11 октября опыт был повторен перед более широким собранием представителей Советов Северной области с участием представителей Москвы, Балтийского флота и петроградского Совета под председательством прапорщика Крыленко. После резкой резолюции по поводу остававшихся в Крестах 37 заключенных большевиков, которая была принята съездом по предложению Антонова, Троцкий снова требовал перехода власти в руки Советов. Матрос Дыбенко в качестве представителя Финляндского областного комитета заявил, что комитет ведет неустанную борьбу с правительством. Представитель Балтийского флота сообщил, что флот исполняет лишь те военные приказы, которые скреплены подписью комиссаров Совета, и если правительство не заключит мира, то Балтийский флот сам предпримет шаги к его заключению. Представитель Волынского полка как бы для иллюстрации к решению предыдущего собрания заявил, что полк не выйдет из Петрограда по простому приказу «контрреволюционного правительства». В дальнейших заседаниях съезда было принято обращение к крестьянам, говорившее «о близости решительного боя рабочих, солдат и крестьян за землю, волю и мир». Представитель латышского Совета рабочих и солдатских депутатов сообщил, что 40 000 латышских стрелков находятся в распоряжении съезда. Единственный способ борьбы умеренного большинства исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов со всеми этими решениями съезда заключался в заявлении, что съезд созван без ведома исполнительного комитета в произвольном составе и поэтому является «частным совещанием отдельных Советов, а не полномочным съездом».
«Полномочным съездом» должен был стать для большевиков Всероссийский съезд Советов, созванный на 20 октября. По смыслу их резолюций (см. выше резолюцию Коллонтай), они хотели апеллировать к этому съезду на решение демократического совещания и уполномоченных им органов о создании коалиционного правительства. К 20 октября большевики решили приурочить и свое выступление с требованием передачи всей власти Советам. Правительство было осведомлено об этом уже 10 октября, а 12-го вопрос о поддержании порядка в Петрограде был поставлен на совещании Керенского с его начальником штаба, военным и морским министрами, генералами Черемисовым и Барановским. По-видимому, тогда задача эта была признана легкой и спокойствие столицы — вполне обеспеченным. Двойственное отношение социалистической части правительства к большевикам продолжалось, несмотря на возраставшую угрозу с их стороны. В эти самые дни министр юстиции Малянтович счел возможным, уступая требованиям областного съезда, продолжать освобождение большевиков, арестованных после восстания 3-5 июля, даже таких, как Козловский и Раскольников, или главных вожаков пулеметного полка, солдат Семцовых и Сахарова. Он находил, что их нельзя преследовать по ст. 108 за «благоприятствование неприятелю», так же как нельзя было бы преследовать Льва Толстого. Напрасно один из товарищей министра возражал, что нельзя не считать «благоприятствующим неприятелю» такие действия большевиков, как отказ повиноваться военному начальнику, отобрание винтовок у желающих идти на фронт, взрывы на заводах, работающих на оборону, задерживание на станциях поездов со снарядами и т. д. («Русское слово», 14 октября)[116].
Напрасно также военная контрразведка напоминала в эти дни специальным воззванием ко всем гражданам, что работа германских агентов в последнее время чрезвычайно усилилась и что «задачи тайной агентуры германцев и их союзников в России направлены к ослаблению нашей боевой мощи, окончательному подрыву наших экономических сил и к истощению нравственных сил населения путем обострения политической борьбы и доведения ее до формы погромов и анархии». («Русские ведомости», 15 октября).
Попытка предупреждения большевистского переворота. На серьезность приближающейся опасности на этот раз первыми обратили внимание вожди умеренного большинства «революционной демократии». До них прежде всего дошли сведения об энергичной агитации, которую большевики вели на фабриках и заводах столицы и среди солдат Петроградского гарнизона. Исполнительный комитет Совета крестьянских депутатов первый высказал осуждение планам большевиков в резолюции 15 октября, принятой большинством 32 против 3 при 7 воздержавшихся. «Заслушав сообщение о созываемом на 20 октября Всероссийском съезде Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, на котором предполагается провести требование о переходе власти в руки Советов, — так гласила эта резолюция, — Всероссийский Совет крестьянских депутатов считает необходимым категорически заявить, что в данный момент этот акт может иметь глубоко печальные последствия для страны и революции, ибо может привести к гражданской войне, которая будет выгодна внешнему врагу, все глубже проникающему в нашу родную землю, и всем противникам трудового народа. Решить вопрос о власти в окончательной форме может только Учредительное собрание... Решение же этого вопроса накануне созываемого через полтора месяца Учредительного собрания будет не только вредной, но и преступной затеей, гибельной для родины и для завоеваний революции».
