Сейчас скотина на полях, душистого сена уже наготовлено, валяйся не хочу! В стаканах у нас зелено вино, в корзинке свежие кулебяки с местной рыбешкой, калитки с ягодами и обычный магазинский лимонад. Нюра девушка жаркая, но неопытная. Очень может быть, что она и завела все эти отношения для приобретения оного. Женщины ведь существа хитрые и практичные. И если нет у тебя броской красоты, то они могут взять мужика другим. Ну а мне что, мне не жалко!
Отринув внутренний запрет еще в Подмосковье, я погрузился с головой в мир сладкого разврата. Не забывая про хитрости предохранения. А вот здесь меня ждала засада! Своих средствов я не захватил, ехал ведь трудиться во благо Родины! Так что пришлось занять по первости у ребят-стройотрядовцев. Но у меня же есть знакомый товарищ летчик! Виктор в поселке бывал часто, так что через пару дней привез по блату искомое. Просьбу он воспринял с известной долей юмора, даже не попросил сверху ничего. Нормальный мужик оказался! А вы говорите в СССР не было секаса! Не было показного разврата и прочей педерастии, за этим бдительно следила суровая общественность. Но сеновалы, бани и прочие кусты отнюдь не пустовали.
Вроде бы на такой высокой ноте следовало и закончить сказ про стройотряд. Все у меня в порядке. Вдали от начальства намного лучше. Свежий северный воздух, бодрящие местные напитки и здоровая деревенская пища, труд на пользу, верные товарищи, песни под гитару. Что еще нужно для счастья молодому организму? Не верьте скучным россказням стариканов из будущего. Просто у них была унылая серая юность и предельно скучная, вызывающая изжогу жизнь. Вот они на склоне лет и гадят на страну, людей, стараясь свалить на обстоятельства собственную никчемность. Нет, я собираюсь и эту жизнь прожить весело, со вкусом. Так что не мешайте наслаждаться каждым её моментом! Вон и Нюрка идет, покачивая наливными бедрами.
— Сереж, шабаш!
— Что так?
— Раствор закончился.
Все как всегда! Хоть Истомин и старался как можно лучше устроить снабжение, чтобы его бойцы не простаивали. Но в жизни случалось всякое. Мы же находились буквально на границе цивилизованного мира. Логистика в Лешуконском районе была довольно сложной, большая часть грузов доставлялась по воде весной. Море, река, перевалка на вездеходные грузовики. Представили? Если не завезли чего-то весной, то жди следующего года! Цемент же летом везде дефицит. Его вечно не хватает на всех.
Я с сожалением оглядываю почти законченную комнату и начинаю собирать инструмент. Хоть моя работа в стройотряде почти закончена, но рабочее место стоит содержать в лучшем виде. Так что двигаю на улицу, мыть, шкрябать, сушить. Мимо проскакивает с самым серьезным видом наш бригадир Анатолий.
— Толик, шабаш надолго?
— По ходу да, — Анатолий недоволен. Ему закрывать наряды. — Отданный нам цемент какая-то зараза с базы в райцентре утащила. Мы еще с этим кладовщиком разберемся!
— Вы чем тогда займетесь?
— Так на крыше и с отоплением работ еще полно. Найдем что делать. Но чую, если в следующем годе нам этот же подряд достанется, поплачемся. Не будут местные ничего делать, да и не умеют толком.
— И что тогда?
Бригадир вздыхает, присаживается с сигаретой рядом, пока я отмываю мастерок и шпатели. Он искоса посматривает на меня, решает, стоит ли говорить откровенно. Но, видимо, бригадир в курсе наших доверительных отношений с Истоминым.
— На Пинегу поедем, коровники строить. Денег больше, возни меньше.
— А здесь?
— Уже не наша проблема. Да не смотри так! Не в первый раз. Денег выделят, а о стройматериалах не позаботятся. Вечно у них бардак!
