– Один!
«Чёртова дрожь!»
– Два!
«Не дрожи, ты же не моя», – уговаривал руку Дэниел.
– Три!
Дэниел выхватил из-за пояса камень и, безотчётно размахнувшись, метнул его туда, куда уставился его глаз. Эвнар на мгновение раньше выпустил свою первую стрелу. Мгновение – Дэниел почувствовал резкий удар в живот. Он испугался опустить голову и увидеть стрелу, пронзившую плоть, но ухо его уловило, как стрела ударилась о камни под ногами. Он взглянул на живот и понял: камень за поясом только что спас ему жизнь, приняв удар стрелы на себя. Он вырвал своего спасителя из теснящего объятия джинсов и поймал взглядом Эвнара. Тот, прижимая правую руку к груди, мелко переступал на одном месте.
– Эвнар, ты жив? – крикнул Дэниел.
Эвнар, превозмогая боль, оторвал руку от груди, закинул её, согнув в локте, за спину и выдернул из колчана стрелу. Но каждое движение доставляло ему страдание и оттого отставало от привычки. Он зарядил стрелу, и Дэниелу, в теле которого уже не было и памяти о тряске (оно включилось в работу), ничего не оставалось, как запустить второй камень… Через мгновение Эвнар опрокинулся на цветастый каменный ковёр. Дэниел подбежал к нему. Тот лежал навзничь без чувств. Из рваной разинутой раны на лбу растекалась кровь. Дэниел потряс его за плечи.
– Эвнар!.. Эвнар, ты жив?!
Эвнар очнулся и в ответ, больше на тряску, чем на слова, простонал (сломанные первым камнем рёбра отозвались в нём болью).
– Я позову Ретовала, и мы отнесём тебя к Фелтрауру, – сказал Дэниел.
– Кто всё же ты? – натужно спросил Эвнар.
– Я Дэнэд… правнук Одинокого. Слышал о нём?
– Знаю его.
– Я Дэнэд… в теле Мартина. Он был лесником и большим любителем метать камни. Он погиб, оставив мне свои меткие руки и свой чёрный глаз.
– Ты мог бы выбрать камень поувесистее, – тихо сказал Эвнар, и Дэниелу показалось, что слабая усмешка пробежала по его лицу.
– Хорошо, что ты хоть это заметил. Я – за Ретовалом.
Дэниел бежал к дому Ретовала, и слёзы скатывались по его правой щеке. «Я чуть не убил палерардца… лесовика… лесовика…»
Глава шестая
Воспоминания: снова вместе
Соединив крепко-накрепко узлом две верёвки, свою и ту, что Семимес извлёк из походного мешка, в одну нужной длины, Фэдэф закрепил один её конец на уступе перед пещерой, а другой бросил вниз, сопроводив придирчивым взглядом.
– Теперь как раз, – сказал он.
– Очень как раз, – проскрипел Семимес, склонившись над пропастью. Затем позвал своих друзей, прощавшихся с Энди: – Дэн, Мэт, пора! (Ребята выглянули из пещеры.) Сами найдёте, куда ступать и за что цепляться, не маленькие. Мэт, что осклабился? Возьми ум в голову и запомни: непокорённая гора противится, а покорённая – мстит. А тебя, дорогой Фэдэф, благодарю за слова, кои поведут нас к спасению Дорлифа. Эй, Энди! Прощай!
– Передай морковному человечку, что я к вам в гости приду.
Семимес обхватил верёвку ладонями, попятился к пропасти и, сделав первый шаг, начал спуск… Вскоре оцепенелая бечева ожила, подпрыгнув на камне: это Семимес, пустив ею волну, просигналил ребятам, что добрался до намеченного уступа. Вторым пошёл Дэниел, сказав Фэдэфу на прощание:
– Очень скоро Савасард получит добрую весточку о своём отце. Обещаю.
– Благодарю за добрую весть о сыне, которую вы принесли.
Когда настал черёд Мэтью, он подумал, что тоже должен что-то сказать напоследок.
– Он сделает это, Фэдэф, а мы поможем ему. Прощай.
Фэдэф молча проводил его взглядом: может быть, знаки, что он вынес из своего сна, в эти мгновения поколебали его уверенность в успехе и умалили его надежду, и он испугался слов, в которых звучали бы нотки сомнения?
…Только к концу пересудов второго дня почти беспрерывного спуска Хранители Слова, следуя подсказкам Фэдэфа, вышли к Тёмным Водам и неподалёку обнаружили то, что должно было сократить и обезопасить их путь к Дорлифу, – Тоннель, Дарящий Спутника, вход в него. Это было едва заметное, поросшее травой и наполовину закрытое накатившимся валуном отверстие в земле.
– Ну что, светлячки, притомились? Можете не хныкать, и так вижу, измотала вас дорога. И дальше не легче будет. Ходьба нам предстоит подземная и нервная, очень подземная и нервная. Заночуем возле камня, с другой стороны. В случае опасности сразу нырнём в Тоннель. Что, Мэт? Я ещё рот не успел закрыть, а ты меня перебить норовишь.