На следующий день, 14 октября, тот же вопрос был поставлен и в объединенном заседании обоих исполнительных комитетов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов в связи с вопросом об обороне Петрограда. «В эти дни внешней опасности, — говорил докладчик Дан, — со стороны одной части революционной демократии, большевиков, ведется агитация за то, чтобы перейти от слов к делу. К какому делу? К чему ведет эта агитация?» «К миру и земле», — кричал с места Рязанов. «Но армия, — продолжал Дан, — понимает ее как призыв к неисполнению стратегических приказаний. Рабочие понимают ее как призыв к немедленному выступлению. Называют то 16-е, то 20-е число. Большевики должны ответить, правильно или неправильно понимают их; должны сказать, говорят ли они массам, что выступление будет сопровождаться кровавой войной, погромом. К нам, в ЦИК приходят рабочие и солдаты и говорят, что они не знают, надо им выступать или нет. С одной стороны, как будто надо, с другой, как будто не надо. Пусть же большевики прямо, честно, открыто скажут здесь: да или нет?»
Большевики отвечали лишь протестами и шумом, стараясь заглушить оратора и сорвать собрание. Когда им это не удалось, они потребовали часового перерыва для обсуждения предложенной Даном резолюции. По возобновлении заседания Пятаков произнес резкую демагогическую речь и внес резолюцию о переходе власти к Советам. После продолжительных прений всеми, кроме воздержавшихся большевиков и левых эсеров, была принята следующая резолюция Дана: «Принимая во внимание опасное военное положение Петрограда, которому угрожает вражеское нашествие, и ту погромную агитацию, которую давно ведет контрреволюция.., Центральный исполнительный комитет рабочих и солдатских депутатов и исполнительный комитет крестьянских депутатов обращается ко всем рабочим, солдатам и крестьянам и ко всем жителям Петрограда с призывом сохранять полное спокойствие... и считает при данных обстоятельства недопустимыми всякого рода выступления, способные только вызвать погромное движение и привести к гибели революцию».
Обратила внимание на грозившую опасность и несоциалистическая часть правительства. А. И. Коновалов неоднократно настаивал перед Керенским на принятии действенных предупредительных мер на случай восстания, на точном выяснении, какие именно части войск будут поддерживать Временное правительство и на составлении соответствующего плана обороны. Разговоры об этом велись 13 и 14 октября. Ответы Керенского были уклончивы: меры приняты, опасаться нечего, военное положение дает достаточные средства обороны в случае надобности. 14 октября Коновалов настоял на заслушивании доклада начальника штаба Петроградского военного округа генерала Багратуни — единственного сколько-нибудь компетентного лица в составе округа, и его впечатление было, что никаких мер не принято, никакого плана нет, и правительство, несомненно, будет застигнуто восстанием врасплох. Вечером 14-го Керенский уехал в Ставку и вернулся только к вечеру 17-го, все еще имея в виду в ближайшие дни уехать снова — и надолго — на Нижнюю Волгу, в Саратов и другие города «для ознакомления с настроением народа», как он говорил. Коновалов продолжал категорически возражать против этого плана. Недовольный повторными настояниями, Керенский просто стал уклоняться от бесед и от прямых ответов на прямые вопросы. Единственными мерами, принятыми в эти дни, были приказы главного начальника Петроградского военного округа полковника Полковникова, типичного представителя новейшего «революционного» командования, выдвинутого на свой пост отнюдь не по цензу профессиональной опытности, а по цензу революционной благонадежности. В этих прокламациях 17 октября не было недостатка в сильных словах. «Всякий, кто способен в настоящее время призывать массы к гражданской войне», объявлялся здесь «безумным слепцом или же сознательно действующим в угоду императора Вильгельма». Напоминалось о строгом запрещении Временным правительством «всякого рода митингов, собраний и шествий, как бы они ни устраивались», и, наконец, даже была налицо угроза «самыми крайними мерами для подавления всякого рода попыток нарушения порядка». Петроград, Кронштадт и Финляндия со всеми войсками были непосредственно подчинены главнокомандующему Северного фронта (Черемисову), и для разрешения деликатного вопроса о выводе из столицы войск Петроградского гарнизона он созвал съезд делегатов в Пскове.
