Он вздохнул:
– Все еще считаешь меня колдуном?
– Нет. Это Игнат в тебе до сих пор ведунские знаки выискивает да на ухо тайком нашептывает. А мне сдается, тут иное. Совсем иное. Невидимые стрелы, телеги самоходные, танки‑змеи эти железные с людьми во чреве, птицы, извергающие гром, огонь и смерть. Ведь не заморские же это штучки. Не водится таких чудес за морями‑то. Купцы новогородские далеко заходят, но ни о чем подобном слыхом не слыхивали. А тебе, я смотрю, хорошо известны все эти диковинки. И как управляться с ними, ты тоже разумеешь. Так объясни, откуда они взялись на головы наши горемычные? И откуда ты сам взялся?
Бурцев молчал. Размышлял…
– Почему ты не хочешь открыться, Василько? Али боишься? Так глупо это. После всего, теперь‑то…
В самом деле, почему?! Он хмыкнул. Чего, в самом деле, таиться? Новгородский князь – из тех, кому не страшно и правды открыть. А от Бурцева не убудет. Что, выложить ему все как есть на прощание? Вкратце и быстро. А там уж пусть сам решает Ярославич – верить ли, нет ли…
– Ладно, слушай, княже. И не говори потом, что не слышал…
Глава 47
Свой рассказ Бурцев закончил под Вороньим Камнем. У той самой скалы, с которой давеча расстреливал из трофейного пулемета «мессершмитт» цайткоманды.
Они ехали шагом меж каменными зубцами, торчащими из ледяных торосов. Стремя в стремя ехали. Один камень был расколот гранатой – именно на нем Бурцев провел первое испытание противотанковых снарядов «большого ну». Князь слушал не перебивая. Лишь когда собеседник умолк, проговорил тихо, задумчиво:
– Вот, значит, как оно все обернется в недостижимые для нас века. Чудной сказ ты мне сказывал, Василько. А коли быль это, так чудно вдвойне! И уж не знаю почему, но верю я тебе. И вопросов у меня – не счесть. Да не вправе я тебя больше держать. Обещал ведь отпустить после прогулки к Вороньему Камню, а князю положено слово свое блюсти. Только вот…
– Что, князь?
– Хотел бы я продолжить нашу с тобой беседу. Не нынче, а после, коли будешь еще в новгородских землях.
– Буду – продолжим, – улыбнулся Бурцев. – Обязательно продолжим. А сейчас мне, правда, в поход выступать пора.
– Если помощь какая нужна…
– Спасибо, князь, помощников верных пока хватает. А тебе еще немца добивать да с предателями своими новгородскими разбираться, так что…
Что‑то небольшое, продолговатое промелькнуло в воздухе. Глухой стук под копытами – меж коней… Бурцев удивленно глянул вниз. Камешек со скалы сорвался, что ли?
Ага! Как же, камешек! Железная болванка полностью ушла в рыхлый снег. Сверху торчала отполированная деревянная рукоять. Граната! Ручная! Противопехотная! С Вороньего Камня брошенная! Судя по всему – фашистская «колотушка» «М‑24».
– Князь!
Замедлитель немецких гранат времен Второй мировой горит 4–5 секунд. Бурцев действовал быстрее. Рывок… Прием из арсенала татарской борьбы на поясах – и оба всадника рухнули из седел на каменный зуб. За каменный зуб… Скатились на лед.
Ярославич успел лишь открыть рот. Сказать новгородский князь уже ничего не успел.
Взрыв. Грохот.
Осколки ударили в лошадей, в камень, срикошетили, ушли вверх, в стороны.
– Что?! Кто?! – Александр уже стоял с обнаженным мечом.
Бурцев прыгнул к окровавленным конским тушам, вырвал из своей седельной сумки «шмайсер». Глаза смотрят вверх – на Вороний Камень. Ствол «МП‑40» – тоже.
А там – над скалистым обрывом, меж валунами мелькнула чья‑то шапка. Бурцев ударил очередью. Шапка исчезла. Донесся стук копыт. Уходит, гад…
– Князь, будь здесь!
Не слушая и не слыша возражений, Бурцев уже бежал вокруг острова – к пологому склону Вороньего Камня. Только там и мог спуститься на озерный лед гранатометчик.
Со стороны заросшего берега к ним спешили встревоженные дружинники. Гаврила Алексич – впереди. Но далеко еще, слишком далеко княжьи люди. А незнакомый всадник в простеньком тулупе, мохнатой шапке и широких штанах – вот он! Слетел с Вороньего Камня, поворотил коня к ближайшему леску. Погнал…
Нет, врешь, не уйдешь! Теперь – точно не уйдешь. Еще одна очередь из трофейного «шмайсера». Конь умчался. Всадник, срезанный пулями, – упал. Заворочался на снегу, завыл утробно. Красное пятно растекалось под набухшим тулупом.
Бурцев подбежал к раненому. Подоспел и Александр.
– Кто это?
Брезгливо – как некогда боярин Игнат ворочал сапогом отрубленную голову мясника Федьки – Бурцев перевернул ногой скрюченное тело. Тело застонало. Бурцев отступил в изумлении.
