Признаюсь вам, что до сих пор вспоминаю обращенный ко мне отчаянный взгляд старого кучера, когда его поглощала тьма. И мне показалось, не знаю, правда, было ли это истинным воспоминанием или чем-то, что мое воображение, подстегиваемое угрызениями совести, добавило позже, что в его глазах мелькнуло удовлетворение, гордость оттого, что он меня спас, отдал за меня жизнь, до конца исполнив долг верности слуги перед своими хозяевами. И мне хотелось бы отметить здесь, что, хотя жить мне осталось недолго, этой жизнью, пусть и в рабских условиях, я обязан умершему ради меня слуге, которого я всегда только как слугу и воспринимал, не подозревая, что за его бесстрастной исполнительностью может скрываться искреннее чувство. Покойся же в мире, Гарольд Баркер, верный кучер семьи Харрингтонов, твое мужество и самоотверженность достойны более проникновенных похвал, чем те, которые могут выйти из-под моего неуклюжего пера.
А теперь вернемся к самой сцене. Из тумана до меня донесся зловещий хруст костей, сопровождаемый сдавленным стоном кучера. Я огляделся вокруг, но из-за густого дыма, который напустил агент, не мог определить место, где тот упал, сбитый с ног хвостом монстра, а потому не знал, то ли он лежит без сознания, и тогда наша судьба по-прежнему остается в руках марсианина, то ли, наоборот, дымную мглу вот-вот прорежет вспышка света, похожая на пламя шелкового китайского фонарика, сигнализируя, что агент привел в действие свой план и через считанные секунды мы взлетим на воздух. Но я решил не терять времени на выяснение этого и заковылял к двери. Продравшись сквозь клочья дыма, я наконец вырвался наружу. И словно попал в театр посреди действия: как раз в этот момент капитан Шеклтон мощным ударом кулака сбил с ног одного из двоих марсиан, охранявших вход. В нескольких метрах от него Мюррей всем своим весом придавил к полу второго стража. Должно быть, следуя рекомендациям Клейтона, он напал на противника внезапно, и теперь оба отчаянно боролись, безжалостно потчуя друг друга тумаками. Но именно в это мгновение миллионеру удалось захватить голову марсианина, прежде чем тот успел начать превращение, и резко повернуть ее. Хруст шейных позвонков кратким эхом отразился от стен. Мюррей встал и отвернулся от нас. Он тяжело дышал и покачивался от усталости. Прижавшись к стене, Уэллс и обе женщины, бледные, потрясенные жестокой схваткой, наблюдали за происходящим. Быстро оглядевшись, я убедился, что больше охранников нет, и возблагодарил небеса за то, что человек в брыжах посчитал достаточным поставить у дверей всего двух марсиан.
— Быстрее! — крикнул я своим товарищам и кинулся к ним. — Мы должны выбраться отсюда!
Мы поспешили к туннелю, которым нас привели сюда, страшась в любую минуту услышать у себя за спиной ужасный взрыв. Но вместо этого мы услышали животный рев, оглушительный, наполненный дикой злобой и тревожно близкий. Поскольку я замыкал отступление, то, обернувшись, увидел чудовищную фигуру Посланника, возникшую в дверях кабинета. И снова убедился, что его истинный облик поистине ужасен. У него была зеленоватая, переливающаяся цветами радуги шкура, усеянный шипами спинной хребет и снабженные громадными клыками челюсти, откуда свисали окровавленные лоскутья мяса. В общем, было очевидно, что прикончить нас всех ему было раз плюнуть.
— Бегите! Бегите! — отчаянно завопил я.
— Бегите! — словно эхо, повторил Клейтон, который, к моему удивлению, в этот момент поравнялся со мной и стал обгонять.
— Что за черт! — прокричал я ему в спину, когда мы вслед за остальными вбегали в боковой туннель. — Агент Клейтон! А как же ваш план со взрывчаткой?
— Я придумал план намного лучше, мистер Уинслоу! План, который решит все вопросы! Но мне нужна помощь мистера Уэллса, и я посчитал, что если погибну там, внутри, то не смогу попросить его об этом, разве что посредством спиритизма!
Бежавшие впереди нас Уэллс и Мюррей повернули к нам головы и удивленно посмотрели на агента.
— Моя помощь? — с трудом выдавил из себя писатель. Щеки у него пылали, он тяжело дышал, раскрыв рот, словно рыба, вытащенная из воды. — Вы полагаете, сейчас самое подходящее время для подобных объяснений?
— Сожалею, что мне не пришло это в голову раньше, мистер Уэллс! — отозвался агент, размеренно и почти без усилий передвигая свои длинные ноги.
— Боюсь, вам придется немного подождать, агент: как вы понимаете, мы не можем сейчас останавливаться! — крикнул Мюррей, бежавший как-то странно: немного сгорбившись и прижав к животу руки. — Быстрее! Быстрее! — подгонял он женщин, опережавших его на несколько метров. — Бегите и не оглядывайтесь!
Стоило ему произнести это, как я автоматически повернул голову назад. Монстр находился метрах в тридцати от нас, перемещаясь огромными прыжками, а вслед за ним мчался один из часовых, охранявших двери кабинета, который тоже начал превращаться в страшного дракона. К сожалению, выведя его из строя, Шеклтон действовал далее не столь решительно, как Мюррей. За одним из поворотов мы достигли места, где туннель разделялся на четыре рукава. Мы в растерянности остановились и поискали глазами капитана в надежде, что он укажет нам нужный путь, но Шеклтон, похоже, находился в таком же неведении, что и мы.
— Сюда! — неожиданно произнес чей-то голос.
Из темноты одного из туннелей возник человек с брыжами, делавший нам знаки. Мы переглянулись, не зная, можно ли доверять ему или это ловушка. Но у нас не было времени обсуждать этот вопрос: прыжки наших преследователей с каждым разом раздавались все ближе, и их жуткие тени, гигантские и уродливые, уже плясали на одной из стен, предвещая их скорое появление из-за поворота.
— Следуйте за мной! — крикнул Шеклтон и вбежал в туннель, на который указывал священник.
Мы бросились За ним. Ловушка нас ждала там или нет, было уже не важно.
— Идите прямо по этому туннелю! — услышал я голос священника. — Быстрее, нельзя терять время! Этот канал выведет вас прямо к реке, и вы никого не встретите по дороге, я проверял! А я их задержу.
— Почему вы это делаете? — изумленно спросил я, обернувшись. Его лицо вдруг озарилось. Не глядя на меня, он тихо сказал:
— Я отец Джероне Бреннер и не помню, чтобы когда-нибудь был кем-то еще. Я уже был старым, когда родился, а теперь и вовсе слишком стар, чтобы измениться… Ступай с миром, сын мой. Ступай с миром. — Он сделал несколько шагов, встал посредине входа в туннель, и начал декламировать звучным голосом: — «Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец»[13].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
