Джонни опустился возле Таны на колени и шарфом зажал ей рану на горле. Он взял ее руку и поднес к импровизированной повязке — чтобы она поняла, где прижать. В ее ненавидящих глазах он не увидел своего отражения. Для нее его не существовало.
Отлично.
Джонни оставил девушку и отправился ловить такси.
Он теперь жил в пентхаузе, в Брэмфорде, в викторианском доме из бурого песчаника, имеющем добрую славу. За аренду он платил ежемесячно, наличными. Для него было важно иметь хорошее жилье, ведь требовалось где-то хранить одежду и гроб, испещренный потеками трансильванской грязи. В глубине души Джонни был традиционалистом. Как и Энди, который весьма ценил американскую старинную мебель — американская старина, ха-ха! — и безделушки в стиле ар-деко; он заполнял свой дом трофеями прошлого, а на «Фабрике» тем временем спускал в сортир искусство будущего.
У Джонни было более 11 500 000 долларов на разных счетах и заначки наличными в банковских сейфах по всему городу. Он намеревался вскорости заплатить с части этих денег подоходный налог. В момент откровенности он обсудил свое предприятие с Черчвард. В этом городе она была единственным по-настоящему опытным вампиром, разумеется, после Энди, который вдруг замыкался, стоило спросить его про кормежку, хотя Джонни было известно, что тот кусает всех своих помощников. Джонни и Пенелопа так и не смогли понять, является ли его деятельность законной или нет, но рассудили, что лучше об этом помалкивать. Продажа собственной крови — это законный «серый» бизнес, чего не скажешь о нападении на людей и убийстве. От этих способов ему пришлось отказаться полностью, хотя он признал, что нормы поведения, принятые в Америке, по всей видимости, отличаются от тех, что характерны для его захолустной европейской родины. Не то чтобы нападения и убийства случались здесь реже, чем в Румынии, но власти поднимали вокруг них значительно больше шума.
Впрочем, такие как Тана, выжившие после его ласк, могли бы возразить, что сила его обаяния — это то же принуждение, и что он применил к ним особый вид насилия или ограбил их. Сюда можно было бы даже притянуть статью о запрете на изъятие органов. Как выразилась Пенелопа, скоро нельзя будет безо всяких опасений поймать какого-нибудь мистера Закускера и спокойно высосать его, не получив от него предварительно подпись на специальной форме, подтверждающую добровольное согласие.
Первую серьезную попытку уничтожить Джонни предприняли не церковники и не стражи закона, а преступники.
Он мешал их торговле героином и коксом. Странновато одетая парочка чернокожих явилась за ним с серебряными бритвами в руках. В нем вдруг проснулась отцовская безжалостность, и он растерзал обоих, в клочья разодрав их одежду и лица, чтобы другим было неповадно. Из «Дэйли Багл» он узнал их имена: Янгблад Прист и Томми Гиббс. Джонни задумался, не были ли те чернокожие, которых он встретил возле «Челси» в ночь своего знакомства с Энди, как-то связаны с этими гарлемскими отморозками. Он еще несколько раз бросил мысленный взгляд на тех парней — на обоих вместе и на каждого в отдельности. Они были похожи на близнецов, хотя у одного из них кожа была темнее. Один был с ножом, у другого под плащом скрывался арбалет. С ними справиться было бы сложнее.
«Триады Мотт-стрит» завели себе собственного вампира — этакого китайского болванчика, связанного молитвами, написанными на бумажке и приклеенными ему на лоб. Они стали откармливать его и получать собственный драк. Оказавшись в таком унизительном положении, через месяц их питомец выдохся окончательно, его тело рассыпалось в прах и разошлось по рукам. Вскоре невольники-носферату, взятые в рабство и вскоре угасшие от истощения, стали обычным явлением. Другие вампиры принялись сами продавать собственный драк — и в Америке, и в других странах. Уж коли мода на что-то пошла в Нью-Йорке — она всюду просочится.
Джонни неоднократно отклонял предложения о «партнерстве», поступавшие от крупных поставщиков наркотиков. Шесть миллионов долларов наличными, выплаченные семье Прицци, практически полностью избавили людей Джонни от уличных столкновений. Гарлемские бандиты его вообще не трогали. Он был похож на итальянца — а значит, до поры до времени его следовало уважать. Главы мафиозных группировок, такие как Коррадо Прицци и Майкл Корлеоне, имели дурную славу, зато ребята помоложе и похитрее, такие как Джон Готти и Фрэнк Уайт, — которые только выигрывали от того, что их доны теряют свое влияние, — были уже людьми другого пошиба. Либо сам Готти, либо кто-нибудь вроде него рано или поздно подключится к торговле драком. Джонни надеялся к тому времени уйти на покой и переехать в другой город.
