— Всем оставаться на местах! Оружие бросить, руки поднять! Работает Стража Ицкарона!!! БРОСИТЬ ОРУЖИЕ Я СКАЗАЛ!!!
Во-первых, выстрелить арбалетчики не смогли. Понятия не имею, что там ректор с их оружием сделал, но болты будто приклеились к ложам. Хорошо.
Во-вторых, против нас попытались использовать магические артефакты, которые, как и было обещано, не сработали. Вдвойне хорошо: пока террористы, провозились со своими неработающими цацками, мы очень технично оттеснили их от заложников.
В-третьих, никто из террористов и не подумал сложить оружие. Зря я глотку драл. Не ценят, сволочи. Вот это нехорошо, я все-таки надеялся, что они сдадутся. А они только арбалеты побросали. В нас побросали и вытащили кинжалы. Старший констебль Фьюшка не успел уклониться, ему прикладом в голову прилетело. Ничего, жив. Те, кто был без арбалетов, похватались за свои мечи и поперли на нас. Собственно, глупо было надеяться, что они просто так возьмут и сдадутся. Началась драка. Численный перевес был совсем не на нашей стороне, восемнадцать к девяти, потому что вампир и маг непосредственно в рукопашной не участвовали. То есть, получается, два к одному. Вполне терпимо, бывало и похуже.
Сталь зазвенела, и время снова, как всегда, куда-то подевалось. Поплыли пузырики-секунды. Бью слева. Мой удар блокируют. Противник — бык. В прямом смысле. Быколюд или как там таких называют? Шире в плечах меня раза в полтора, на голове рога, морда коровья. Меч свой в обеих руках сжимает, длинный, кривой, тяжелый. Мой удар играючи отбил. Нарисовал восьмерку, бьет сверху. Отпрыгиваю, куда деваться? И еще раз. Он слишком далеко шагнул. Бросаюсь навстречу, мечи скрежещут эфесами, толкаю вперед. Раз! Еще толчок! Отбрасываю его меч наверх. Тяжел бугай! Хватаюсь за лезвие своего клинка левой рукой, встречаю прямой удар… Аж в ушах звенит! Еще удар. Заносит меч для третьего. Пора! Бью эфесом в подбородок. Резко толкаю вперед, отбрасывая. А теперь мечом вот так. Ах тыж… задел, зараза! Новый мундир теперь испорчен, Хатуэр ворчать опять будет, но, кажется, повезло — царапина. На тебе! На! Вот так! Падай, давай! Отпинываю какого-то хмыря с кинжалом. Погоди, сейчас я и тебе все объясню! Кто-то орет за спиной! Ректор… Чего это он? Ранили?
— Лина! А ну ответь, кукла размалеванная! Паула, твою мать!
И много непечатного. Высший маг, третий век разменял, а ругается как портовая девка. Да что ж ты все никак не успокоишься-то со своим кинжалом? Ловлю лезвие на лезвие, рывком сокращаю расстояние и бью левой рукой в переносицу. Раненное быком плечо взрывается болью. Ничего, потерплю. Потом доктор залатает, благо рядом. Ох, сколько раз он меня зашивал, вспомнить страшно. Один раз, помню… Впрочем, не надо про это сейчас вспоминать, накаркаю еще… Что там хмырь? Угомонился? Хорошо лежит. Очень хорошо лежит, вот пусть так и лежит до самого конца. Так, кому помочь?
Ползун справа теснит какого-то стриженного остроухого, у того два эльфских кинжала, у Ползуна — бастард. Оба быстрые, но Ползун эльфа успел в бедро достать, так что тут скорее дело времени. А вот слева на констебля Закрая сразу двое наседают, и даже успели ему запястье левое задеть. Нехорошо. Врезаюсь в драку, бью снизу и справа, потом еще раз справа, и еще. Теперь шаг назад, блок, атака наискось сверху, еще блок, еще шаг назад, скользящий блок, а вот теперь два удара в голову, шаг вперед, еще удар, шаг назад, еще в голову и на обратном ходе — в колено. Все мужик, отбегался ты… Сядь, посиди. Не хочешь? Держи плашмя в голову!
