— Угораздило же его! — прошептала девушка. В ушах стоял непрерывный гул, во рту было горько, её сильно тошнило. Вера осмотрелась: только теперь до ее сознания дошла причина этого непрекращающегося гула. «Это же бой!»
По вспышкам пламени, густому черному дыму, неровными клубами поднимающемуся вверх, ясно очерчивалась линия фронта. Немного правее себя Вера заметила только что зажженные дымовые шашки. Она поползла наискосок, сокращая путь, прямо на них. «За дымом меня никто не увидит. Наши где-то здесь».
Но ее увидели.
— Откуда ползешь?.. Да смотри, никак девка? — услышала она. К ней подбежал пожилой солдат с черными погонами. — Ох, как извозилась ты! Места живого нет, вся в земле. Ранена? — участливо спросил он, нагибаясь к Казаковой. — Куда шла-то, дочка?
Вера была так утомлена, измучена и так стремилась поскорее достигнуть цели, что даже не удивилась, увидев перед собой советского солдата.
— Товарищ, дорогой… мне к командиру полка Мозуренко. Срочно… Знаешь его?
Солдат опустился перед девушкой на корточки.
— Самого-то лично не знаю, но слыхал — есть такой.
— Как же ты не знаешь? Его все знают…
— А откуда мне его знать-то? В его полку не служил. Мы дивизионные химики. Вот тутошнее начальство я знаю!..
— Ну, хорошо… Мне нужно к нему… — перебила девушка, — к Мозуренко. Там, там, — она показала рукой в сторону, откуда пришла, — наши люди. Помоги мне… Скорее добраться надо…
Солдат озадаченно посмотрел в ту сторону, куда показывала Вера, пожал плечами.
— Чудное ты что-то говоришь.
Дотронулся до ее одежды.
— Да ты, дочка, мокрая вся!
Он проворно скинул с себя шинель и, как маленького ребенка, закутал в нее дрожащую от холода девушку.
— Подняться ты, полагать надо, дочка, не можешь?
— Нет, не могу…
— Сейчас, сейчас. Разом двинемся.
Солдат взял автомат Веры, отыскал в кармане бечевку, привязал ее вместо ремня и забросил автомат за спину. Затем осторожно поднял девушку на руки.
— Ты куда меня несешь?
— К командиру своему, куда же еще?! Он знает лучше меня, где этот Мозуренко. К тому же мне не полагается, дочка, уходить без разрешения. Скоро затребуют новые шашки зажигать, а я их еще не подготовил. Так что, дочка, нельзя мне уходить…
Капитан-химик из штаба дивизии выслушал девушку и сказал, что на КП штаба полка Мозуренко сейчас и здоровому человеку нелегко добраться, — все впереди простреливается. Лучше по телефону вызвать. Мимо проходил связист с двумя катушками, перекинутыми через плечо. Увидев Казакову, он в изумлении остановился и вдруг рванулся к ней.
— Вера! Сестрица наша! Ты! Откуда? А мы, грешным делом, посчитали тебя того… А где рота?
Вера очень обрадовалась встрече.
— Расскажу все… Вася… только после. Мне надо быстрее к командиру полка…
— Это мы сейчас, задержки не будет, моментом доставим.
Капитан предложил в помощь двух бойцов, но сержант Новиков, или Вася, как назвала его Казакова, отказался.
— Никого не надо выделять, товарищ капитан. Я один донесу.
Он решительно скинул с себя шинель, забросил за плечо свой карабин и автомат Веры, переданный ему солдатом-химиком.
— Вы еще не знаете эту сестру, товарищ капитан! Я ее до утра готов носить. Она меня в Сталинграде из самого пекла на своих плечах вытащила. А я что?.. Никакой помощи не надо!
Связист легко поднял на руки девушку.
— А ты, братец, осторожней, не тряхни, раненая она, — заботливо напутствовал сержанта пожилой солдат-химик.
— Уж если ты, старина, ее не расшиб, то за меня не беспокойся. Целехонькой донесу!
Солнце медленно утопало в серебристой дымке горизонта, когда сержант доставил Веру Казакову на новый, только что перенесенный ближе к фронту командный пункт командира полка.
Подполковник Мозуренко был в отдельном окопе, соединенном узким ходом сообщения с блиндажом. Он рассматривал в бинокль поле боя и не заметил сержанта, бережно опустившего на пол девушку. В углу блиндажа, сидя на патронном ящике, что-то кричал в телефонную трубку молодой полковник.
Новиков, вытянувшись по-уставному, четко доложил ему, кто он и зачем явился.
Полковник подошел к Казаковой. Вера лежала без движения, укрытая солдатской шинелью. Она почти теряла сознание. Тусклые глаза ее безразлично смотрели на офицера.
