– С ним что-то не в порядке, – ответил Палин, страх и подозрение начали расти в нем.
– Дай-ка его мне, – тихо сказал Рейстлин. Палин передал дяде посох, испытав при этом неожиданное облегчение. Рейстлин принял посох с откровенным удовольствием. Его тонкая рука нежно погладила дерево. – Ширак, – прошептал он.
Камень на посохе засветился, затем сияние его потускнело и наконец, вспыхнув напоследок, пропало совсем. Палин в недоумении смотрел на посох. Затем он перевел взгляд на одинокую луну, и сердце его сжалось от страха.
– Что происходит? – в ужасе вскричал он.
– Я объясню тебе это, юноша. – Старый маг в мышасто-серых одеждах неверной походкой шел по дороге, приближаясь к ним. Он утер рукавом губы.
– Прекрасный был эль, – заметил он. – Карамон не поскупился. Мне будет не хватать этого эля.
– Привет, старик, – улыбнулся Рейстлин, опираясь на посох.
– А? Что? Кто-то что-то сказал о моем возрасте? – Волшебник нахмурился и строго взглянул из-под кустистых бровей. Он обернулся к Палину и увидел кендерский платок, который юный маг засунул себе за пояс.
– Это мое! – Он выдернул платок и развернул его. – Вот, глядите, здесь мои инициалы – Ф. Б. Это значит… Это значит – Фусбал… Нет, непохоже…
Флабер… Нет…
– Фисбен, – подсказал Палин.
– Где? – оглянулся, старый маг. – Спросите его, он постоянно за мной таскается.
– Фисбен? – Аша с удивлением уставилась на старого волшебника. – Я слышала о тебе. Заст рассказывал мне. На самом деле ты Паладайн.
– Никогда о таком не слышал, – ворчливо ответил старик. – Люди вечно меня с кем-то путают. Но я выгляжу значительно лучше.
– Ты жив, – радостно воскликнул Палин. – А Хаос сказал нам; что ты умер.
«Паладайн умер», – сказал он. Фисбен с минуту обдумывал услышанное.
– Нет, я так не думаю, – наконец сказал он. – Вы ведь не оставляли меня на этот раз в куче куриных перьев? Палин больше не боялся. Он снова чувствовал себя спокойным и готовым ко всему.
– Расскажи нам о том, что случилось. Мы ведь победили, не так ли? Хаос побежден? Фисбен улыбнулся и кивнул. Выражение его лица изменилось, и все увидели старого и мудрого человека. На лице его были и печаль, и радость.
– Хаос побежден, сын мой, но не погублен. Отец Всего и Ничего не может быть уничтожен. Вы заставили его покинуть этот мир. Он ушел, но цена его ухода слишком высока. Мы, его дети, тоже должны покинуть Кринн.
– Вы! Вы уходите?! Вы не можете!.. – вскричала Аша.
– Все остальные уже ушли, – тихо сказал Фисбен. – Я пришел, чтобы поблагодарить и… – он тяжело вздохнул, – последний раз выпить кружку эля с друзьями.
– Вы не можете поступить так… прошептал Палин. – Как вы можете нас покинуть…
– Мы приносим эту жертву, чтобы сохранить созданное нами, мир, который мы любим… Он перевел взгляд на платок, зажатый в его руке. – Так же, как они…
– Я не понимаю, – прошептал Палин с мукой в голосе. – И как насчет посоха?
Что будет с магией? Я не чувствую ничего здесь, – он прижал руку к груди.
Рейстлин положил руку на плечо юного мага:
– Я говорил, что однажды ты станешь величайшим магом из всех, живших на Кринне. Пророчество сбылось – сам Магиус не смог бы сотворить это заклинание. Я горжусь тобой.
– Но книга погибла…
– Это не важно, – сказал Рейстлин, пожимая плечами. – Ты понимаешь это, племянник? Палин в недоумении смотрел на него. Потом он наконец понял:
– Магии в мире больше нет…
– Той, которая тебе известна, действительно больше нет. Но, может быть, будет какая-нибудь другая. И твое дело – отыскать ее, – ласково сказал Фисбен.
– Сейчас начинается то, что впоследствии будет названо Эпохой Смертных. Я думаю, это будет последняя эпоха. Последняя и самая длинная. И самая лучшая, может быть. До свидания, сын мой, до свидания, дочь моя… Фисбен обнял молодого мага, потом обернулся к Рейстлину:
– Так… Ну ты идешь? Я не могу торчать здесь весь день, ты знаешь об этом. Я отправляюсь в путь, чтобы приступить к созданию нового мира. Как бишь это делается? Сейчас, сейчас… Это, значит, берется немножко грязи и смешивается с дерьмом летучей мыши…
– До свидания, Палин, позаботься о своих родителях. – Рейстлин глянул в сторону Аши. – Прощай, дитя Эрдов. Ты не только отомстила за свой народ, но и искупила их вину. – Он снова перевел взгляд на унылого Палина:
– Ты еще не сказала ему правду? Я думаю, это его порадует.
– Нет еще, но я обязательно скажу, – застенчиво промолвила Аша.
– Прощайте. – Рейстлин улыбнулся. Опираясь на посох, Рейстлин вместе с Фисбеном двинулись через поле, на котором лежали мертвые.
– Дядя! – растерянно позвал Палин. – Богов больше нет. Что же у нас осталось? Рейстлин остановился, оглянулся. Его золотистые глаза блеснули в мертвом свете луны.
– Ты не один, племянник. Стил Светлый Меч сказал правду. У вас есть вы сами. Палин и Аша остались одни. Они стояли недалеко от Утехи, на поле, которое впоследствии назовут именем Священной Битвы. Все народы Ансалона соберутся вместе на этом поле, чтобы возвести памятник тем, кто отдал свои жизни ради спасения Кринна. Памятник соорудили из камня, который целая армия гномов притащила сюда из Торбардина. Гробница была простой и изящной, сделанной из белого мрамора и черного обсидиана. Вокруг нее люди вырастили чудесные деревья, принесенные эльфами из Квалинести и Сильванести. Делегацию эльфов возглавлял король Гилтас. Внутри гробницы тела Соламнийских Рыцарей и Рыцарей Такхизис лежали рядом. В центре на черных погребальных носилках покоилось тело Стила. Он был одет в черные доспехи, а в руке сжимал отцовский меч. Рядом на носилках из белого мрамора лежал Танис Полуэльф. Справа от него варвары с равнин – дети Золотой Луны и Речного Ветра – положили голубой жезл богини Мишакаль. Склеп был закрыт. Две двери – серебряная и золотая – преграждали вход в него. На особом камне выгравировали имена всех погибших рыцарей. На одной из дверей были выгравированы роза и лилия, а другую украшало всего одно имя – имя Тассельхофа Непоседы – одного из самых почитаемых героев Кринна. Торжественная тишина священного места не раз нарушалась, переходя иногда в малоприличное, на взгляд Соламнийских Рыцарей, веселье. Каждый кендер Ансалона считал своим долгом хотя бы раз в жизни предпринять паломничество к Гробнице Ушедших Героев. Кендеры не любили путешествовать в одиночку, собирались в компании, привозили с собой детей и устраивали веселые пикники в окрестностях Гробницы. Во время пирушек они рассказывали бесконечные истории о своем любимом герое. Вскоре каждый кендер имел в своей сумочке серебряную ложку и готов был поклясться своим хохолком, что она обладает могущественной силой, а получил он ее непосредственно от «дядюшки Тассельхофа».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
