— Всё-таки жестковато, — посетовал Костик. — А на нём, наверное, спать можно только снаружи. Жаль…
— Зато утром на землю не сбросит… — рассудительно сказал Мурыгин. — Слушай, а может мы их так лечим? Лежим на них, мурлыкаем…
— В смысле — храпим?
— Почему бы и нет? Вдруг у нас храп целебный!..
— Ты это брось! — Костик нахмурился.
— А что такое?
— Да соседка у меня… Ну та, которой я чемоданы занёс… Говорит, кошек надо менять как можно чаще. Полежит на тебе, полежит, полечит, соберёт все твои хвори, все твои беды — вот тогда выгоняй и бери новую. Лучше, если котёнка…
— Хм… — с сомнением отозвался Сергей Арсентьевич. — Я тоже что-то похожее слышал… От одной подружки Раискиной…
Глава 12
Тепло и тихо. Неподалёку зябкий ветерок пошевеливает в сумерках тяжёлые от почек ветви сирени, однако жёлтый язычок свечи стоит, почти не колеблясь. Странно: лежишь на рваном пледе, а земля под ним почему-то тёплая; сгущается вокруг стылая мартовская ночь, а озноба почему-то не ощущаешь.
— Свечек много ещё? — спросил Сергей Арсентьевич.
— Предпоследняя.
— И что будем делать?
— Сообразим что-нибудь. Или он сообразит…
— На Бога надейся, а сам не плошай, — проворчал Мурыгин.
Каждый думал о своём. То есть примерно об одном и том же.
— Костик, — позвал Мурыгин. — За кого болеешь?
— В смысле?
— За нас или за них?
— За них.
— Почему?
Стоеростин долго обдумывал ответ.
— Миска, — негромко подсказал Мурыгин. — Навесик. По спинке гладит…
— И это тоже, — согласился Костик.
— А что ещё?
Стоеростин молчал. Молчал и Мурыгин, решивший, очевидно, дождаться исповеди во что бы то ни стало. Наконец Костик шевельнулся, вздохнул.
— Знаешь, Серый, к чему я пришёл с годами? — признался он. — К тому, что всё естественное — безобразно. Почти всё…
— Странно, — сказал Мурыгин. — Мне казалось, ориентация у тебя традиционная…
— Я же сказал: почти. Почти всё… — Лицо Стоеростина было печально. Голос звучал ровно, отстранённо. — Вот я продукт естественного отбора. От одной этой мысли можно удавиться. У меня за спиной — мириады смертей. Амёбы ели амёб, медузы ели медуз… Миллионы лет жрали друг друга заживо — и всё только для того, чтобы на свет появился Костик Стоеростин…
— Вполне естественно!
— А я о чём?
— Ну так уверуй в Бога — и все дела!
— Эх! — с горечью сказал Костик. — Как бы я хотел уверовать, что дважды два равняется пяти! Но, ты понимаешь, сколько ни раскладываю пальцы — всё четыре да четыре выходит… Как я тебе в Него уверую, если вокруг сплошной естественный отбор?
— Сам же говорил, что без самообмана не проживёшь.
— Да. И это, к сожалению, тоже естественно…
Разговор грозил уползти далеко в сторону от главной для Сергея Арсентьевича темы.
— Так почему тебе лучше, чтобы мы их не одолели?
— Потому что вы, суки, опять заставите меня бороться за существование! А я не хочу бороться за существование! Противно мне бороться за существование…
— Ну удавись, — дружески предложил Мурыгин.
— Тоже не хочу… — Стоеростин поднялся, зачерпнул ведёрком водицы, принялся наполнять бутылку. — Сейчас приду…
С пластиковым сосудом в руках он вышел во внешнюю тьму и вдруг пригнулся, почти присел. Выждав секунды три, медленно выпрямился — и тут же присел снова. Явно заколебался, не вернуться ли, но передумал и, не разгибаясь, побежал в сторону ящичка.
Мурыгину оставалось лишь гадать о смысле увиденного. Если это был нагоняй, то по какому поводу (вроде бы ни в чём не провинились), а если очередная дурацкая шутка Стоеростина, то что она могла означать?
Сергей Арсентьевич достал и включил сотик. Устройство пока не разрядилось, но по-прежнему искало сеть. От чего ещё придётся отказаться, если они захватят и поделят всю землю на такие вот экологически чистые участки? От горячих ванн, от автомобилей, от денег… Да, в том числе и от денег. Мурыгин представил подобное будущее и ужаснулся. Пусть у него не было сейчас ни того, ни другого, ни третьего, однако он хотя бы мог надеяться, что со временем все эти блага к нему вернутся. А так…
Сергей Арсентьевич спрятал телефон и достал сигареты — успокоить нервишки. Кстати, от сигарет тоже придётся отвыкнуть… Прикурил, хотел задуматься вновь, когда справа из ночной темноты беззвучно полыхнуло. Зарница? Похоже… Надо полагать, с севера подкрадывалась первая гроза. Рановато, однако в этом году весна и впрямь выпала неслыханно быстрая и сумбурная. То снег, то теплынь.