— Товарищ Мозуренко, прошу вас сюда, — громко позвал полковник.
— Мои орлы подтянулись. С минуту на минуту должен быть наш огневой налет, и мы наверняка собьем их, — оживленно говорил с заметным украинским акцентом командир гвардейского полка Мозуренко, входя в блиндаж. — Что здесь стряслось?
— Санитарный инструктор с поручением от Белова прибыла.
— От Белова? — в голосе Мозуренко послышалось удивление. Он быстро подошел к девушке, нагнулся над ней.
Вера с трудом вынула из-за пазухи намокшую, сложенную вчетверо бумагу и протянула ее командиру полка.
— Приказано… лично вам вручить. Белов наспех начертил расположение нашей траншеи и огневых точек врага. Им надо быстрее помочь… Патроны у них кончаются. Быстрее…
Командир полка осторожно расправил на планшетке донесение Белова.
— Вот какие дела. А я ведь в том месте заметил какую-то возню, — сказал он полковнику. — Отмечал там огневые минометные налеты. Теперь все ясно…
— Соедините меня с командиром дивизии! — приказал полковник связисту. И показывая глазами командиру полка на Казакову, впавшую в забытье, проговорил:
— Герой! Выполнила такое трудное поручение. Срочно оказать медицинскую помощь!
12. Выстояли!
Тем временем положение гвардейцев в траншее продолжало осложняться. С большим напряжением они отбили еще две атаки, следовавшие одна за другой. Гитлеровцы, видимо, решили во что бы то ни стало покончить с упрямой ротой до наступления темноты — их последний штурм был особенно упорным. Дело опять дошло до рукопашной, в траншею ворвались пять вражеских солдат.
Одного из них застрелил Белов: увидев в трех шагах от себя спрыгнувшего гитлеровца, он с огромным трудом поднялся и выстрелил, но тут же упал без сознания, отуманенный жестокой болью.
Старшина Сотников, обходя после боя траншею, посчитал его мертвым. Он постоял над командиром, стиснув зубы, вздохнул и пошел дальше — проверять наличный состав роты. Итоги получились невеселые: в строю осталось десять раненых и пять здоровых бойцов. Старшина и себя считал здоровым, забыв про свою контузию, про легкое ранение в левое плечо. Боеприпасы совсем были на исходе — патронов сотни две да несколько штук гранат.
«Еще одна атака — и переходи на кулаки», — думал старшина, возвращаясь после обхода на свой НП.
Солнце спряталось за темной грядой облаков на западе, но было еще светло.
Бой на плацдарме разгорался. В воздухе стоял сплошной гул. С той и другой стороны била артиллерия. То в одном, то в другом месте появлялись огромные столбы дыма, пыли и пламени. Река в районе плацдарма по-прежнему оставалась наглухо закрытой темной дымовой завесой. Сотников, медленно передвигая бинокль, старался тщательнее рассмотреть ломаную линию фронта. Но чем дольше он в нее всматривался, тем больше убеждался, что за последние часы она мало изменилась.
Подошел рядовой Исаков с медицинской сумкой за спиной и немецким автоматом на шее.
— Товарищ старшина, всех перевязал. Командир роты, кажись, скоро очнется.
— Жив? — воскликнул Сотников. — Вот здорово!
— Живой, — подтвердил Исаков, и в голосе его прозвучали задорные нотки. — Головой малость о стенку вдарился. А вот парторг без памяти. Крутиков ослаб сильно. Но кровь ему остановил… Ануфриеву плечо разрывной разворотило — отвоевался, кажись, солдат.
— Патроны у фрицев подсчитали?
— Подсчитали, товарищ старшина. У них тоже — кот наплакал.
— Возьми с десяток и иди на левый фланг. Там у нас плохо дело. До ночи, по всему видать, еще в атаку пойдут.
— Пойдут. Уж это как пить дать. Будем стоять до последнего, товарищ старшина, как панфиловцы под Москвой…
Исаков ушел, но вскоре прибежал обратно и сообщил, что ротный очнулся и зовет старшину.
Сотников обрадовался: надежней с командиром — хоть и ранен, а все подскажет что-нибудь в трудный момент.
Белов лежал вдоль траншеи, повернув голову, перевязанную темными сверху бинтами, в сторону подбегавшего старшины. Бескровные губы его чуть тронула улыбка: старшина держался молодцом.
— Как у нас дела?
Старшина доложил о положении в роте, о наличии боеприпасов, о настроении бойцов.
— Там что? — командир роты чуть двинул рукой в направлении плацдарма.
— Всё так же. Сейчас наши почему-то резко сократили огонь.
— Значит, к атаке готовятся.
