вернул фотографию
вокруг фонаря
фарсовым провансальским
фиолетовыми вуалями
флоре ковра
Или «з» и "с":
вздрогу-и-всхлипу
зарыдать от страсти
каскады клозетов
светло-серым взором
старое звено
узкой спиной
узнает с сожалением
Есть в тексте также и сопоставления сонантов ("м" и "н"):
книжку комиксов
мреющую книгу
размеченной мелом панели
тошнит от мальчиков
чинным замечанием
Особенно часто используются сочетания сонантов «р» и "л":
барбарисовый леденец
глоток горяченького
держал и гладил
коридорный клозет
корне тела
приспособления хрусталика
солидный и серьезный
стукнула дверь
трех лет
Можно не сомневаться, что настанет день, когда компьютеры будут способны ответить на ряд вопросов относительно стиля. Подозреваю, что компьютерные исследования продемонстрируют удивительное постоянство в использовании определенных приемов тем или иным писателем. Я провел приблизительное статистическое исследование по сравнениям, когда писал свою предыдущую книгу, и с удивлением обнаружил, что в таких разных произведениях, как "Моби Дик", "Преступление и наказание" и "Мертвые души", частота использования сравнения очень постоянна. То есть, если подсчитать количество сравнений на каждые двести пятьдесят страниц текста, то с большой долей вероятности можно предсказать, что на любом пятидесятистраничном отрывке количество сравнений будет приблизительно одинаковым — порядка двадцати процентов от общего числа. Если это действительно так и если подобные исследования различных тропов, риторических фигур и т. д. дадут аналогичные результаты, то из этого следует, что во вполне реальном и буквальном смысле стиль — это человек (или наоборот), что каким бы индивидуальным ни был стиль, в письме каждого человека присутствует значительный элемент автоматизма.[117]
Из каких бы философских предпосылок ни исходить и как бы трудно ни было анализировать стиль, с уверенностью можно сказать, что для определенных писателей характерны определенные риторические приемы. К примеру, ни один латинист не спутает округлые периоды Цицерона с разнокалиберными предложениями Тацита. Из любви к симметрии и пропорциональности Сэмюэль Джонсон с почти механической повторяемостью использует приемы параллелизма и противопоставления.[118] Один уважаемый советский ученый утверждает, что в произведениях Чехова наблюдается отчетливая тенденция использовать прилагательные, наречия и глаголы в группах по три слова. Существует предположение, что для прозы Толстого, особенно для его длинных предложений, характерны сбалансированные тройные риторические обороты: три параллельных придаточных одного типа, за которыми идет три придаточных другого типа, в одном из которых обычно есть три параллельных предложных фразы, и т. п., что в точности повторяет манеру классической риторики Цицерона.[119]
Я уверен: если провести компьютерное исследование «Лолиты», обнаружится, что в этом романе чаще всего встречаются риторические и синтаксические фигуры, состоящие из «пар», а не «троек». Набоков питает слабость к уравновешенным парам, своего рода вербальным братьям, иногда абсолютным двойняшкам, а иногда даже сиамским близнецам. Такие парные конструкции я буду называть «дублетами», подразделяя их на различные типы в зависимости от вида повтора, параллелизма или противопоставления. Один из типичных видов дублета имеет повторяющееся слово и семантический параллелизм:
бесконечно молодо, бесконечно распутно
в столь многих лачугах под сенью столь многих буковых лесов
на чередующихся балконах чередующиеся сибариты поднимали бокал за прошлые и будущие ночи
нормальные большие мужчины, общаясь с нормальными большими женщинами сказочный отец, оберегающий сказочную дочь
угреватым лицом и упругим бюстом
Обратные зеркальные образы создаются дублетами, в которых одна часть противоположна другой:
finis друзья, finis злодеи
вполне современная изба, смело подделывающаяся под былую избу
грустный взгляд вверх, довольный взгляд вниз
ледяной гнев боролся с горячей слезой
либо зверским кипятком, либо оглушительным холодом
отделить райское от адского
применитель закона и проводчик воды
пылкая маленькая Гейз сообщила большой холодной Гейзихе
равно и к черному носку на подвязке, и к белому неподнятому носочку
Кроме того, такие дублеты нередко построены на частичном звуковом подобии. Фонетическая структура, равно как и синтаксическая, играет важную роль в поддержании тонкого равновесия между двумя частями. Аллитерация делает параллелизм более заметным и приятным:
я выкрал мед оргазма, не совратив малолетней
благословленный служителем культа и разбухший от алкоголя
в тумане мечтаний, в темноте наваждения
гипертрофией зада и агатовыми глазами
добрый Джон и заплаканная Джоана[120]
на обетованном бережку, в предусмотренном сосняке
платного тура по вьючным тропам
Прустовским пыткам на прокрустовом ложе
сувенирные лавки и европейские липы
приятно жгучим и неприятно влажным
Грех мой, душа моя.
