София безропотно слушала женщину. Прибыв на место, полиция немедленно установила, что веревка слишком короткая. Вместо того чтобы утешить женщину, на нее надели наручники и привезли прямиком в тюрьму как подозреваемую в убийстве. Только из-за того, что она убрала телефонные справочники, все решили, что она дотянулась до потолка и повесила своего мужа.
Еще через полчаса беседы София поняла, что женщина не только невиновна, но и совершенно здорова и ее следует отпустить. Но это решал прокурор, а решить он мог и так, и эдак.
Что за убожества, проворчала София себе под нос, имея в виду полицейское начальство. На столь шатких основаниях оскорбить человека в его горе. Уму непостижимо.
Вернувшись к себе в приемную и ожидая последнего в этот день клиента, София думала об этой доведенной до отчаяния женщине. Подумать только! Ее, невиновную, но не имевшую возможности это доказать, отправили в тюрьму лишь из-за того, что она убрала какие-то дурацкие справочники! София вздохнула. Поболтаем о том, что жизнь иногда представляется скверной штукой. Ее размышления прервала Анн-Бритт, сообщившая по внутреннему телефону, что клиент прибыл.
Это был мужчина лет сорока. Невысокий правительственный пост. Партия, выражающая отнюдь не светское отношение к совместной жизни мужчины и женщины. Скорее, реакционное и изоляционистское, по мнению Софии.
Этого человека не разрывала двойная мораль. Проблема была более личного и практического характера: его жена пригрозила оставить его, если он не прекратит злоупотреблять сексом. Это она так формулировала. Сам-то он считал, что его неумеренные потребности – следствие баснословной потенции и что его мужская сила – просто дар природы. Иногда он даже говорил – Бога, что пугало Софию.
София начинала уставать от него. Клиент не усваивал ничего из того, что она говорила. Скорее хвастался, как лихо обманывает жену и как ловко придумывает себе алиби. Среди прочего он несколько раз говорил, что у него встречи в другом городе и что он будет дома поздно. На Центральном вокзале этот деятель по кредитной карточке покупал билет в местность, которую ему якобы надо было посетить. Очень важно было не платить наличными, так как его ревнивая половина каждый месяц сверяла проездной с суммой, списанной со счета. С билетом в руке он перед самым отправлением являлся к проводнику, так как иначе ему приходилось ехать до первой остановки.
Чтобы его не узнали и чтобы придать остроты ощущениям, он переодевался. Это позволяло ему чувствовать себя другим человеком, когда он потом поднимался по Мальмшилльнадсгатан.
Тем же вечером он клал проштампованный билет в коробку на кухне в полной уверенности, что дражайшая половина обязательно проверит его подлинность.
Гамла Эншеде
Расплатившись с таксистом, они пошли к дому. Жанетт бы ло стыдно, что участок такой запущенный – трава не стрижена, бесчисленные опавшие листья покрывают землю.
– Наверное, с пирогом было что-то не так, – сказала София, и Жанетт поняла, что ей неловко. – Мне показалось, что он кисловат. Может, сыр старый.
Жанетт, по мнению которой пирог был исключительно хорош, ничего не ответила. Она была уверена, что Софию вырвало отнюдь не потому, что она отравилась пирогом.
– А почему ты спрашивала про Самуэля? – спросила Жанетт, отпирая дверь.
– Да так… – София покачала головой. – Меня немного беспокоит моя забывчивость. Давай больше не будем говорить об этом, ладно?
– Как хочешь. – Жанетт улыбнулась Софии. Когда они вошли, Жанетт услышала, что на телефон пришла эсэмэска.
– Вот, они уже в отеле, – с облегчением сказала она, прочитав короткое сообщение от Юхана.
– Я же говорила, что все нормально. Думаешь, Оке взял Юхана с собой, потому что у него совесть нечиста? – спросила София.
Жанетт взглянула на нее. Лицо порозовело, и теперь София выглядела гораздо бодрее.
Жанетт повесила свою куртку, потом – плащ Софии.
– А у кого совесть чиста?
– Ну например, у того, кого вы сейчас ищете, – тут же ответила София, явно желавшая вернуться к начатому в ресторанчике разговору. – Если человек избивает и убивает детей, надо, чтобы совесть у него была более чем просторная.
– Да, можно и так сказать. – Жанетт прошла на кухню и открыла холодильник.
– Если человек, о котором идет речь, к тому же ведет нормальную для постороннего взгляда жизнь, то…
– А так может быть? В смысле он может вести нормальную жизнь? – Жанетт достала бутылку красного вина и поставила ее на стол, пока София усаживалась.