Я лишь качаю головой. Вот она наша родная посконная бесхозяйственность. Пока одни корячатся, другие в это время мутные схемы прокачивают. Или вы думаете, все это только в будущем появилось? Я вспомнил рассказ одного из одноклассников прошлой жизни. Вот он как раз сумел закончить исторический факультет и потом некоторое время работал в Госархиве. Как раз пришло время «святых» девяностых, и особо хитроделанные товарищи решили использовать себе во благо «наследство предков».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ими делались запросы в архивы под соусом восстановления справедливости по отношению к репрессированным родственникам. Видимо, затем должны были последовать запросы о возвращении былых раскулаченных активов. Ходили тогда слухи, что можно забрать оставшиеся от предков здания, мельницы, целые производства. Типа невинно осудили их дедушек и бабушек, и государство обязано все компенсировать.
И чем вы, думаете, все эти хитрожопые изыски закончились? А решительным пфуком! Практически все родственники наших ушлых граждан были осуждены за дело. Бывшее кулачье и купеческие приказчики также неплохо устроились в те годы на местах. Ругали колхозы, но теплые должности занимали первыми, отталкивая остальных. Кладовщики, завхозы, завмаги и прочая синекура. Никто из них не желал честно работать на страну.
Вот и палилось бывшее кулачье — кто на прямом воровстве социалистической собственности, кто на спекуляции или прямом вредительстве. Случались и более банальные преступления. Пил на рабочем месте и спалил коровник, допустил преступную халатность и угробил колхозное имущество. Им же было плевать на остальных и их труд.
И ведь все осуждены честно и по закону. Обычным судом, а не «тройками». По чисто уголовным делам. Никто лишнего им не добавлял. Так что, когда услышите от кого-нибудь из хитропопых подобный плач, делите все на десять или требуйте прямых доказательств. Вся эта репрессированная публика чаще всего сидела за дело, обычные барыги, спекулянты и бракоделы.
Ну политики я не касаюсь, но здорово подозреваю и что там все аналогично. Пауки и упыри жрали друг друга с большим удовольствием и не жалея крови. Своей и чужой. По шумок и карьеристы тогда сочинили тысячи анонимок. И хорошенько вспомним состав страшного ГУЛАГа. Подавляющее большинство его состава составляли обычные уголовники, к коим после войны добавились предатели, бандеровцы и прочие лесные небратья. Так что плачущей по «безвинно убиенным» диссиде надо давать в зубы фактические цифры.
Что-то я разошелся, заметив очередную несправедливость. Вроде бы и не особо меня касается. Ну подумаешь жители забытого богом поселка еще пару лет перебьются без клуба. Бедные деревенские библиотекари так и будут осенью подставлять тазики под капель, кружки и секции тесниться в старом здании школы. А те, кто туда не попал, болтаться по улицам и мечтать выбраться из бескультурной деревни в город. Посконная Русь, потомки вольных поморов, они, значит, не заслужили, не заработали себе на хорошую жизнь. Пусть отстраивают иные окраины за их счет.
А они отдали государству выловленную в море рыбу, заплатив последние колхозные копейки на траулеры. Спилили на валюту все приполярные леса, открыв дорогу арктическим ветрам. А потом все удивляются — а чего погода так резко изменилась? Отдали Родине последнее кровное — можете быть свободны! Ни сейчас, ни в будущем не получите больше ничего!
Ненужный никому кондовый русский генофонд, он позже растворится среди бесчисленных приезжих в огромных мегаполисах. Забудутся древние обычаи, самобытные песни, истлеют старинные красивейшие одежды поморских женок, самые богатые и изысканные среди всех русских. Останутся лишь старики и привидения. Эх, что-то я себя накрутил, даже руки ходуном заходили. Нет, я лучше все это выскажу в Центре, в лицо тем, кто облечен властью.
Решено! Или в Поморье вливают отнятые ранее средства, или я отказываюсь от сотрудничества. Надо же пользоваться положением. Довольный собой складываю инструменты в кладовку.
— Серега, ты вроде хотел звонить в город?
— Да.
Я вышел на улицу, когда рядом тормознул на велосипеде Славик Хазов. Он из местных, но нам частенько помогает.