Корпускулы Крауза вступали в фазу неистовства.
Я был выше смехотворных злоключений, я был вне досягаемости кары.
Другие примеры созвучных дублетов:
логик не терпит, а поэт обожает
учить по-французски и ласкать по-гумбертски
с его беспомощными «дворниками» и сумасбродными тормозами
вторили четкое эхо и выкрики Электры
ее драматичные драйвы и восхитительные слётники
с царственными сосцами и тяжелыми лядвиями
на хрупкую девочку из дамского романа
мою замаскированную похоть к ее наивным ногам
работа больного мозга и шаткой памяти
Несколько дублетов с предлогом "с":
с облегающим лифом и юбкой клёш
с настольными книгами и мебелью соответствующего периода
с хрустом песка и с заносом
с его многочисленными побочными заездами, туристическими тупиками, вторичными кругами и прихотливыми отклонениями[121]
Пример изысканно-красивого дублета с параллельными дактилическими прилагательными, определяющими параллельные хореические существительные:
с киноварными сосками и кобальтовой ижицей / with cinnabar nipples and indigo delta
И, кстати, рифмующиеся пары:
…Валерия была Шлегель, а Шарлотта — Гегель!
после черного атлета появится жирная котлета
типчик дрипчик
Фанфары и фары, тарабары и бары…
Более длинные дублеты с усложнениями:
…автомобиль, собаку, солнце, тень, влажность, слабость, силу, камень.
…будущим (которое можно складировать) и прошлым (уже отправленным на склад).
…в постоянной смене света и мрака, улыбки и хмурости, сомнения и сожаления.
…от прилавка к прилавку, от подводной скалы до заросли морских растений…
…сквозь мускус и мерзость, сквозь смрад и смерть.
…тут Джон всегда споткнется; там всегда разобьется сердце Дженни.
Зная страсть Гумберта к каламбурам и параллелям, можно заранее сказать, что он непременно воспользуется таким тропом, как зевгма:
Гумберт… терзающийся вожделением и изжогой.
…прислушиваясь к удаляющемуся девичьему смеху между ударами сердца и шелестом листопада.
…мои задние колеса только выли в слякоти и тоске.
И последний пример, который своей риторикой и чувством напоминает "Похищение локона" Поупа:
Перемена обстановки — традиционное заблуждение, на которое возлагают надежды обреченная любовь и неизлечимая чахотка.[122]
Напоследок я оставил примеры, которые, по-моему, действительно соответствуют тому, что гумбертовские фразы чаще всего "детерминированы звучанием". Аллитерация — изобретение детей, ее обожают сочинители рекламы и сумасшедшие, поэтому неудивительно, что Гумберт отмечает такие сочетания, как "Папины пилюли", воображаемые лагерные развлечения на букву «К» ("Какао, Катание, Качели, Коленки и Кудри") или четыре важнейших аспекта образования в Бердслейской гимназии, начинающиеся на букву «D» ("Dramatics, Dance, Debating and Dating" — "танцы, дебаты, любительские спектакли и встречи с мальчиками"), и упоминает «животикоскрадыватель», в результате ношения которого не будет "ни бочков, ни брюшков". Я думаю, что прежде всего фонетические соображения определили выбор эпитетов в следующих фразах:
