С каждым днем Тетрику все лучше — обещая быструю поправку, Неккара знала, что говорила. Уже на четвертый день после того, как попал в храмовый госпиталь, Тетрик мог свободно говорить, сидеть, даже разок попытался встать, держась за спинку кровати. Голова закружилась и пришлось тут же лечь, но главное — все получилось. Неккара совершила чудо, вылечив страшную рану.
— К тебе одна из ваших пришла, — объявил в тот же день вечером Нейрил. — Ну, то есть ствангарка, Аэлла. Хочет поговорить.
— Я тоже хочу! — неподдельно радуется Тетрик. Вместе с радостью приходит и волнение. Он должен ей сказать… все-все, особенно то, что понял за те дни, что она провела в плену. Что им надо всегда быть вместе…
У входа раздаются шаги, в помещение воходит танцовшщица. Она уже ничем не напоминает перепуганную, растрепанную пленницу, пережившую несколько дней издевательств и унижений. Сейчас она одета по-дорожному, но во взгляде, осанке, походке чувствуется достоинство. Сейчас она больше похожа на королеву (правда, Тетрику видеть их живьем не доводилось, но по его представлениям, они должны выглядеть именно так). Но губы женщины трогает улыбка, и Аэлла вновь становится прежней — простой и понятной.
— Как себя чувствуешь? — спрашивает Аэлла с неподдельным сочувствием.
— Спасибо, уже лучше.
— Да, Нек сотворила чудо… Поправляйся, ты еще понадобишься Храму и Налини. И спасибо, что вытащил меня оттуда.
— Да все Крейтон сделал, — улыбается Тетрик. — Если б не он…
— Крейтон — другое дело. Для него рейд был плевым делом, а для тебя… Еще раз спасибо за смелость.
— Что с Гафуром и твоим мужем?
— Гафур ушел. Но Беренгард взят тепленьким: камень из пушки перебил ему ногу. Сейчас дает показания, и сомневаюсь, что его скоро выпустят — если вообще не повесят. Молодец Крейтон, сразу сообразил, что не все с ним чисто. Благодаря ему мы завтра выступаем.
— А я?
— Тебе еще рано. Молодой, неопытный… Налини ошиблась, когда разрешила тебе идти. Понимаешь, там будет дело для настоящих воинов и настоящих магов, или же тех, кто вырос в Ствангаре и исходил страну, как я. А главное, тебе надо подлечиться, и еще месяц не надрываться. Мы не можем ждать, итак осень на носу. Хорошо, если к концу Десятого месяца доберемся…
Тетрик вздыхает. От Нейрила он уже знает, как рано наступает зима в Поле, и что это за зима. Если не удастся попасть туда до снега…
— Сделаем дело, вернемся и заберем тебя в Эрхавен, — обещает Аэлла.
— Я не мешок с… кое-чем, чтобы меня забирали.
— Тетрик, не капризничай. Кто же знал, что ты под меч подвернешься? Ладно, молчу. Понимаю тебя — будь я на твоем месте, тоже бы переживала, что остаюсь, а друзья уходят в пекло. Но это не твоя вина, не терзай себя.
— Хорошо, Аэ. Но прежде, чем вы уйдете, можно я кое-что тебе скажу? — просит Тетрик.
Если Аэлла и удивилась тону, каким задан вопрос, виду не подает.
— Говори.
Тетрик вздыхает. Следует сказать лишь несколько слов, но его внезапно охватывает страх. Страх? Мягко сказано: так страшно последний раз было, когда они с Айшой бежали по площади перед ратушей, а над головой свистели болты.
— Аэ, знаешь… Когда я тебя впервые увидел, я не думал, что моя жизнь так изменится, — начинает он. Нужные слова все не приходят, в голове вертятся какие-то банальности… Но что, если сказать, к примеру, так: — Когда будешь там, на Севере, знай: мне никто не нужен, кроме тебя.
Некоторое время танцовщица молчит, накручивая на палец длинную рыжую прядь. Потом прищуривается и произносит:
— Зачем тебе такая древность, как я? Я два года плясала в балагане, когда ты появился на свет, даже формально была замужем?
— Не говори так, Аэ. Ты — самая лучшая, а душой ты моложе Сати!
— Если бы, — неожиданно устало вздыхает женщина. — Но скажи: что бы ты стал делать, если бы все получилось, как ты хочешь? Формально препятствий нет: уж если мирянин Раймон смог взять в жены нашу Наставницу, то… Представь себе, что именно? Молчишь… Ты этого не знаешь, зато я знаю, что бы стала делать. Ведь я, что тут скрывать, отношусь к тебе лучше, чем к Сати. Так вот, я стала бы о тебе заботиться, беречь от невзгод, в которые ты по юности и неопытности можешь вляпаться. Я стала бы говорить тебе: не ходи туда-то, не делай то-то… Сама бы не заметила, как посадила тебя в золотую клетку, точно заботливая мамаша. Не от ненависти, а именно из-за симпатии. Иначе бы не получилось: я пожила и повидала на свете несколько больше, чем ты.
— Я, знаешь ли, тоже не вчера родился…
— Согласна. Ты тоже воевал, был незаконным рыбаком, все такое. Верно. Но я-то исходила пол-мира прежде, чем оказаться в Храме. И знаю, во что можно вляпаться по молодости: у меня не было никого, кто помог бы все это расхлебать, так что пришлось учиться самой. Если у нас будет разное мнение, я всегда смогу настоять на своем. Теперь скажи, понравится ли тебе золотая клетка? Молчишь… Тогда я скажу, как все будет. Сначала ты будешь меня обожать, смотреть мне в рот и выполнять любое мое желание. Потом до тебя дойдет, что я не идеальна, и ты решишь, что слишком часто командую. Один раз ты не заметишь, еще несколько — простишь. Но недовольство будет накапливаться, и однажды ты взбунтуешься. Мы расстанемся, потому что в пылу ссоры почти наверняка скажем друг другу непрощаемое. Даже если не взбунтуешься — разве приятно жить чужим придатком? Я не права?
Тетрик снова молчит. Он не верит в правоту слов Аэ, наверняка должен быть выход, но достаточно убедительные возражения в голову не приходят.
— Теперь — обо мне: думаешь, приятно иметь мужем абсолютно послушного мальчика? Понимаешь, чтобы любовь была долговечной, надо, чтобы любили равные. Почему у Наставницы и Раймона все было бы прекрасно, если бы Бонар не погиб в бою, знаешь? Раймон был ровней Налини. Они оба что-то собой представляли: он был лучшим воином и моряком Эрхавена, а она — лучшей жрицей и танцовщицей. Я, конечно, не лучшая, но и мне бы хотелось, чтобы мой муж никому не казался желторотым, чтобы он что-то собой представлял и в чем-то добился успеха.
— Неужели между нами не может быть ничего?
— Ты мог бы стать хорошим магом, воином, танцором, наконец — тоже неплохо. Может быть, не таким, как Крейтон, но все же… В тебе есть нечто такое, что дает тебе шанс, не спорю. Но пока ты не стал ни тем, ни другим, ни третьим. Не смог довести ни одно дело до конца, а знаешь, почему? Ты хоть и не трус, но еще не умеешь совершать поступки, а потом нести за них ответственность.
— Тут ты не права, Аэ. Я сделал все, что мог, для сестры, а потом в Эрхавене, на корабле, и тут, в лесу…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
