пальцами и села. Я чуть не рухнул под ее весом. Тоже мне, нашла надежную опору. Этому говнюку минимум два месяца еще качаться, чтоб смог достойно поддержать слабую женщину.
А ноги я себе отсидел — мама не горюй. Кое-как поднялся, с матами проковылял в коридор. Жанна догнала, сунула заботливо в руки упаковку сока. Сил на улыбку хватило еле-еле:
— Мне-то зачем? Я рядом сидел. Это все Вере.
Потом мы смотрели на рассыпанные по полу купюры и тихонько хихикали, как два полноправных идиота. Столько часов на полу валяются сто тысяч — и никому не нужны!
Деньги с Жанной мы собрали. Пересчитали. Я торжественно выдал сестричкам сумму на замену колеса. На вопрос, откуда наличка, привычно ответил, что долги возвращают. По частям. Как ни странно, мне поверили, только посмотрели опасливо. Да что там происходило во время лечения, что так смотрят? Вроде ничего не горело, не взрывалось, зомби не бегали. Просто сидел рядом с умирающей женщиной.
А потом близняшки увели маму на кровать, уселись рядышком, обнялись и дружно разрыдались все втроем. А если втроем, то это надолго. Так что я спокойно засел на кухне, обложился едой и не спеша, с чувством отпраздновал свой день рождения. Ну а что? Для существа, которое не знает, что такое смерть, а соответственно, и рождение, день, когда осознал себя человеком, да еще и с родней, вполне тянет на праздник.
Глава 7
-=-=-=-
Спалось неплохо. Организм Роя Збарского наконец осознал все преимущества ночевок рядом с холодильником и расслабился. А когда расслабленный, любая банкетка кажется периной. Нет, не периной, кто вообще на них спал? Лечебным гидроложем с подогревом, вот чем она кажется изнеженному потомку неизвестно кого. Так что я славно выспался.
А рано утром пришла Вера. В коротюсеньком домашнем халатике. Со своей короткой прической, нежной шеей и огромными серыми глазами больше похожая на девочку-подростка, чем на зрелую женщину. Ага. На девочку со стройными балетными ножками и вот такенными соблазнительными бедрами. Уж про грудь и не говорю. И тем более не пялюсь.
Я Мужественно закрываю глаза и отворачиваюсь. Такое зрелище не для пятнадцатилетних сопляков, не готов я еще, не окончательно обуздал тело.
— Ты же умер? — озадаченно говорит женщина.
Вот это заявочка! Я аж подскочил на банкетке из положения лежа в положение «завис в воздухе».
— Ты умер, — утвердительно повторяет она. — Маячок погас, как при насильственной смерти. И клятва сработала. Потом… я не теряла сознания, просто… ничего не могла сделать. И ты… это был ты?
Филолог во мне тут же пробуждается и решает подать голос. Свой пакостный занудный голос. Впрочем, у филологов они все такие занудные, специфика образования.
— Я не был. Я есть. Глагол «быть» в настоящем времени, так правильно.
— Живой, — соглашается она, подходит и садится рядом на банкетку.
Я непроизвольно шарахаюсь от нее, как от ядовитой змеи. Не могла она сесть напротив, а⁈
— У тебя глаза стали нормальные, — задумчиво отмечает она.
Я только кривлюсь недовольно. Глаза да, нормальные. Стали. Всего проблем — нормализовать внутричерепное давление. Организм, можно сказать, сам справился. Да, так Вере и скажу. А вот что делать с челюстью? Это же кость! Ну, допустим, с челюстью не так уж безнадежно — а череп⁈ Вообще — что это за голова? Гипертрофированная сверху, атрофированная снизу! Это у какого клана такая дебильная наследственность?
— Ты почему живой? — настойчиво спрашивает она, и я понимаю — не отстанет.
— А почему я должен умереть? — делаю вялую попытку отбрехаться. — Пятнадцать лет, только начал жить…
— Потому что маячок погас! Рой, не морочь мне голову! Почему ты живой⁈ Девочки сказали — в тебя стрелял киллер!
— Мазила твой киллер. Что, не могло быть так, что маячок с испугу раз — и сломался?
— Не могло! — сердито говорит женщина. — Маячки завязываются на жизнь!
Я уныло призадумываюсь. Допустим, не на жизнь завязывается маячок, а на сердцебиение, но… эта поправка женщину успокоит? Что-то мне кажется — только взбесит. И ведь не отвяжется.
— А вот… из-за выплеска наследственных способностей?
— Рой Збарский! — строго говорит женщина, и глаза ее заметно холодеют. — Если б ты учился в магической академии, то знал бы, что существует класс неснимаемых магических конструкций! Неснимаемых — это значит, что снять в принципе невозможно! Клятвы и родовые маячки относятся именно к классу неснимаемых!
Не, я мог бы, конечно, пойти в глухой отказ. Ничего не знаю, и точка, разбирайтесь сами, вы взрослые. Но дело в том, что я — знаю, а Вера это видит. Спрятать мудрую бессмертную сущность под личиной имбецила полностью невозможно, не влазит она в маску. А обманывать женщину нагло в глаза я не могу, она — единственное, что у меня есть. Она и сестрички. Эх, ну разве это жизнь⁈
— Обмен? — с невинной улыбочкой предлагаю я. — Ты рассказываешь, откуда я взялся в твоей жизни, такой загадочный. Я ответно рассказываю, почему так загадочно жив.
Я думал… нет, я был убежден, что она сдаст назад! Дурак, вот и думал. Особенность дурацкого мышления как раз в том, что если что-то пришло в больную головенку, то остальное уже не рассматривается. Первая мысль всегда гениальная, что-то вроде того. То, что упорное молчание женщины вызвано магическими обстоятельствами, в мой гениальный ум сразу не постучалось, ну и все. А я ж лично ей поломал все магические блоки. А потом еще сжег и пепел вымел. У бывшей фрейлины теперь вообще никаких магических ограничений нет! Но не, об этом я, мыслитель, не подумал.
Так что Вера бросает на меня испытующий взгляд, прикидывает себе что-то… и соглашается:
— Договорились. Мое признание на твое. Значит, откуда взялся в моей жизни Рой Збарский. Тебя принес в одну ненастную ночь очень достойный, облеченный доверием сильных мира сего мужчина. Ему грозила смертельная опасность, и так получилось, что больше не к кому было обратиться за помощью, кроме как к одной юной, беззаветно преданной младоимператорскому дому фрейлине. Хлестал дождь, ты был мокрый и посиневший от холода. Сердце мое дрогнуло от жалости, и я принесла смертную клятву за сохранность твоей жизни. А этот мужчина поцеловал меня жарко на прощание и ушел навсегда во мглу. Его убили в ту ночь. Всё. Твое слово, Рой.
Я только головой покачал. Этого я тоже не