А ректор все ругается. Кажется, на гномье наречие перешел. Во всяком случае, я некоторые слова вроде знаю, в молодости в одном звене два года с гномом проработал. Врум Кирпичиголка. Тот ругался по поводу и без. Неплохой парень был, жаль подстрелили на Закатной аллее…
Эй, это что? Эльф, которого Ползун загонял, к заложникам проскочить пытался. Не сумел, развернуло его и отбросило. Ползун тут не сплоховал, ударил плашмя по затылку, звук такой смачный вышел… Значит от ректора не только ругань, но и польза, прикрыл-таки заложников. Ладно, хрен с ним, пусть ругается… Все равно уже слышу топот: это Полуночница с ребятами бежит. Сейчас все закончится. Кончилось уже почти. Надеюсь, там, у Красотки… Малин побери, а ведь ректор-то не просто так ругается! Нехорошо ведь там, наверху… Ох… твою гламуру, капрала Билони мечом в живот ткнули. Рву туда, но понимаю: поздно, не успел. Не успел, не успел, не успел! Отбрасываю собаколюда, который его достал, бью, бью, бью, бью! Заложники орут. Пусть орут. Возвращаюсь к Билони, доктор уже рядом. Качает головой… Эх… Я виноват… Ничего еще не все, рано успокоился, рано расслабился, старый дурак! А вот и Полуночница, только Билони уже нет, и виноват я. Все, баста! Никто, конечно, не скажет, что я просмотрел, но пора на покой. На пенсию, будь она неладна. Внуков нянчить. Жаль только, что нет их у меня. Всю жизнь службе положил, ни то, что жениться, с бабой просто погулять по улицам времени не было. Оттого и не задерживались они у меня. Теперь-то времени будет — парусниками вози, да только на что оно мне, развалине старой? Эх…
— Я — наверх, — сказал мне ректор. — Там неладно что-то…
Ругаться перестал, вид усталый, речь медленная. Я ему кивнул. Да, надо наверх, тут уже, и верно, делать нечего. Билони не вернуть, террористов вяжут. Вот только идти не хочется никуда, вообще ничего не хочется. Пусто, как в кувшине после ночной попойки. А ректор ответа не дождался и пошел один. Медленно так, вразвалочку, и сначала даже не к выходу, а на кухню, потом остановился, огляделся, лоб наморщил и медленно, опираясь на посох, все-таки, куда надо пошел. Полуночница мне что-то говорила, заикаясь, а я смотрел вокруг и понять никак не мог, что я сам-то здесь делаю. Меч в руке зачем-то. И кровь на лезвии… Ох, выронил… Не слышал я Полуночницу, того, что она мне говорила, словно контузило меня. И перед глазами темнота, словно свет притушили в обеденной зале. Старость это, да. Сил положил сегодня столько, что на пол сесть, и чтобы не трогали. Всем тяжело этот вечер дался, все как мухи сонные ползали… Кто-то из заложников криком кричал от страха или еще от чего, не знаю. Самому так хотелось, если честно, да зачем только? Глупо.
Тоскливо так на душе стало, ну хоть вой, честное слово. Смотрел на Булони, и так погано было, что даже слов матерных нет, чтобы описать как. Был человек, и нет человека. Целый мир исчез, будто никогда его и не было. Смотрел на него и себя видел, будто я сам, на полу, в луже крови лежу. И мысль крутилась в голове, что это меня уже нет, и не было никогда.
А потом вдруг изменилось что-то. Крики услышал, разговоры. Будто отпустило. Билони, конечно, жалко до слез, но так ведь страж на то и страж, чтобы любой ценой людей защищать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
