что Ходкевич подтянул обоз к храму Святой великомученицы Екатерины на Всполье. Здание этой церкви несколько раз обновлялось. Но место, где раз за разом выстраивали новые строения храма, оставалось тем же самым[13]. А ведь от него всего полчаса быстрым шагом до Георгиевского храма, где с ночи стояли гайдуки!
Здесь, неподалеку от Екатерининского храма, у ополченцев, как видно, был острожек. В него теперь вошли поляки.
Часть русской пехоты зацепилась за Климентовский острожек — деревянную крепостицу, устроенную ополченцами севернее по той же Ордынке, рядом с храмом Святого Климента, папы римского. Фактически одно это укрепление и отделяло гетманские полки от гайдуков.
В борьбе за Климентовский острожек решилась судьба сражения. На нем свет клином сошелся для обеих противоборствующих сторон.
Ходкевич бросил на острожек пехоту из отряда Граевского. Вместе с ней своею охотой пошли казаки из полка Зборовского. С тыла над позицией русских нависала другая опасность — гайдуки с балчугского плацдарма. Усилия отряда, защищавшего крепостицу, оказались тщетными. Бой за ключевой острожек кончился тем, что значительная часть русского гарнизона оказалась перебитой, а те, кто уцелел, разбежались. Полякам досталось несколько легких пушек.
Полдень 24 августа.
Задача Ходкевича фактически решена: он пробился к центру Москвы. От балчугского плацдарма перед наплавным мостом его отделяло пустое, никем не защищаемое пространство. Поляки могли поздравить себя: они победили. Кремлевский гарнизон мог предвкушать: еще до вечера его бойцы насытились бы пищей до отвала. Гайдуки от Георгиевского храма потянулись к захваченному острожку — встречать победителей, провожать телеги с припасами к мосту.
То, что произошло дальше, иначе как чудом не назовешь. За несколько часов величайшее поражение обернулось величайшей победой.
Польско-литовская армия устала. Она была до предела измотана кавалерийским сражением, прорывом укреплений по рву Деревянного города, боем за Климентовский острожек. И когда ей оставалось довершить дело, польские военачальники начали ошибаться.
Русские источники свидетельствуют: вражеские роты остались в Климентовском острожке, установили на стенах знамена и ввели внутрь часть обоза. Но как много людей отрядили для его охраны? Быть может, незначительное количество. Добившись столь явного преобладания над противником, даже опытный полководец может недооценить его ресурсы и волю к дальнейшему сопротивлению.
Видимо, Граевский и Зборовский не то чтобы оставили острожек на произвол судьбы, они просто недооценили ополченцев и выделили для обороны укрепления незначительный отряд. В любом случае, главные силы вернулись в расположение гетманской армии, к Екатерининской церкви.
Ходкевич точно так же недооценил перспективы продолжения борьбы, как и его подчиненные. Он… не торопился.
Колоссальный обоз требовалось провести по улице, обезображенной окопчиками, ямами, пожарищами. Как видно, земское командование (вероятно, тот же Трубецкой), догадались затруднить продвижение неприятеля, сделав канавы на главных улицах Замоскворечья. И гетман дал отдых утомленным ратникам. Неким «купцам» велено было «равнять рвы» перед обозом, то есть засыпать канавы. Пехота же и кавалерия поставили походные шатры. Здесь они набирались сил для последнего броска.
А русская пехота, разбитая и рассеянная, никуда не исчезла. Ей некуда было отступать. Казаки и стрельцы, выдавленные с оборонительных позиций, засели по ровушкам, укрылись в ямах, огородах, спрятались за печами, в лопухах и крапивных зарослях. Оттуда они внимательно наблюдали за поляками. Здесь были и те, кто пришел из полков Пожарского, и те, кто подчинялся Трубецкому. Вскоре они заметили: бо́льшая часть поляков, взявших Климентовский острожек, ушла оттуда. Боевое охранение осуществляется малыми силами.
Казачьи начальники, сговорившись между собой, подняли людей. Стремительной атакой они отбили острог и церковь. Венгерские наемники, составлявшие гарнизон острожка, не ожидали нападения. Они растерялись. Половину венгров казаки вырезали, остальные спаслись бегством.
Вести об успехе пехотинцев быстро разлетелись по Замоскворечью. Павшие духом ополченцы ободрились. Малыми группками они устремились к деревянному форту, над которым вновь поднялись русские знамена. Климентовский острожек стал местом концентрации казачьей и стрелецкой пехоты. Оттуда русские отряды двинулись южнее и засели слева и справа от Ордынки — за печами, изгородями, развалинами домов, в ямах и погребах. Они готовились встретить пальбой Ходкевича, когда он вновь двинется к острожку.
Надолго казачьей доблести не хватило. Не так уж много бойцов опамятовали и бросились на врага. Без поддержки со стороны они могли задержать неприятеля, но не переломить ход битвы.
Боевые действия на время прекратились. Войска обеих сторон понесли чудовищные потери и смертельно устали.
Пожарский счел этот момент идеальным для перехвата инициативы.
С того момента, когда дворянская конница устремилась в бегство, оставив пехоту без поддержки, он пытался восстановить порядок в войсках. Среди толп испуганных ратников Дмитрий Михайлович мог опираться лишь на свой полк, оставшийся под контролем. Поляки позднее сообщали, что русский воевода выгонял своих людей из таборов силой. Что ж, при тех обстоятельствах Пожарский и должен был поступать подобным образом. Однако даже с его стальной волей, даже используя вооруженное принуждение, князю трудновато было поднять на новый бой конников, деморализованных недавним поражением. Войско пало на дно отчаяния. Самообладание руководителей не давало ему разбежаться. Но вернуть его на поле боя оказалось делом трудным.
На помощь Пожарскому пришли люди, дополнявшие его характер своими качествами. Он — не говорун, у него родовое прозвище — Немой, а значит, в семействе Пожарских речистость не приветствовалась. Но ополчение располагало первоклассными ораторами. Личностями, которых Господь Бог наделил редким даром воодушевлять людей. Это «секретное оружие» очень пригодилось земскому ополчению в решающий час.
Козьма Минин добавил к суровым мерам Пожарского свой риторский талант. Он ходил по расположению русских войск и своими речами помогал людям преодолеть растерянность. Пожарский также велел духовенству Троице-Сергиевой обители служить молебен в храме Ильи Обыденного[14].
И ополченцы стали понемногу приходить в себя. Тогда Минин явился к Пожарскому и попросил дать ему отряд для контрудара. Этот контрудар заставил маятник битвы качнуться в обратном направлении.
Вот как пишет об этом летопись: «[в лагере Пожарского]… всею ратью начали плакать и служить молебны, чтобы Московское государство Бог избавил от погибели, и обещали всею ратью поставить храм во имя Сретения Пречистой Богородицы и во имя святого апостола и евангелиста Ивана Богослова да Петра митрополита, московского чудотворца. День же был близок к вечеру, и вложил Бог храбрость в немощного: пришел Кузьма Минин к князю Дмитрию Михайловичу и просил у него людей. Князь Дмитрий же ему ответил: „Бери кого хочешь“. Он же взял ротмистра Хмелевского и три сотни дворянские, и перешел за Москву реку, и встал у Крымского двора. Тут же стояла у Крымского двора рота литовская конная да пешая. Кузьма же с теми сотнями напустился прямо на них. Они же были Богом гонимы и помощью Пречистой Богоматери и московских чудотворцев и, не дожидаясь их, побежали к таборам
