Губы мужчины разъехались в улыбке. А в глазах откровенное ржание стояло. И вскоре хохот разнесся по комнате.
– Забавный ты, – поправил ворот рубахи мужчине, похохатывая. – Даже имя девушки не знаешь, а женихаешься. Муж-то ее не смущает?
Это было слишком и как забрало упало на глаза. Вейнер схватил насмешника за грудки и… Оказался прижатым к стене четко и легко. Локоть упреждающе давил на горло, а рука была зажата так, что дернись и превратится в хлам.
– Слушай сюда, щенок, – протянул тихо и спокойно, даже лениво, как будто лекцию на скучнейшую и банальнейшую тему начал читать. – Эйорика тебе не пара. Сам запомни и своему уроду – брату передай.
Развернул к дверям лицом и наддал.
Вейнер вылетел, вышибая двери и впечатался в стену.
И притих, обалдев – давно его, как пацана не кидали.
Оттолкнулся, вернулся – Кейлиф чудом отойти успел – и застал только Эрику. Та приподнялась, глядя в окно, и вот на Шаха уставилась, у виска покрутила и легла. Тот к окну – никого.
– Так он через окно к тебе прыгает, – прошипел. – Хорошо устроилась…
– Замолчи и проваливай, – укуталась в тану. Нет! Значит, при этом дубе выставилась, а как ушел, так по уши укрылась?
Вейнер как ослеп и оглох, разум потерял – рванул тану на себя.
Ночь спускалась на город, и гнала Эрлана в одном направлении – к Эйорике. Хотелось если не поговорить с ней, так хоть увидеть. И мечталось, что коснется ее и в глазах отзыв на свое желание увидит, и ее влажные, сладкие губы отдадутся во власть его губ. Одна ночь осталась, всего одна. Как можно провести ее отдельно?
На площадке меж этажами Самер и Радиш стояли, лица озабоченные, взгляды странные. Дружно уставились на Эрлана как археологи на артефакт. Мужчина, поднимаясь выше, пару раз через плечо на них покосился – как завороженные за ним следят.
Хвост у меня вырос, что ли? – вздохнул.
И замедлил шаг, видя двоих стражей у дверей, и оба так же, озабоченные чем-то.
"Отойди!" – приказал взглядом Кейлифу и тот чуть отодвинулся. Но Майльфольм стоял насмерть. Он уже сходил поужинать. Вернулся, а тут новости – приказ совета не выполнен, Лайлох продолжают тревожить. Страж из молодых явно не для Эйорики – не справляется.
– Отойди к окну и замри, – процедил Эрлан, глядя ему в глаза.
Май вцепился в косяки, но приказ Лой сверлил мозг и заставлял отойти, замереть у окна.
Вейнер увидел нагую Эры и как в омут головой – не соображая, что делает, притянул ее к себе, попытался поцеловать. Но она выскальзывала, шипя, отталкивала, ударила по лицу не больно, но хлестко. И в этот момент Вейнера буквально оторвали от девушки, кинули в стену.
Эрлан ослеп не меньше Вейнера, только от ярости. Он увидел, как брат пытается удержать ее, а она оттолкнуть и как шоры на глаза упали – рывком схватил Вейнера и откинул не думая.
Тот впечатался ухом в стену, вовремя отвернувшись, иначе разбил бы физиономию. От удара оглох на пару минут, и подумал, что уха у него точно теперь нет, как коренных зубов вместе с челюстями. Только это все частности, потом разберется.
Ударил с размаха – теперь Эрлан в стену влетел, спиной. Но тут же как спружинил, поднырнул вниз под руку Шаха и ударил в спину локтем, делая подножку. Развернулся и, словив брата в падении, кинул на стол. Зажал руку, завернув ее за спину и, сдавил шею согнутой рукой, как в капкан взял.
– Я тебя, щенка, предупреждал? – просипел тяжело дыша – разрывало от ярости.
– Ты все равно отказался от нее, она от тебя. А я хочу быть с ней и буду, – прохрипел Вейнер.
– Да хватит вам! Оставьте вы меня в покое! – крикнула Эра и без сил скрючилась на постели.
Эрлан глянул на нее и процедил в ухо брату, выливая всю желчь и наполняя силой права:
– Ты сейчас быстро выйдешь за дверь и до утра никого сюда не пустишь. Будешь дежурить, как пес. И слова не скажешь.
И откинул в сторону двери. Вейнера вынесло против воли. Замер, тяжело дыша и сплевывая кровь. Уйти не мог, и вернуться, и стоять, сторожить, как собака, зная, что Эрлан там, за его спиной с Эрикой один на один, было адским мученьем. Но он не мог даже протестующее заорать.
Кейлиф вздохнул, глянув на него и от проблем подальше, остался возле лестницы, а Майльфольм, как и Вейнер, мог лишь зубами скрипеть, карауля окно.
Эрлан укутал девушку и прижал к себе:
– Напугали тебя.
Эя и хотела б его оттолкнуть, да Вейнер своей эскападой последних сил лишил.
– Достали вы меня, сил нет, – прошептала, невольно к его груди прижимаясь. – Как два бойцовских петуха цепляетесь друг к другу. Я вам не приз победителя. Вы меня хоть спросили?
Эрлан чувствовал ее тепло, близость, гладил, чуть касаясь по лицу, и ему было все равно, что она говорит – она была его, с ним, и было ровно на все разом.
Он не прав, глубоко не прав – нельзя было ее оставлять, нельзя было даже шанса давать Вейнеру, даже надежду мизерную дарить.
– Я виноват, – прошептал, склоняясь к ней, пальцы, дрогнув, легли на щеку и как токи – тепло и блаженство от одного касания с ее кожей, и словно срастался с Эей. А впрочем, всего лишь вернулся к себе, туда, где нет печалей и каждый миг наполнен смыслом и счастьем. И если нужно сломать себя, чтобы быть с ней – он готов
Эра видела, как потемнели его глаза от страсти, как он клонится к ней и поняла, что и этот сейчас начнет приставать. Ей было спокойно и хорошо с Эрланом, но память не давала покоя, рождая воспоминания не только о днях безмятежности, но и о тех роковых шагах, что сделал Эрлан, о той роли, что он играл для своего дяди.
Девушка уперлась ему в грудь:
– Ну, хватит, оставьте вы меня, в конце концов.
А на груди брачный кулон, такой же как у него.
Эрлан придержал ей руки и впился в губы, уже зная, что будет делать. Никаких требований, никакого разрыва – Эя откажется от отца и на этом вопрос будет закрыт. Он больше не оставит ее, чтобы не случилось. Ему хватит вины за то, что отодвинулся. И каждый раз, когда он будет вспоминать кто ее отце, он будет вспоминать и то, как, по сути, бросил ее больную, оставил без защиты и ухода в самый сложный для нее момент.
А Вейнер… Она Эйорика Лайлох и впереди будет много Вейнеров – так уж она устроена, таково ее право. Но он будет рядом, и это многих охладит, заставит держать себя в руках. Лири прав – жизнь с ней вечная битва, но без нее жизни нет вовсе.
Эя еще пыталась его оттолкнуть, упиралась в грудь, но вот вздохнула и раскрыла губы, поддалась его власти, такой сладкой и такой желанной.
Эрлан оторваться не мог, он словно впервые целовал ее, словно прошел через пустыню к источнику, и пил, пил ее дыхание, властвовал над губами и нежным язычком, а сам уже убирал тану. Уложил Эю и рывком стянул с себя рубаху, выкинул, не глядя в пустоту туда, где были его ошибки и ее капризы, за круг последних дней, что измучили обеих.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