– Игнат?! – Ярославич тоже был в шоке. – Ты?!
Еще один стон. Мертвенно‑бледное лицо. Гримаса нечеловеческой боли. Мольба в глазах.
– Убей, князь, – прохрипел боярин. – Сжалься…
Да, тяжко сейчас Игнату: пуля вошла в бок, а вышла из живота. С кишками вышла. А когда кишки вот этак – наружу, смерть уже неминуема. Но смерть смерти рознь. Если вставить все как есть, долго еще боярину мучаться. Очень долго.
– Убей… Христом‑Богом прошу…
Князь, однако, не торопился выполнять просьбу предателя. Склонился над боярином. Посмотрел сверху. Хмуро, недобро, глаза в глаза:
– Ты Савву живота лишил, Игнат?
– Да, князь, – боярин не отпирался – зачем? Сейчас‑то. – Тебя хотел… Не вышло…
Ох, ничего ж себе! Бурцев присвистнул. Выходит, вовсе не эсэсовец швырял гранату в Александра во время Ледового побоища!
– И Федьку Рваноуха нарочно зарубил, чтоб тебя не выдал? – продолжал допрос Ярославич.
– Да, князь…
Так вот кто послал к Ярославичу на Соболицком берегу рябого убийцу с подранным ухом! Бурцев качнул головой.
– А гранаты где взял? – вмешался он. – Эти взрывающиеся сосуды с деревянными ручками?
Игнат булькал, сплевывал кровью и тяжело, хрипло дышал.
– Отвечай, – приказал Александр.
– Их дал мне советник магистра Дитриха фон Грюнингена… Рыцарь с медведем на гербе… Две штуки дал… Научил, как бросать… Сказал, если подле тебя, князь, хоть одна из этих малых булав с громом упадет – никакой доспех не поможет…
– Когда? – проскрежетал Ярославич. – Когда он тебе их дал?
– Вчера, – с трудом выдавил Игнат. – Когда рать твоя на чудский лед вступила…
Язык боярину повиновался плохо.
– Когда я остался с обозом… Не стал я дальние дозоры проверять, князь… Обманул тебя… К ливонцам поехал… С Дитрихом встретился… И с советником его… Рассказал, что ты на русский берег пойдешь… Потом вернулся…
Бурцев досадливо сплюнул. Ясно теперь, почему немцы позволили Игнату беспрепятственно вырваться из захваченного обоза. И почему самолет цайткоманды появился над озером в самый неподходящий момент, тоже ясно. Танки вот только свои эсэсовцы подогнать вовремя не успели – не смогли отсечь отступающего противника от спасительного озера. Но танки по воздуху летать не умеют, а здешние болота и непролазные буреломы – даже на гусеничном ходу быстро не проскочишь.
– Убей, княже, – вновь взмолился Игнат. – Мочи нет терпеть.
– Убью, – пообещал Александр. – Только объясни, иуда, зачем все это? Пошто меня хотел со свету сжить? Пошто немцам помогал?
– Новгород мне в вотчину обещали ливонцы… И все земли новогородские. Свой князь должен там властвовать, а не пришлый, с чужой стороны приглашенный… Вот я и хотел… А уж потом и от немцев думал как‑нибудь избавиться… Прости, княже…
Александр поднял меч. К тому времени, как подоспела дружина, Ярославич свое слово сдержал. Боярин Игнат был мертв.
Глава 48
… Новгородский князь Александр Ярославич, прозванный в народе Невским, долго еще смотрел с Вороньего Камня, как цепочка всадников двигалась по усеянному трупами льду Чудского озера. Отряд направлялся к немецкому берегу. У каждого – по две лошади в запасе. Над островерхими шлемами – копья и сигнальный бунчук, в ножнах – мечи и сабли. Луки в налучьях, стрелы – в колчанах. Щиты – на спинах, на седлах. Кольчуги, панцири… Кое у кого из седельных сумок торчали еще стволы и приклады…
А в обход озера ехал трофейный дракон‑колесница с крестом на борту и дыркой в башне. Бурцев заставлял Отто мчать по колее, проложенной танковой колонной цайткоманды не быстро, а очень быстро. И «рысь» выжимала максимум изо всех своих ста восьмидесяти лошадиных сил. Внутри болтало, как в лотерейном барабане. А Бурцев все подгонял пленника. И пленник гнал машину.
Горючего до Дерпта должно было хватить, а вот времени… Небольшие мелкие речушки они перескакивали вброд с ходу, взламывая и кроша гусеницами лед. На тех же, что поглубже, гитлеровцы уже навели переправы. Удобно…
Бурангул с Дмитрием порадовали. Порыскав дозорами по Соболицкому берегу вдоль Узмени, татары и новгородцы отыскали приметную колею – отчетливую, глубоко впечатавшуюся в снег. Не похоже было, чтобы здесь проезжали сани или телеги, а вот на следы автомобильных и мотоциклетных шин – очень даже смахивает. И следы эти должны указать кратчайший путь к Дерпту.
