то награды, как по-твоему?
Ранд повернулся, открыв для себя, что может испугаться, даже зная, что все происходящее — сон. Одежды Ба'алзамона были цвета запекшейся крови, и ярость, ненависть и торжество танцевали на его лице.
— Вот видишь, юнец, тебе вовеки от меня не скрыться. Так или иначе, я нахожу тебя. Защищающая сила делает тебя также и уязвимым. То ты прячешься, то в другой раз зажигаешь сигнальный костер. Иди ко мне, юнец! — Он протянул руку к Ранду. — Если моим гончим придется измотать тебя, они могут оказаться вовсе не такими смирными. Они завидуют тому, кем ты станешь, когда однажды преклонишь колени у моих ног. Это — твоя судьба. Ты принадлежишь мне. — Сожженный язык Года гневно издал какое-то подобие звука.
Ранд попытался облизать губы, но во рту у него пересохло.
— Нет, — выдавил он, а затем говорить стало легче. — Я принадлежу самому себе. Не тебе. Никогда. Себе. Если Друзья Темного убьют меня, ты меня никогда не получишь!
Жар лица Ба'алзамона так нагрел комнату, что воздух дрожал.
— Живой или мертвый, юнец, ты — мой. Смерть принадлежит мне. Мертвый — проще, но лучше — живой. Лучше для тебя, юнец. Живое во многом имеет больше силы.
Год вновь издал невнятный звук.
— Да, моя славная гончая. Вот твоя награда!
Ранд взглянул на Года как раз вовремя, чтобы увидеть, как тело того рассыпалось в прах. Мгновение на испепеленном лице держалось ликование, обернувшееся в последний миг ужасом, словно бы Год узрел нечто такое, что ожидало его и чего он никак не предполагал. Опустевшие бархатные одежды Года осели в пепел на стуле и на полу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