– Да ничего я не норовлю, проводник. Просто подумал…
– За тебя обо всём Фэдэф подумал – знай голос его слушай внутри себя да топай, пока ноги слушаются.
Было очевидно, что Семимес тоже отдал много сил дороге и вследствие этого безотчётно выявлял характер.
– Да вроде как притопали. Я что спросить-то хотел. Ты говорил, в эти края по Тоннелю добирался, а через дыру, что у нас под ногами, будто сто лет никто не лазил.
– И в чём твой вопрос, умник?
– Вот в этом и есть.
– В отсутствии следов на траве.
– И ты туда же, Дэн. Отец сказал мне: «Сынок, Тоннель расходится на два рукава. Левый ведёт в пещеру горы Хавур, правый – к Тёмным Водам. Ступай через левый: так надёжнее, так по моему наущению Фэдэф шёл… и дошёл». И я дошёл. Дойдём ли мы через этот рукав, никто, кроме спутника, которого подарит нам Тоннель, не ведает. Всё, устраивайтесь, как можете, и давайте спать. Утром покушаем, порадуем глаза светом и в подземелье… дней на десять.
Через некоторое время в воздухе прошмыгнул нарочито смягчённый в тоне голос Мэтью:
– Семимес.
Ответа не последовало. Мэтью попробовал ещё раз:
– Проводник… значит, ты видел его? Какой он был, твой спутник?
– Известное дело, видел, – проскрипел Семимес (в голосе его уже не было напряжения, напротив – слышалось довольство). – Ни за что не догадаетесь, кто это был.
– Малам. Угадал?
– Не угадал, Мэт. Эй, Дэн, если не спишь, давай свою отгадку.
– Можно ещё попытку, пока Дэн голову ломает?
– Ушлый ты парень, Мэт. Можно, можно.
– Тот, кто знает Тоннель, – Савасард.
– И на этот раз не угадал.
– Я почему-то Нэтэна вспомнил, – сказал Дэниел.
– Это, светлячки, был Фэдэф… но не нынешний старик, а молодой Фэдэф, который некогда шёл по Тоннелю, Дарящему Спутника. Вот он меня там и дожидался… и, завидев, рукой поманил: ступай, мол, за мной.
Разговор оборвался. Путники погрузились в мечты…
– Светлячки, – прошептал Семимес, – не спите?
– Нет, – ответил Мэтью.
– И мне не спится, – сказал Дэниел.
– Давайте загады загадывать, как на Новый Свет. Задумаем и скажем, кто нашим спутником в Тоннеле будет.
– Я сразу могу назвать. Это Малам, – сказал Мэтью. – Он Гройорга и Савасарда по Тоннелю вёл и нас завтра поведёт.
– Вещунья Гушуги, – громко и протяжно прошептал Дэниел.
– Не шути так – накликаешь, – строго сказал Семимес.
– Это не считается. Похоже, прав Мэт: Малам нас к Дорлифу поведёт.
– Твой загад остался, проводник.
– Известное дело, отец домой поведёт. Из дорлифян только он там и остался. Один Малам, коего нам Тоннель явит, нашим подземным спутником будет. Другой, правильный, нас у камня, что на кабанью голову похож, встретит… Мэт, верёвку-то тебе Фэдэф скинул?
– Не беспокойся, проводник, верёвка твоя у меня в мешке.
– При чём же здесь «твоя». Она завтра такая же твоя будет, как и моя… как и Дэна. В Тоннеле пойдём… один за… другим, – Семимес говорил уже засыпавшим вместе с ним голосом, – пойдём на расстоянии… в три – четыре шага… друг от друга, соединённые… моей-твоей ве… ве…
* * *
– Проводник, ничего не видно. Может, всё-таки факел? – сказал Мэтью, спрыгнув в Тоннель, повертев головой по сторонам и… почувствовав себя слепым. (Это ощущение вдруг пришло к нему из детства. Однажды, проснувшись в ночи и открыв глаза, он не увидел света, признаков его, ни единого. Он не нашёл окна, он знал, где оно, но не нашёл. Окно всегда откликалось на брошенный или устремлённый взгляд проталиной бледности на черноте, бледности, которая подтверждала, что он жив, что он наяву, ведь окно там, где всегда. В тот раз окна не было, и он подумал, что ослеп, и очень испугался).
– И хорошо, что не видно: спутник не является при свете, – успокоил его встревоженную память голос Семимеса.
– При свете сами бы дорогу нашли.
– Не будь легковесным, Дэн. Не хотел стращать вас, но теперь скажу, коли вынуждаете меня своим безрассудством открыть больше, чем того спокойствие требует. Воздух в Тоннеле неправильный, такой неправильный, что затуманивает рассудок. Стены его пронизывают норы, что уходят в неведомые бездны. Глазу не надо видеть это. Кто увидит, тому несдобровать: собственная голова понатыкает в эти норы такого, от чего спятишь… Поэтому я говорю: Дэн, вот тебе верёвка. Взял?
