Рождество! — благо произнёс эту чуток напыщенную фразу на греческом.
Полено положили рядом с печкой. Двинулись к выходу.
— Я так понимаю, что и стол уже накрыт? — поинтересовался.
— Думаю, как раз успеют к нашему приходу, — подтвердил Сальти. — Стола нет, не обессудь. Но что-нибудь придумают!
Шли коридорами. Заметил, что местные с некоторым недовольством смотрят на Ваню и Егора.
— Чего это они? — спросил шепотом.
— По форме узнали, — отвечал Егор. — Нас же местные не очень любят.
— Почему?
— Мы участвовали в подавлении чумного бунта.
— Чумного⁈
— Ну, так говорят, — к разговору присоединился Ваня. — На самом-то деле бунт был бабий.
— ⁈
— Начался из-за женщин. Их довели своими приставаниями штаб-лекари. Кому понравится, когда твоих жён или дочерей лапают да насилуют⁈
— Как такое возможно⁈
— Оказывается, возможно, — Ваня пожал плечами.
— Ну и начальство местное… — Сальти сдержался от мата. — Постарались! Тут же, когда карантин ввели, они все поставки дров и продуктов на себя оформили и продавали только через свои компании. Везли всякую дрянь. Зарабатывали огромные деньги. И это же длилось не год и не два. С начала войны с турками. И чтобы эта схема жила долго, лекари любую болезнь объявляли чумой! И каждую смерть записывали на чуму! Людей изолировали. И они умирали уже не от болезней, а от того, как их там содержали. В больницах — ни одеял, ни продуктов, ни лекарств! Пожаловаться? Ни-ни! Нравы тут, в Севастополе — суровые. Офицеры могут запросто мастеровому по зубам съездить! Было дело в 30-м году. Контр-адмирал Пантаниони ударил уважаемого кораблестроителя. Так потом прятался! Его чуть не прикончили! И матросов истязают так… Не приведи Господи! За малейшую провинность раздевают догола, к пушке привязывают и секут линьками до потери сознания. Через пару часов моряк может умереть!
«А я еще Спенсеру указывал на английские методы! А тут в своем Отечестве такое же паскудство! Я уже не говорю про начальство и поставки! Это в России и сейчас цветёт пышным цветом! И даже похлеще! Поневоле посмотришь на Китай и задумаешься. Вон они на центральной площади проворовавшихся чинуш казнят! И, вроде, передёргивает от сознания, что это происходит в XXI веке. А, с другой стороны, насмотришься на россиян, нет-нет, да и согласишься про себя, что и у них не мешало бы Лобное место кровью окропить. Чтоб неповадно было!»
— Так никакой чумы в городе не было? — спросил, отвлекшись от размышлений.
— Нет, конечно! — хмыкнул Сальти. — Просто зарабатывали на этом. Карантинные чиновники и врачи. Потому что получали суточные.
— И какие?
— Инспектор карантина и полицмейстер, например, по десять рублей!
Я присвистнул!
— Да, да… Представляешь сколько в месяц? А в год?
— Гигантские деньги! — я вздохнул. — Поэтому в их интересах было карантин сохранять.
— Ну, конечно! А когда еще женщин начали насиловать! Тут уж… — Егор махнул рукой.
— Понятно! Чем закончилось? Ну, понятно, что подавили. Я имею в виду…
— Половину Севастополя выслали в Архангельск,[2] — тут уже вздохнул Ваня. — В сентябре это было. А многих босиком погнали! Только ты не подумай! Мы, балаклавцы, только в оцеплении стояли. В подавлении не участвовали!
— И все равно…
— Да! — Егор горестно покачал головой. — И все равно. Но местных тоже можно понять. И нас. Мы люди служивые!
— Как приказали, так и держим, — вспомнил я слова подыгравшего мне матроса. — И каждому же не будешь доказывать, что вы только в оцеплении были.
— Вот, вот! — подтвердили Егор и Ваня хором.
— Ладно! — рубанул Сальти. — Хватит о грустном. Праздник же! Посмотри!
Мы как раз вышли во внутренний дворик гауптвахты. У забора томилось все семейство. Раздался дружный радостный вопль. Я не выдержал. Побежал.
— Об одном тебя прошу, Мария! — кричал на ходу. — Только не плачь!
Но сестра уже плакала. Услышав мои слова, рассмеялась. И все равно продолжала плакать.
Несколько минут ушло на то, чтобы всех расцеловать. Мы не обращали внимания на кованые прутья забора, разделившие нас. Не обращали внимания на то, что бьёмся в них головами. Целовались и целовались, беспрерывно разговаривая хором.
— Сестра!
— Брат мой!
— Как же ты похорошела! Племяш!
— Дядя! — Янис отвечал на греческом.
— Умут! Ты еще жив? Греки тебя не сожрали? — со смехом спросил зятя на турецком.
— Шурин, дорогой! И жив, и счастлив, как никогда! — Умут ответил на греческом.
— Вах! — я удивился.
— Он выполнил наше условие! — смеялся Сальти. — Так сейчас шпарит, что не отличишь от настоящего грека.
— А еще я выполнил твою просьбу!
Под общий смех Умут продемонстрировал свои сапоги. Классического черного цвета.
— Дайте уже нам обнять его! — расталкивали всех Эльбида и Варвара. — Родной наш!
— Полено передали? — строго спросила Эльбида.
— А как же!
— А ты чего стоишь? — набросилась Варвара на Ваню.
— А что? — Ваня не понимал причину наезда.
— Наливай уже! Отметить надо!
— Люди! Вы это слышали! — возопил в небеса Ваня. — В первый раз за сто лет совместной жизни она предложила мне налить!
Все расхохотались.
— Какие сто лет, паразит⁈
— А! — отмахнулся Ваня. — С тобой год за три надо считать!
— Домой вернемся, я тебе устрою!
Опять хохот.
Ваня разлил. Здесь же на перевернутых корзинах, покрытых салфетками, уже разложили еду.
— Можно я скажу? — попросил я Ваню и Егора.
— Конечно!
— Сегодня великий праздник! Для всех нас. Двойной. И Рождество, и встреча с семьёй. Не обращайте внимания на место. Не тревожьтесь за меня. Вы сейчас вряд ли сыщете в мире человека более счастливого, чем я. Никакие трудности не имеют значения, если семья рядом с тобой. Когда все живы, здоровы и вместе. Я всех вас очень люблю! Выпьем за это!
С восторгом выпили. Ваня тут же бросился опять наполнять стаканы. Варвара не противилась.
— За Косту! — провозгласил Ваня. — За человека, собравшего эту семью. Я сейчас тоже не говорю про это место. Он создал нашу нынешнюю семью. Мы теперь не можем представить жизни друг без друга!
Выпили.
— Наливай! — теперь приказал Сальти, видимо еще опасаясь гнева Варвары, если бы предложение исходило от Вани.
Только после тоста Егора за процветание нашей семьи сделали паузу. Я бросился с расспросами.
— Рассказывайте, рассказывайте! Как вы? Что творится? Сестра?
— Все хорошо, брат!
— Нашёл кого спросить? — усмехнулся Ваня. — Она же из скромности слова не скажет.
— Все так хорошо?
— Хорошо⁈ — улыбался Сальти. — Да она теперь знаменитость у нас. Весь Крым побывал в её таверне!
Мария покраснела.
— Не слушай их, Коста. Какой весь Крым? Что ты несешь, кум?
— Весь не весь, — вступила Эльбида, — но много. И весь скоро будет! Она же так готовит!
— Сама Голицына к ней как-то наведалась! — докладывал Ваня. — Я, говорит, наслышана. Все
