— Это состояние духа, — неожиданно выпалил Ларри. Когда они все оглянулись на него, он, кажется, здорово смутился, но продолжал: — У меня такое чувство всю последнюю неделю или около того, и я все никак не мог его понять. Может быть, теперь могу. Я будто парю в вышине. Словно выкурил полчинарика по-настоящему взрывной «травки» или нюхнул чуть-чуть кокаину. Но нет никакой потери ориентации, какая бывает при таком кайфе. Когда накачаешься, чувствуешь себя так, словно тебе никак не удается мыслить, как обычно, ясно. А я чувствую, что отлично думаю, по сути дела, лучше, чем когда-либо. Но все равно чувствую себя оторвавшимся от земли. — Ларри рассмеялся. — Может, это просто от голода.
— Голод — часть этого, — согласился Глен, — но не все.
— Что до меня, так я все время голодный, — сказал Ральф, — но, кажется, это не очень-то важно. Мне хорошо.
— Мне тоже, — кивнул Стю. — Я физически не чувствовал себя так хорошо уже много лет.
— Когда опустошаешь сосуд, заодно выбрасываешь и весь мусор, который там плавает, — сказал Глен. — Разные примеси. Нечистоты. Конечно, чувствуешь себя неплохо. Это клизма для всего тела и всего разума.
— У тебя такой изысканный способ выражаться, лысик.
— Может, это и не очень изящно, но зато точно.
Ральф задумался и спросил:
— А это поможет нам с ним?
— Ну это для того и делается, — пожал плечами Глен, — тут у меня почти нет сомнений. Но нам придется просто дождаться и посмотреть, что будет, верно?
Они шли дальше. Коджак выбежал из кустов и какое-то время шел рядом с ними, клацая когтями по асфальту шоссе 70. Ларри нагнулся и потрепал его по загривку.
— Коджак, старина, — сказал он, — а ты знал, что ты батарея? Обыкновенный здоровенный «Делко» с пожизненной гарантией, а?
Похоже, Коджак не знал, да и его мало это заботило, но он повилял хвостом, чтобы показать, что он полностью на стороне Ларри.
Этой ночью они сделали привал милях в пятнадцати к западу от Сиго, и словно в довершение темы, на которую они говорили днем, у них впервые, с той поры, как они вышли из Боулдера, не оказалось никакой еды. Глен развел остатки растворимого кофе в кружке, и они отхлебнули из нее по глотку, передавая ее из рук в руки. Последние десять миль им не попалась на пути ни одна застывшая машина.
На следующее утро, 22-го, они набрели на перевернутый фургон «форд» с четырьмя телами, два из которых были детскими. В машине оказалось две пачки крекеров в форме разных животных и большой пакет засохших картофельных чипсов. Крекеры сохранились лучше. Они разделили их на пять частей.
— Не глотай их сразу, Коджак, — предостерег Глен. — Глупый пес! Где твои манеры? А коль скоро ты так плохо воспитан, как я теперь вынужден заключить, где твоя сообразительность?
Коджак стучал хвостом и смотрел на крекеры взглядом, ясно свидетельствовавшим, что сообразительности у него не больше, чем хороших манер.
— Тогда трудись как вол или пропадай, — сказал Глен и дал псу последний крекер из своей доли — фигурку тигра. Коджак тут же проглотил его и продолжал принюхиваться.
Ларри решил всю свою долю — около десяти зверюшек — съесть сразу. Так он и сделал — медленно и мечтательно.
— Вы никогда не замечали, — сказал он, — что у этих крекеров-зверюшек есть такой слабый лимонный привкус? Я помню его еще с детства. Но с той поры никогда больше не замечал — до нынешнего дня.
Ральф перебрасывал свои два последних крекера из одной руки в другую, а потом сжевал один.
— Ага, ты прав. Точно, у них и вправду привкус лимона. Знаете, а мне жаль, что здесь нет старины Никки. Я б не возражал разделить эти старые крекеры на шестерых.
Стю кивнул. Они покончили с крекерами и двинулись дальше. После полудня они нашли фургон «Грейт-Вестерн-Маркетс», развозящий заказы по домам, который явно направлялся в Грин-Ривер. Он лежал в крайнем ряду, аккуратно перевернутый, с сидящим очень прямо за баранкой мертвым шофером. Они перекусили консервированной ветчиной из его кузова, но казалось, никому особенно не хочется есть. Глен сказал, что у них сузились желудки. По мнению Стю, ветчина плохо пахла, но не потому, что была испорчена, а просто от нее исходил слишком… мясной дух. У Стю от него желудок сводило, и он смог заставить себя съесть лишь один кусочек. Ральф заявил, что он скорее сожрал бы еще две или три коробки крекеров-зверюшек, и они все расхохотались. Даже Коджак съел очень маленькую порцию, прежде чем убежал что-то вынюхивать.
Они остановились на ночь восточнее Грин-Ривер, а рано утром земля оказалась присыпана снежной порошей.
Они подошли к рытвине вскоре после полудня, 23-го. Небо было пасмурным весь день, и стоял холод — вполне достаточный, чтобы пошел снег, подумал Стю, а не проливной дождь.
Они стояли вчетвером на самом краю, Коджак позади Глена, глядя то вниз, то вперед. Где-то севернее могла прорваться плотина, или лето здесь выдалось очень дождливым. Так или иначе, по Сан-Рафаэлю, который в течение нескольких лет оставался всего лишь пересохшей канавкой, хлынул бурный поток. Он разрушил и смыл огромный тридцатифутовый участок полотна с 1–70. Выбоина получилась около пятидесяти футов глубиной. Ее склоны представляли собой пласты рыхлой, усеянной булыжниками почвы и осадочной скальной породы. По дну текла струйка темной воды.
— Мать честная, — произнес Ральф. — Надо бы кому-то звякнуть в департамент шоссейных дорог Юты, сообщить про это.
— Посмотрите туда, — сказал Ларри и вытянул руку.
Они посмотрели в простирающуюся под ними пропасть, которая была завалена странными, иссеченными ветром опорами и блоками. Ярдах в ста ниже по руслу Сан-Рафаэля они увидели беспорядочную груду обломков бордюра, поручней, проволоки и огромных кусков асфальтового покрытия. Один кусок, с белой разделительной полосой, задрался прямо в затянутое облаками пасмурное небо, как какой-то апокалипсический палец.
Засунув руки в карманы, Глен смотрел вниз, на усеянные камнями склоны рытвины, с каким-то рассеянным и мечтательным выражением лица.
Тихим голосом Стю спросил:
— Сумеешь одолеть ее, Глен?
— Думаю, да. Конечно.
— Как твой артрит?
— Бывало хуже. — Он выдавил улыбку. — Но если уж совсем честно, то бывало и получше.
У них не было веревки, чтобы обвязаться и поддерживать друг друга. Стю первым начал осторожно спускаться вниз. Ему не нравилось, как земля порой осыпалась под его ногами и мелкие камни и комки грунта летели вниз. Один раз ему показалось, что он сейчас сорвется и покатится до самого дна на собственной заднице. Он взметнул руку, ухватился за здоровенный, торчавший из земли камень и повис, замирая от страха, ища более твердую опору под ногами. Тут мимо него весело промчался Коджак, расшвыривая вокруг мелкие брызги грязи и посылая вниз лишь маленькие комочки земли. Мгновение спустя он уже стоял внизу, виляя хвостом и ободряя Стю дружеским лаем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
