Спустившись вниз, я зашел в детскую, подошел к мицуко-дзидзо и преклонил колени. К алтарю по-прежнему никто не прикасался. Не стоит так далеко загадывать. Лучше подождать и посмотреть. Я вынул из кармана маленький темно-красный футляр, погладил пальцем его шелковистую поверхность и поставил рядом с маленьким каменным буддой, охраняющим наше водяное дитя.
— Два дня спустя мы нашли-таки этого наркодилера в одной деревушке. Его прятала юная невинная девушка-иностранка, которая, как выяснилось, стала его любовницей. Эта публика обычно находит таких вот невинно выглядящих девиц и использует их в качестве курьеров. Пока девушек не схватят на таможне и не посадят на пожизненный срок. К этому времени прошло шестьдесят пять дней от начала погони. — Клас Грааф подавил вздох. — Что до меня, я был готов гоняться за ним еще столько же.
Молчание наконец нарушил руководитель службы информации:
— И вы его задержали?
— Не только его. Он и его любовница дали нам сведения, позволившие задержать еще двадцать трех его подельников.
— Но как… — начал председатель правления, — как происходит захват таких… хм, десперадо?
— В данном случае довольно спокойно, — сказал Клас Грааф и заложил руки за голову. — Для Суринама. Когда мы взяли штурмом дом, он, положив на стол оружие, помогал любовнице крутить мясо через мясорубку.
Председатель захохотал и глянул на руководителя службы информации, и тот покорно поддержал шефа противным боязливым смешком. Потом дуэт превратился в трио, когда к нему добавился высокий писклявый смех Фердинанда. А я разглядывал их бессмысленные лица, думая, что вот бы мне теперь ручную гранату.
После того как Фердинанд закруглил интервью, я отправился проводить Класа Граафа, пока остальные трое взяли паузу для подведения итогов.
Я довел Граафа до лифта и нажал на кнопку.
— Более чем убедительно, — сказал я, сложив руки на животе и глядя на табло с высвечивающимися цифрами этажей. — Как соблазнитель ты делаешь успехи.
— Соблазн соблазну рознь. Надеюсь, Роджер, ты не считаешь нечестным стремление продать себя подороже?
— Нет, конечно. На твоем месте я сделал бы то же самое.
— Спасибо. Когда будет подписано назначение?
— Сегодня вечером.
— Прекрасно.
Двери лифта распахнулись, мы вошли в него, стояли и ждали.
— Я просто подумал, — сказал я. — Этот человек, которого вы преследовали…
— Да?
— Это случайно не тот же самый, который пытал тебя в подвале?
Грааф улыбнулся:
— Как ты догадался?
— Просто предположил.
Двери снова закрылись.
— И ты удовлетворился простым задержанием?
Грааф поднял одну бровь:
— Тебе в это трудно поверить?
Я пожал плечами. Лифт поехал вниз.
— План был — отнять у него жизнь, — сказал Грааф.
— Значит, было за что отомстить?
— Да.
— А какая ответственность бывает в нидерландской армии за умышленное убийство?
— Всегда есть способ сделать, что никто ничего не узнает. Курацит.
— Яд? Которым смазывают стрелы?
— Им пользуются охотники за головами в нашей части света.
Намеренная двусмысленность, понял я.
— Раствор курацита в каучуковой капсуле размером с виноградину с острой, почти невидимой иглой. Помещается в матрас объекта. Когда объект ложится, игла вонзается в тело, которое своей тяжестью выдавливает яд из резиновой капсулы.
— Но он ведь был в доме, — сказал я. — И к тому же имел свидетеля в лице этой девушки.
— Именно.
— Так как ты его заставил выдать своих?
— Я предложил ему сделку. Велел моему товарищу держать его, а сам засунул его руки в мясорубку и сказал, что мы провернем их и скормим фарш собаке у него на глазах. Тут он и заговорил.
Я молча кивнул, представив себе эту сцену. Двери лифта открылись, и мы пошли к выходу. Я распахнул перед Граафом входную дверь.
— А что было потом, когда он все сказал?
— В каком смысле? — сказал Грааф, щурясь на небо.
— Ты-то выполнил свою часть сделки?
— Я-то… — ответил Грааф, достал из нагрудного кармана темные очки «Мауи Джим-Титаниум» и надел их. — Я всегда выполняю свою часть сделки.
— Значит, простой арест? Стоило ради этого два месяца охотиться за этим типом, да еще рискуя жизнью?
Грааф тихо рассмеялся.
