Впрочем, очень многое пока «не получалось», главным образом из-за того, что людей не хватало. Да и многого очень нужного тоже не было. Пока не было. Но было известно, где это нужное взять – и поэтому во время празднования наступления нового двести семьдесят первого года разговоры сами собой перешли к обсуждению того, как все нужное получить.
Отмечать Новый год почти все «попаданки» собрались в новой квартире Кати и Володи. Потому что Катя специально такую квартиру для себя выстроила – а зачем еще может понадобиться четырехэтажная квартира с двумя десятками комнат? На самом-то деле Катя с Володей жили на пятом этаже центральной башенки здания, а четырехэтажную «квартиру» все же использовали в качестве «домашнего офиса»: на двадцать девятом этаже здания у Кати была архитектурная мастерская, где «в мирное время» работало человек двадцать, на тридцатом работали инженеры «Специального конструкторского бюро при Спецкомитете», еще один этаж занимала довольно большая библиотека. А на двадцать восьмом – «первом» этаже башенки располагался большой зал, где, собственно, все и собрались на праздник. Все, кто поселился в этом доме, то есть почти все «попаданки». Даже Марина с Лизой на зиму решили покинуть Школу. Не на всю зиму, а только на это праздник – потому что через большие окна зала было очень хорошо видно Спасскую башню Кремля с курантами. Рабочие и инженеры Никиты смогли в этом году заставить механизм нормально заработать…
Когда часы пробили полночь, Марина, стоящая у окна и задумчиво глядящая на горящую над башней звезду, тихо, как бы обращаясь к дочери, проговорила:
– Бьют часы Кремлевской башни… хм, дальше забыла что ли?
– Часы на старой башне… – попыталась подсказать Лиза.
– А, нет, вспомнила! А тебе пора бы классику выучить, а то уперлись в свои телефоны…
– Какую классику?
– Бьют часы Кремлевской башни, гаснут звезды, тает тень. До свиданья, день вчерашний, здравствуй, новый, светлый день!
– Я что-то не помню такого…
– Конечно не помнишь, это взрослые всё только помнить должны. Тьфу на тебя, сбила! Это я не Москву майскую, а про новый год сначала вспомнила, вот: Год прошел, как день вчерашний. Над Москвою в этот час бьют часы Кремлевской башни свой салют – двенадцать раз. Вот теперь правильно. Забавно, столько лет прошло… Тридцать седьмой раз мы, Лизонька, здесь Новый год встречаем. А я в нашей Москве – вообще первый. Но уже столько… наверное, будет правильно сказать «восстановлено»: и звезда на Спасской башне горит, и дом этот выстроили совсем такой же. И вообще столько всего, что мне иногда кажется, что мы вернулись!
– Честно говоря, тетя Марина, – ответил стоящий рядом Никита, – в звезде на Спасской старая лампа горит, ксеноновая, из запаса еще Михалыча. Но на Никольской и Троицкой уже наши, рязанские лампы будут, просто их придется по десять штук в звезду совать. Потому что мы пока не научились мощные лампы делать, там что-то с термокомпенсатором вольфрамового электрода не получается…
– Научитесь! – улыбнулась Марина, – вон сейчас Спецкомитет уже спутники и атомные электростанции делает!
– Ну до атомной станции еще, мне кажется, далековато, – усмехнулась Лиза. – Хотя прогресс определенный имеется.
– Прогресс! – несколько сердито прокомментировала Валя. – Сожрали всю энергию Верхнеокских ГЭС чтобы получить бочку тяжелой воды! А когда сожрут и Вуоксинский каскад, то лет через двадцать наберут воды на ма-аленький реактор…
– Не бочку, а уже почти две тонны, – отрезала Наташа. – И сделали бы больше, только у нас платины нет, а без нее сероводородный изотопный обмен очень много времени занимает…
– Мы же из африканского золота сколько-то платины вытащили? – решила уточнить Зоя.
– Грамм пятьдесят, и ее всю уже на производство азотной кислоты… да и туда ее не хватает.
– Платина – это нам на Южный Урал надо, – вмешалась Лида. – В Миасс. Я, между прочим, с точностью до километра могу показать где лежит самородок килограмм в девять, а если всерьез там копать начнем, то легко и тонну в год выгребать начнем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– На Урал – это правильно, заодно и золотишком прибарахлимся. А то чё мы как не богини, а будто рвань подзаборная ходим золотыми висюльками не обвешанные? – засмеялась Зоя. – Золота нам и Бел прилично притаскивает.