Зарница повторилась, и в её красноватых отсветах Мурыгин увидел среди голых стволов согнувшуюся в три погибели человеческую фигурку, направляющуюся бегом к навесику. Это возвращался с горшочка Стоеростин…
Он шумно ворвался в заколдованный круг, едва не налетев на кормушку. Свеча колыхнулась, запрыгали тени. Отдышался, уронил опустевшую пластиковую бутылку, тяжко осел на драный плед. Глаза у Костика были круглые.
— Что это с тобой? — неприязненно спросил Мурыгин.
— Со мной?.. — хрипло переспросил Стоеростин. — Наружу выгляни!
Над рощицей взошло, затрепетало бледное зарево. Ощупанный страхом, Сергей Арсентьевич поднялся, осторожно боднул невидимую оболочку защитного пузыря — и был оглушён. Ночь выла, ревела, визжала.
— Что это? — отпрянув в тишину укрытия, в ужасе спросил он.
— Авиация, друг мой… — с идиотской восторженной улыбкой ответил ему Костик. — Военная авиация… с артиллерией…
— Бомбят?!
— Нет ещё. Но, кажется, сейчас начнут.
— Неужели… ядерный удар?.. — еле вымолвил Мурыгин.
— Рядом с городом? С такой высоты? Брось… Для начала долбанут чем-нибудь попроще. Сигарету подбери. Плед прожжёшь…
Сергей Арсентьевич послушно подобрал и выбросил оброненную сигарету. Оказавшись снаружи, огонёк разлетелся искрами, облепившими на миг незримую выпуклость оболочки. Должно быть, против ветра бросил…
Темнота заворочалась, вспучилась, вывернула алое нутро — и половина защитного пузыря стала видимой — вспыхнула ослепительными штрихами. Надо полагать, хлестнуло землёй, осколками, ветками. Язычок свечи колыхнуло, но не от ветра — почва подпрыгнула. Мурыгин не упал рылом в плед исключительно потому, что всё произошло совершенно беззвучно.
— Ничего… — услышал он малость подрагивающий голос Костика. — Держит… Интересно, сам-то он как… снаружи?..
— Думаю… не пропадёт… — В горле Сергея Арсентьевича сделалось шершаво. — Что это было? Бомба? Снаряд?
— А тебе не всё равно?
— Ну… всё-таки…
— Ф-ф!.. Мр-р!.. Ш-ш!..
Оба привскочили от неожиданности и уставились на возникшее возле миски существо. Это была знакомая им кошечка щучьей расцветки с двумя рыжими подпалинами на хребте. Шёрстка — дыбом, зрачки разъехались во весь глаз. Ночная тварь.
— Господи… — поражённо вымолвил Мурыгин. — Откуда ты, киска?..
— Откуда-откуда… — ответил за пришелицу Стоеростин. — Из-под артобстрела!
— Я понимаю… Как её туда занесло? Или он им даже укрытия не сделал?
— Кто?
— Сосед наш!
— Чёрт его знает!..
— Или прямое попадание… — с затаённым страхом произнёс Мурыгин.
— В навесик?
Тот не ответил. Вроде бы кошечка была цела-невредима, только сильно испугана.
— Может, просто погулять пошла, а тут всё и началось… — с надеждой предположил Костик. Протянул руку, но погладить не решился. От ужаса могла и цапнуть. — Напугали киску… дураки здоровые… — Он обернулся к Мурыгину. — Сайру вскрой!
Сайру кошка есть отказалась. Снова ослепительно чиркнуло по куполу, снова шатнулась земля.
— Угодит — выкорчует на фиг… — предупредил Мурыгин.
— Пожалуй… — с кряхтением согласился Костик.
Бушующий снаружи ад был в точности таков, каким он представлен в Писании: огнь и тьма кромешная. Единственное отличие — тишина. В конце концов не выдержали — залегли.
И всё равно было очень страшно. Во время снегопада по крайней мере обозначались очертания купола, а тут полное ощущение беззащитности: лежишь ничком, опасаясь поднять голову, то ли оглохший, то ли контуженый, а вокруг — огненно-чёрный кошмар, неслышный Армагеддон. Вдобавок земля под навесиком не только содрогалась при взрывах — она ещё издавала звуки. Недра тихонько взрыкивали.
Потом кто-то вскочил на спину Мурыгина — и тот чуть не заорал. Передние когтистые лапки деловито по-хозяйски размяли Сергею Арсентьевичу загорбок, словно бы взбивая подушку, после чего бесцеремонная киска свернулась клубком промеж лопаток. Хотел сбросить, как вдруг сообразил, что обнаглела-то она не зря — явно почувствовала себя в безопасности. А коли так…