— Ты не понимаешь, Роджер. Для таких, как я, прекратить охоту — это невозможно. Я, как и моя собака, — результат селекции и дрессировки. Риска для нас просто не существует. Я как запущенная ракета с тепловым наведением — ее не остановишь, она сама, в силу своего устройства, стремится к саморазрушению. Вот тебе случай проверить свои познания в психологии. — Он взял меня за локоть, улыбнулся тонкой улыбкой и прошептал: — Только этот диагноз держи при себе.
Я продолжал стоять, придерживая дверь.
— А девушка? Ее ты как заставил заговорить?
— Ей было четырнадцать лет.
— И?
— А сам как думаешь?
— Я не знаю.
Грааф глубоко вздохнул.
— Я не понимаю, почему у тебя сложилось такое мнение обо мне, Роджер. Я не допрашиваю несовершеннолетних девочек. Я взял ее с собой в Парамарибо, купил ей билет на самолет из собственного солдатского жалованья и первым же рейсом отправил домой к родителям, пока суринамская полиция не успела вонзить в нее свои когти.
Я смотрел ему вслед, пока он шел быстрым шагом к серебристому «лексусу-GS430» на парковке.
Этот осенний день был ослепительно прекрасен. А в день моей свадьбы шел дождь.
10. Порок сердца
Я в третий раз нажал на кнопку Лотте Мадсен на щитке домофона. Правда, таблички с именем рядом не было, но я уже столько раз в жизни звонил в эту дверь на Эйлерт-Сундс-гате, что вряд ли мог перепутать.
Стемнело и похолодало рано и резко. Я поежился. Лотте долго медлила, когда я позвонил ей с работы после обеденного перерыва и спросил, можно ли к ней зайти после восьми. Когда же она наконец довольно односложно удостоила меня аудиенции, я понял, что это было, видимо, нарушение данной самой себе клятвы: никогда больше не иметь дела с человеком, который ее так безжалостно бросил.
Домофон закурлыкал, и я рванул на себя дверь подъезда, словно боясь упустить единственный шанс. И пошел по лестнице, не воспользовавшись лифтом, чтобы не столкнуться с каким-нибудь любопытным соседом, который запросто начнет разглядывать, опознает и сделает выводы.
Лотте чуть приоткрыла дверь, и я смог разглядеть ее бледное лицо.
И шагнул внутрь, закрывая за собой дверь:
— Вот и я.
Он не ответила. Как обычно.
— Ну как поживаешь? — спросил я.
Лотте Мадсен пожала плечами. Вид у нее был такой же, как в первый раз, когда я ее увидел, — испуганный щенок, маленький, взъерошенный, с растерянными карими глазами. Сальные волосы, свисающие вдоль лица, сутулые плечи, бесформенная одежда неопределенного цвета, оставляющая впечатление, что эта женщина скорее стремится спрятать, а не продемонстрировать свое тело. Для чего у нее не было никаких оснований. Лотте была стройная, прекрасно сложенная, с чистой великолепной кожей. Но излучала покорность, как, видимо, все женщины определенного типа, которых вечно бьют, вечно бросают и которые никогда не получают то, чего заслуживают. Наверное, этим она и пробудила во мне то, о существовании чего я и сам не догадывался: покровительственный инстинкт. В довесок к почти платоническим чувствам, давшим начало нашей непродолжительной связи. Или интрижке. Интрижке, да. Связь — это настоящее время, интрижка — прошедшее. Я впервые увидел Лотте Мадсен на вернисаже у Дианы прошлым летом. Она стояла в другом конце зала, не сводя с меня взгляда, и спохватилась слишком поздно. Застать женщину на месте преступления всегда приятно, а так как я не был уверен, что ее взгляд снова обратится ко мне, то сам устремился к той картине, которую она разглядывала, и представился. Скорее из любопытства, разумеется, поскольку все еще был — в силу моей натуры — патологически верен Диане. Злые языки, возможно, утверждали, что это был скорее результат оценки рисков, чем любви. Ведь я знал: в том, что касается привлекательности, Диана — игрок более высокого дивизиона, чем я, а значит, я не могу воспользоваться подобными шансами, не рискуя угодить в дивизион ниже.
Все может быть. Но Лотте Мадсен была из моего дивизиона.
У нее был вид чудаковатой художницы, и я по инерции решил, что так оно и есть, — либо она любовница чудаковатого художника. Никак иначе не объяснить того, что эти растянутые коричневые вельветовые брюки и скучный тесный серый свитерок пропустили на вернисаж. Но она оказалась покупательницей. Не за собственный счет, естественно, — а для одной датской фирмы, которая обставляла свой новый офис в Оденсе. Лотте была переводчиком-фрилансером, переводила с норвежского и испанского: брошюры, статьи, инструкции, фильмы и кое-какую профессиональную литературу. Датская фирма была одним из ее постоянных заказчиков.