– Золото лишним не бывает, – отрезала Лиза, – за золото в Риме мы овердофига всякого разного набрать можем.
– А чего нам не хватает чтобы Миасс основать?
– Людей, конечно. Однако если туда направить, скажем, визготов, которые очень хотят мечами помахать…
– Нам не хватает платины, циркония, ниобия. Урана не хватает и…
– Я сама список могу страниц на пятьдесят накатать, – Вале явно не понравилось, куда свернул разговор после ее замечания. – А толку что? У нас же никто не занимается решением задач где всё это взять.
– Почему? Спецкомитет занимается, – удивленно ответила Лиза.
– Фигней Спецкомитет всякой занимается. Ложки из нержавейки штампует…
– Две с половиной тысячи ложек в сутки! – радостно уточнил проходящий мимо Никита. – Зарабатывая таким незатейливым образом почти девятьсот тысяч рублей в год для наших проектов силами меньше чем полусотни рабочих, кстати.
– Да мы только на сахаре с римлян пятнадцать миллионов денариев зарабатываем!
– Да, то есть полтора миллиона рублей, над чем трудится почти пятнадцать тысяч человек. Четыре с половиной миллиона нам дает торговля керосином, почти восемь миллионов – это ткани и краски, всякие металлоизделия и лекарства приносят еще примерно пять миллионов. Если вообще все считать, что мы римлянам толкаем, то выйдет хорошо если миллионов сорок, так что ложки из нержавейки – это практически уже больше двух процентов нашей внешней торговли!
– Экспорта, – уточнила Лиза, и торговое сальдо у нас с Римом нулевое. Да, хочется больше купить – но не на что, так что ложки нам очень помогают. Тем более помогают, что как раз эти средства полностью идут на работу Спецкомитета.
– И благодаря ложкам у нас через полсотни лет может быть появится столь нужный всем нам спутник? Или атомная станция, хотя сейчас и угольные работают не в полную мощность, – Вале явно не нравилась сама идея Спецкомитета.
– Вообще-то Спецкомитет вовсе не ради спутников или АЭС создан. Просто мы, сколь ни прискорбно это осознавать, уже старые все, – с легкой грустью в голосе констатировала Лиза, – а еще очень много технологий, способных заметно улучшить и упростить жизнь, пока не то что в планах, а даже в мечтах не реализуются. А ребята – молодые, вот через них мы и будем в народные массы сливать прогрессивные идеи.
– И какая польза от этих прогрессивных идей? – не унималась Валя.
Лиза тяжело вздохнула. Валя вообще-то всегда и сама вкалывала как трактор, и учеников своих гоняла как сидоровых коз. И если совсем начистоту, то процентов восемьдесят из тех, кого можно было бы назвать «физиками», были именно её ученики. Но как выпьет – начинает громко стонать о том, что всё вокруг плохо и «перспектив никаких нет». Одно хорошо: выпивши она всегда очень внимательно слушала то, что ей говорили подвернувшиеся под её руку «оппоненты», а протрезвев, всё сказанное ей обдумывала и… обычно после таких пьяных посиделок её производительность увеличивалась чуть ли не в разы. Поэтому отвечать надо, и отвечать… осмысленно, что ли:
– Электростанции работают на полную мощность, у нас вообще пока что энергии не хватает на все хотелки. Но вот твой Иван изготовил – в рамках, кстати, программы Спецкомитета и на «ложечные» деньги между прочим – плазмотрон. Благодаря которому были, среди прочего, сделаны трубы для котлов высокого давления, и поэтому в домах нам электричество не отключают. Потому что теперь угля на электростанциях вдвое меньше тратится и его хватает. А от этого электричества, к тому же, и холодильники работают. У тебя дома холодильник уже появился? Скажи спасибо Вите – это он их выпуск наладил.
– Он давно уже их делает…
– У тебя что ли старый холодильник? А у Никиты он начал новые выпускать, с компрессором, на двести сорок литров двухкамерные. В качестве отхода производства промышленных холодильников, если к мелочам не придираться. Закажи себе такой, очень удобно.