Полицейские начали проявлять любопытство. Джонни сразу заметил их, когда от нечего делать слонялся поблизости с местами преступлений, болтал со свидетелями, находящимися в полуневменяемом состоянии, внимательно к ним присматриваясь. Он всех их хорошенько запомнил: один, в шерстяной фуфайке, косил под хиппи; другой был в хорошем костюме и лыс как колено; третий — шофер-самоубийца в приплюснутой шапочке пирожком. Джонни, как и его Отец, прекрасно чувствовал, когда лучше поосторожничать, а когда стоит рискнуть. Полиция в этих местах не играла никакой роли. В отличие от Securitate[124] в Прежней Стране, полицейские здесь даже не были вооружены серебряными пулями.
Собственные чада Джонни — дампиры — не сидели сложа руки. Его кровь, бьющаяся в их жилах, на какое-то время меняла их. После нескольких первых доз они лишь наслаждались новыми ощущениями, появлением клыков во рту, ускорением рефлексов. Но потом их начинала мучить багровая жажда. Им нужно было утолить ее, пока действие драка не иссякло.
Похоже, жертв они себе начали подыскивать в полуподпольных гей-клубах, среди тех парней, что одеваются в кожу и носят цепочки. Джонни полагал, что зачинщиком этого дела стал один из вышибал «Studio 54». И Бернс, и Стью были завсегдатаями этих злачных мест. Несколько месяцев — и укусы стали совершенно обычным делом. Еженедельно возрастало число погибших: дампиры, охваченные багровой лихорадкой, не в силах были себя контролировать и требовали слишком многого от своих мимолетных любовников.
Прибыль тем не менее пока не иссякала.
В холле, уже разгорающемся в свете зари, один довольно неприятный двенадцатилетний подросток лупил друг о друга двумя яйцами из плексигласа, связанными бечевкой. Если Джонни правильно понял, мальчишка пытался попасть в «Книгу рекордов Гиннесса». Это был не ребенок, а просто бич божий, которому родители, во всем ему потакавшие, а также их верные приспешники, позволяли гулять на свободе. Многие жители Брэмфорда выражали желание оказаться где-нибудь неподалеку, когда юный Адриан Вудхаус «получит заслуженную взбучку», но Джонни понимал, что мальчишку обижать не стоит. Если собираешься жить вечно — не обращай детей в своих врагов.
Джонни поспешно направился к решетчатому лифту, намереваясь удалиться на безопасное для слуха расстояние от эпицентра этой акустической китайской пытки.
— Джонни, Джонни…
Он обернулся — и голова его закружилась от избытка крови. Он почувствовал, как кровь забродила по телу; все было полно ею: желудок, сердце, вены, мочевой пузырь, легкие. Еще немного — и она выдавила бы наружу его глазные яблоки.
В отступавшие тени боязливо вжималась дампирша.
— Джонни, — произнесла она, выходя на свет.
Ее кожа тут же потемнела и сморщилась, но она этого не замечала. В руке девица сжимала потрепанные бумажки — грязные деньги. Джонни догадывался, что ей пришлось сделать, чтобы получить их.
Это была та самая девушка, которую он некогда нарек Ноктюрной. Девственница из «54». От ее невинности — во всех смыслах — не осталось и следа.
— Пожалуйста, — взмолилась она, вульгарно выпятив губы.
— Кое-что изменилось, — ответил Джонни, вошел в лифт и задвинул за собой решетку.
Перед ним возникли ее глаза с красным ободком.
— Возьми же их, — клянчила она, сворачивая купюры трубочками и проталкивая их сквозь решетку. Деньги упали к его ногам.
— Поговори с Руди или с Эльвирой, — посоветовал Джонни. — Они дадут тебе дозу.
Она отчаянно замотала головой. Ее волосы торчали в полном беспорядке и были выжжены в белый цвет с подпалинами. Она вцепилась в решетку, и ее пальцы пролезли меж прутьев, как черви.
— Не нужна мне доза, мне нужен ты.
— Нет, милочка, я тебе не нужен. У тебя денег не хватит. А теперь втяни-ка коготки, а то останешься без них.
По щекам ее струились слезы цвета ржавчины.
Джонни дернул за рычаг, и лифт пошел вверх. Девушка отпустила прутья. Лицо ее стало тонуть и в конце концов исчезло. Она уже и прежде ему докучала. Надо с ней что-то делать.
Не то чтобы Джонни совсем забросил прежний бизнес, просто ему приходилось тщательнее выбирать клиентов. Самый крошечный глоток из вены стоил теперь десять тысяч долларов. Далеко не в каждый рот он был готов выпустить свою кровь.