– Может. Но требуется очень много всего, чтобы не давать внутренним личностям слиться.
– То есть у серийного убийцы могут быть жена и дети, он может прилежно трудиться, общаться с друзьями – и никто не раскроет его двойную жизнь?
– Именно. Отшельника гораздо проще раскрыть, чем кого-то, кто выглядит абсолютно нормальным. К тому же иногда именно нормальность вызывает нездоровое поведение.
– Хочешь сказать – надо выпускать пар, чтобы от ежедневной рутины не взорвался котел? – Жанетт откупорила бутылку.
София молча кивнула, пробуя вино. Жанетт последовала ее примеру, после чего продолжила:
– Но все равно такого человека что-то отличает от других?
София задумчиво кивнула.
– Да, кое-что может быть очевидным – например, нервозный блуждающий взгляд, такой может полностью избегать зрительного контакта, из-за чего окружение воспринимает его как скользкого типа, с которым трудно сойтись. – София поставила бокал. – Я недавно читала книгу про русского серийного убийцу Андрея Чикатило. Сослуживцы с трудом вспоминают его, хотя он несколько лет работал бок о бок с ними.
– Чикатило? – Жанетт не знала этого имени.
– Да. Каннибал из Ростова.
Жанетт вдруг с отвращением вспомнила документальный фильм, который смотрела по телевизору несколько лет назад.
Она тогда выключила где-то на середине.
София выглядела подавленной.
– Я сама столкнулась с каннибализмом в Сьерра-Леоне. Бойцы Объединенного революционного фронта, ОРФ, практиковали каннибализм, чтобы присвоить силу своих врагов и чтобы оскорбить их.
– Так, значит, и Самуэль мог этим заниматься?
София кивнула.
– Это нормально для той среды, как ни дико это звучит. Когда общество в кризисе, правила переписываются. Война – как раз такой кризис, крайняя бедность и голод – тоже. Чикатило утверждал, что видел, как во время войны немецкие солдаты оскверняли убитых, поедая их.
– Слушай, может, сменим тему… – Жанетт замутило.
– Давай, но не полностью. – София натянуто улыбнулась. – У меня есть идея насчет психологического профиля, и я хочу услышать твое мнение. Не будем больше говорить о каннибализме, но не забывай о нем, пока я буду рассказывать, что, на мой взгляд, лежит за всем этим. Ладно?
– Ладно. – Жанетт пригубила еще вина. Красное, как кровь, подумала она и представила себе, что где-то на дне фруктозного аромата проступает привкус железа.
– С преступником что-то произошло в детстве, – начала София. – Что-то, что оказало влияние на всю его жизнь, и мне кажется, что это событие связано с половой самоидентификацией. Жанетт кивнула.
– Почему ты так думаешь?
– Начну с примера. Известен случай пятидесятилетнего мужчины, который насиловал своих трех дочерей, а во время изнасилований надевал женскую одежду. Он утверждал, что в детстве его заставляли носить платья.
– Как Ян Мюрдаль, – вставила Жанетт, усмехнувшись. Она не могла удержаться от шутки и понимала почему. Смех защищал от кошмара. Если она должна думать про каннибалов, то хотя бы позволит себе пошутить.
София запнулась.
– Ян Мюрдаль?
– Да, экспериментальное воспитание. Снова вошло в моду в семидесятые, помнишь? Но извини за отклонение от маршрута. Я тебя перебила…
Кажется, шутка осталась непонятой. София наморщила лоб и продолжила:
– Это самый интересный момент у маньяков определенного типа. Преступник возвращается в детство, к моменту, когда он впервые осознал свою сексуальность. Тот пятидесятилетний утверждал, что его настоящая сексуальная идентичность – женская, точнее – молодой девушки, и он был уверен, что игры, которые он предлагал своим дочерям, совершенно нормальны для родительско-детских отношений. Во время этих игр он мог и вновь пережить, и восстановить свое детство. То, что, по его мнению, было его настоящей сексуальной идентичностью.
Жанетт снова поднесла бокал к губам.
– Согласна. Мне кажется, я понимаю, куда ты клонишь. Кастрация мальчиков – это ритуал, направленный на повторное переживание какого-то события.
София остро взглянула на нее:
– Да, и совершенно определенного. Кастрация – символическая утрата сексуальности. Я бы не удивилась, если бы выяснилось, что наш преступник в пору своего взросления прошел через смену половой принадлежности, вольно или невольно.
