— Агата, то, что вы сказали, смахивает на правду... Вы действительно ясновидящая?
— Прошлое я вижу достаточно явственно. Будущее тоже. Но из-за того, что я предчувствую грядущие события, мне живется совсем нелегко.
Вдруг она резко взмахнула рукой, словно отгоняя чью-то тень.
— Прошлое изменить нельзя, но что касается будущего, то... — Агата замолчала, как будто раздумывая, стоит ли моя грешная особа таких откровений. — То, что я предвижу, вовсе не обязательно должно свершиться. Кое-чего при желании можно избежать. Ты понимаешь меня?
— Вы говорите очень туманно. При желании я могу избежать того, что предначертано, да?
Она кивнула, не спуская с меня своих ярко-голубых молодых глаз.
— В прошлое ведет только одна дверь, но в будущем дверей много.
— Агата, давайте говорить более конкретно. Если вы знали, как все произошло с Мэри Блендинг, почему не рассказали об этом полиции?
— Я не собираюсь отвечать на твои вопросы. Я только хочу посоветовать: уезжай, Мэвис, уезжай отсюда побыстрее! Не можешь уехать — уйди. Уйди и никогда не возвращайся в этот дом.
— Вы... вы тоже поклоняетесь Астароту?
Она едва заметно вздрогнула и кивнула.
— Когда множество людей верит во что-то, они получают в свои руки власть и силу. Большую силу.
— Это я понимаю.
Старуха взяла мою ладонь своими костистыми пальцами, и я почувствовала холод, идущий от ее руки.
— Мэвис, я откровенна с тобой, потому что стою на пороге смерти. Я умру, и очень скоро.
Она улыбнулась, обнажив свои порченые зубы. Меня всю так и передернуло, но вида я не подала.
— Так и быть, я отвечу на твой вопрос... Олтону, когда он умер, было почти шестьдесят, хотя выглядел он значительно моложе. Многие годы его подругой была одна женщина... Они собирались пожениться. Женщина была уверена, что Олтон счастлив с ней, что этот дом — ее дом... Но вдруг в их жизнь ворвалась Мэри. Мэри, которая была вдвое моложе этой женщины и гораздо красивее.
— Вы не любили Мэри?
— Олтон был для меня важнее. Он покончил с собой после смерти Мэри, показав, что жизнь без нее не имеет смысла. Тогда и я утратила всякий интерес к этой жизни. Вот так-то, девочка.
— Скажите же, наконец, кто убил Мэри!
— Я хочу, чтобы ты ушла из этого дома. Если ты узнаешь имя убийцы, то не сделаешь и шага за порог.
Я прикусила губу, мысленно послав Агату к черту. Она вновь как будто прочитала мои мысли, отпустила руку и отвела глаза.
Мы помолчали.
— Что происходит в гостиной? — спросила старуха.
— Резвятся...
— Я могу прекратить это, — Агата снова показала в улыбке свои отвратительные зубы. — Когда я вхожу, они сразу умолкают. А мне смешно.
В задумчивости она стала спускаться. Я постояла и двинулась наверх. Не дойдя до второго этажа, услышала реплику Агаты:
— Мэвис!.. Ты видела паука?
Я повернула голову.
— Да.
— Тебя предал друг?
— Возможно.
— Это очень важно, Мэвис. Бойся предательства!
Она почти сбежала с лестницы и быстрым шагом прошла в гостиную.
Вздохнув, я поплелась к себе.
Едва я отворила дверь и зажгла свет, как неожиданно заметила, что одна из стен задвинулась прямо на моих глазах. Вот это фокус! Раздвижные стены? Здесь только что кто-то был? Если это так, то за стеной находится тайный ход! Но почему кому-то понадобилось забрести в мою комнату по тайному ходу?
Я подбежала к стене и принялась ее обследовать. На самом деле двигалась не вся стена, а лишь ее часть — между кроватью и бюро. Может, это такая дверь? Но как она открывается и закрывается? А может, мне все померещилось? А может, у меня с мозгами не в порядке?
Случайно нажав двумя руками — совсем как сегодня днем в пещере! — на нижнюю часть стены, я услышала шорох и... часть стены поехала вбок, за бюро.
Ага, значит, я не помешалась! Стены двигаются!
Сделав такое открытие, я поняла, что опять влипаю в авантюру. Но, делать нечего, и я заглянула за стену.
И едва не заорала. Прямо на меня, не мигая, смотрел страшный слуга в своих необъятных шароварах.
— Извините, мисс, — произнес он певучим голосом. — Вы не испугались? Это я, Ахмед. Узнаете?
— Да, Ахмед.
Странно, что я не потеряла сознание и даже сохранила способность рассуждать. Действительно, ну что такого: стены раздвигаются, слуги появляются... Я даже разозлилась:
— Ты всегда бегаешь внутри этих стен?
— Бывает.
— И что, здесь много потайных ходов?
