Решив, что его противник струсил, разъяренный тать бросился за ним. Но вес и ранение были против разбойника, он стал отставать.
Андрей перебросил нож в правую руку, ухватил рукоять поудобнее, остановился и обернулся.
Преследователь был метрах в семи. Андрей со всей силы метнул нож, целясь в живот бугаю – ведь при попадании в грудь нож, угодив в ребро, может не достать до сердца, нанеся неглубокую, не смертельную рану.
Нож попал разбойнику в живот, войдя чуть повыше пупка почти по рукоять. Но проклятый бугай продолжал бежать. Да что он, заговоренный?
Андрей снова вытряхнул кистень в ладонь – другого оружия у него больше не было. И когда разбойник, видя перед собой близкую цель, вскинул палицу для удара, Андрей метнул кистень, вложив в бросок всю силу и ненависть.
Груз ударил татя прямехонько в лоб. Раздался хруст костей. Разбойник замер на мгновение, покачнулся и повалился на спину. Он был еще жив, хрипел и был без сознания. Было понятно, что это уже агония и жить ему осталось минуты.
Андрей подошел, выдернул из раны на животе нож, обтер его об одежду разбойника, вложил нож в ножны и побрел к тарантасу и подводе, едва переставляя ноги – почему-то после схватки он сразу обессилел.
Едва дойдя до тарантаса, он уселся на подножку. Наступила тишина, никто не шевелился и ничего не говорил.
Потом с телеги соскочили монахи и, не сговариваясь, кинулись к тарантасу, к Андрею.
– Сильно ранен?
– Вроде нет.
– У тебя вся рука в крови.
Это еще первый разбойник разодрал ему палицей рукав и поцарапал, причем в одном месте и глубоко, кожу.
– Сейчас, погоди.
Один из монахов сбегал к телеге, порылся в поклаже и принес чистую тряпицу. Он умело перевязал Андрея.
– Мха бы приложить, чтобы рана не гноилась, да нет его у нас.
– И на том спасибо.
К тарантасу подошла купчиха, которую за волосы выкинул в кусты разбойник. Платье ее уже не выглядело опрятным, кое-где оно было порвано и запачкано пылью. Низко, почти до земли, она поклонилась Андрею. Ему стало неудобно – женщина все-таки.
– Не знаю, как и благодарить тебя, смелый человек. Кабы не ты, нас бы обеих обесчестили бы и ограбили.
– Я же мужчина, – смутился еще больше Андрей, – и должен слабых защищать.
– Не каждый, у кого борода и штаны, защитник, – купчиха метнула презрительный взгляд на монахов. – Вот кучера нашего, Игнатия, жаль, славный был человек.
– Похоронить его надо по-человечески, – сказал один из монахов. – Уложим его на телегу, довезем до ближайшей деревни и похороним на погосте, как положено по христианскому обычаю – с молитвой и отпеванием.
Втроем они подняли тело убитого кучера и погрузили его на телегу.
После ударов палицей тарантас выглядел ущербно, но двигаться мог.
– Садитесь, поедем. Святые отцы, давайте вперед, мы за вами.
Андрей взобрался на облучок, на место кучера, и маленький обоз тронулся.
Версты через три показалась деревня. Купчиха дала деревенским денег, и они быстро сделали гроб. Другие вырыли могилу. Монахи сочли молитву, и мужики опустили гроб в могилу.
Когда могилу засыпали, Андрей поинтересовался у купчихи:
– Вы куда направлялись?
– В Тверь, родня мужева там.
– Тогда нам по пути. Возьмете?
– С нашим удовольствием, денег заплатим.
– Не все деньгами меряется.
Андрей забрал с телеги монахов свой короб, пристроил его сзади на тарантасе и не спеша зарядил пистолеты. Дорога ошибок не прощала. Если бы не пистолеты, Андрей мог бы и не справиться с грабителями, крепки они на рану оказались.
Ехали они до первого постоялого двора, где остановились на обед. Купчиха заказала обед за свой счет на всех, и получилось что-то вроде поминок по убитому кучеру – даже пива выпили.
Купчиха вдруг покосилась на монахов:
– Пост ведь, а вы скоромное ели и пиво пьете!
– Путешествующим не возбраняется.
После обеда Андрей осмотрел тарантас. Палицей была разбита правая часть, но ехать можно. Колесные оси были густо смазаны дегтем, все чеки стояли на месте и не качались. Андрею не хотелось, чтобы на ходу отвалилось колесо, как это произошло раньше. Не случись роковой поломки, глядишь, все были бы живы.
– Барышни, все готово, можно ехать.
Выехали они вместе с монахами. Те держались позади. Отдохнувшие и накормленные овсом лошади шагали бодро.
Купчиха завела разговор:
– Тебя как звать, молодец?
– Андреем.
– А меня – Авдотьей. Дочь мою Аглаей зовут.
– Вот и познакомились.
– Ты вроде торговец, судя по коробу.
– Ага, как есть офеня.
– Женат? Детишки есть?
– Не сподобился еще.
– Сколько же тебе годков-то?
– Двадцать семь.
– О, пора уже семьей обзавестись.
– Как богатство наживу – так сразу.
– А ты ступай в услужение к мужу моему. Я словечко замолвлю – нам такие работники нужны. Разбойников-то ты здорово одолел, прямо как воин.
Андрею стало смешно. Он сам купцом был, а сейчас на службе у Гермогена, фактически у архиепископа Пимена, в дальнейшем – патриарха. Ему же предлагают на побегушках у неведомого купца служить. Конечно, женщины рядом с ним себя под защитой чувствуют, благодарны ему за помощь. Только почему купец отправил их в Тверь без охраны? Нет своих холопов – найми охочих людей, желающих полно. И еще одна мыслишка закралась: не хочет ли купчиха свою дочь ему сосватать? Дочь, конечно, и в самом деле хороша, красива даже. И фигура, и лицо – все без изъянов. Только молчит. Когда разбойники с Андреем дрались, визжала, стало быть – не глухонемая.
Большинство красавиц характер имеют скверный, к тому же – глупы. Смотришь на нее издалека – любуешься, а как рот открыла – все впечатление пропало. Дура дурой, двух слов связать не может.
– Андрей, ты чего молчишь? – вернула его к действительности купчиха.
– Думаю.
– Это хорошо, может, надумаешь до Твери. А живешь где?
– В Великом Новгороде.
– Далековато. А мы в Москве, на Солянке. Дом у нас там свой – каменный, с поверхом, – не удержалась от хвастовства купчиха.
Начало смеркаться, и Андрей забеспокоился. Если ночь застигнет в дороге – плохо.
Но, видимо, сегодня Господь был к ним милостив. На перекрестке дорог стоял большой постоялый двор. Конечно, место оживленное, и поставил его здесь умный человек, путники всегда останавливаться будут.
Они въехали во двор. Андрей с помощью прислуги завел лошадь в стойло, а тарантас закатил в тележный сарай.
– Овса или сена лошади задать? – спросил слуга.
– Сена сейчас, овса – утром.
– Как скажешь.
– И про воду не забудь.
– Обязательно.
Купчиха уже сняла две комнаты на втором этаже – большую комнату для себя и для дочери, маленькую – для Андрея.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