— Много. Дом строился с таким расчетом, чтобы мистер Эсквит мог подсматривать за своими гостями. Благодаря раздвижным стенам он проводил ночь то с одной, то с другой гостьей, и никто об этом даже не догадывался.
— Сукин сын! Хитро придумал!
Можно сказать, что тайна пугает только до тех пор, пока она не раскрыта. Теперь, поняв, в чем дело, я успокоилась.
— С бывшим хозяином все ясно. Ну а сейчас, Ахмед, с какой такой целью ты сюда забрался?
— Скажите, а мисс Селестина еще в гостиной?
— Да.
— В таком случае я вас очень прошу: пройдите в ее комнату. Я тоже туда войду. Но чуть позже. Только вы, когда войдете, не зажигайте свет.
— Ахмед, ты случайно не стукнулся лбом об острый выступ, бегая в этих коридорах? Головка не болит?
— Мисс, это очень серьезно. Пожалуйста, сделайте так, как я прошу.
Ахмед не был похож на шутника. Голос его звучал крайне тревожно и, я бы сказала, моляще.
— Хорошо. Окажу тебе такую любезность, как другу. Ведь ты мой друг, Ахмед?
— Друг, — твердо ответил он.
Сумасшествие, конечно, но я ему поверила.
Стена задвинулась. Я стояла в своей комнате и размышляла, к чему приведет меня моя любознательность. Махнув рукой, пошла в комнату Селестины и чуть не зажгла свет, но, вспомнив слова Ахмеда, отдернула руку от выключателя.
В спальне Селестины было темно. Я стояла и ждала невесть чего. Кажется, Ахмед заманил меня в ловушку. Агата предупреждала о предательстве. Но для чего Ахмеду все это понадобилось? А если... От одной только мысли, что меня могут придушить в темноте и снести в подвал, на алтарь к пауку, я вся покрылась холодным потом. Замечательно! Сама пошла навстречу своей гибели. Старая карга Агата только посмеется, а уж как будет смеяться этот лысый джинн в шароварах... При одной мысли о его ручищах у меня подогнулись колени.
И вдруг я услышала голос.
Кто-то произнес:
— Я должен найти его.
— Что? Опять?
— Он где-то здесь. Я столько лет жду этой минуты.
Я повернулась к стене. Призрак Олтона Эсквита, подернутый сине-серой дымкой, был различим до последней морщинки на лице.
— Это произошло так давно, но для меня это было словно вчера.
— И для меня это было вчера! Вы говорили то же самое. Вы совсем с ума сошли, — брякнула я. Осмыслить, есть ли разум у призрака, я была просто не в состоянии.
— Они считают, что это я ее убил. Как будто я мог убить ее!
— Эй, вы! Перемените пластинку.
Я не выдержала и нажала на выключатель. От яркого света пришлось даже зажмуриться.
Призрак все так же стоял у стены и говорил. От яркого света он совсем поблек и вообще был плоский, как рисунок на просвечивающейся папиросной бумаге. Закончив свой монолог, Эсквит, как и в прошлый раз, исчез в синей дымке. Испарился.
Раздвинулась стена, и в комнату вошел Ахмед.
— Ну, вы поняли, что это такое?
— Кино! — фыркнула я. — Идиотское кино, никакой чертовщины.
— Да, это кадры из немого фильма с участием Олтона Эсквита. Названия фильма я не знаю, но кинокартина когда-то имела успех у публики... Как видите, фильм обрел вторую жизнь. Проектор стоит в тайнике.
— Фильм немой, но Эсквит говорит. Почему?
— Это голос другого человека. Вы заметили, что артикуляция не совпадает с текстом? Кто-то озвучил кадры из фильма, и произошло это гораздо позднее.
— Теперь я вижу... Но прошлой ночью вообще ничего не заметила. Я так испугалась...
— На это и был расчет.
— Значит, никакого призрака в доме нет? Так, Ахмед?
— Если бы он был здесь, уж я бы его как-нибудь разглядел. Я слышал, о чем говорили за завтраком, — спорили, что вы видели ночью. Поэтому я решил проверить тайные коридоры. Обнаружил проектор и подумал, что вы должны самолично во всем разобраться. Заглянул в вашу комнату — вас нет. Я уже выходил, когда...
— ...когда появилась я. Скажи, Ахмед, а почему ты решил, что мне необходимо «самолично разобраться»?
— Ну, мне не хотелось, чтобы кто-то шантажировал вас или пугал... Вы такая красивая, милая...
— Этот «кто-то» хотел напугать не меня, а Селестину. В ее комнате я оказалась совершенно случайно.
Ахмед покачал головой.
— Мне кажется, что кто-то хочет, чтобы запуганная Селестина стала покорной марионеткой...
— Кто?
— Не знаю, — Ахмед вдруг побледнел. — Если я начну влезать не в свое дело, у меня могут быть большие неприятности.
Я пристально смотрела на Ахмеда, пытаясь хоть что-нибудь прочесть в его лице. Одно было ясно: сильный Ахмед — гора мускулов — был бледен и напуган. Но сейчас меня интересовало другое: не лжет ли он?
