Я посмотрела на Поля. Его глаза сказали мне, как он сожалеет, что вышел из себя. И уже было начал снимать тряпочку с губы, чтобы сказать это, но я быстро накрыла его руку своей. Поль улыбнулся мне лишь глазами, губы его оставались неподвижными.
– Просто держи тряпочку так, как сказала Grandmere, – попросила я. Бабушка оглянулась на нас. Я не убрала руку с его руки и улыбнулась. – Он был очень храбрым. Ты знаешь, какой верзила этот Тернер Брауни, а Поль не испугался.
– Это видно по нему, – отозвалась она. – Твой Grandpere Джек не сильно отличался от него, да и теперь не отличается. Я могла заработать кругленькую сумму за все мои припарки на его ранах, полученных в драках. Однажды он явился домой с закрытым правым глазом, а в другой раз у него был откушен кусочек уха. Можно было бы, конечно, надеяться, что все это заставит его дважды подумать, прежде чем опять ввязываться в подобные передряги, но это не тот человек. Он стоял в конце очереди, когда раздавали здравый смысл, – закончила бабушка.
Дождь, барабанивший по нашей крыше, несколько поутих, теперь можно было слышать лишь легкое кап-кап-кап, да и ветер не дул уже так сильно. Бабушка открыла ставни из планок, чтобы снова дать доступ в дом свежему воздуху. Она сделала глубокий вдох.
– Мне очень нравится, как пахнет протока после хорошего дождя. Такой дождь делает все свежим и чистым. Хорошо бы он делал то же самое и с людьми, – проговорила бабушка и снова глубоко вздохнула. Ее глаза все еще оставались темными и обеспокоенными. Я никогда не слышала, чтобы ее голос звучал так печально и устало. Что-то со мной произошло, и некоторое время я могла только сидеть и слушать, как стучит мое сердце. Внезапно бабушка вздрогнула и обхватила себя руками.
– Ты здорова, Grandmere?
– Что? Да-да. Все в порядке, – ответила она, подходя к Полю. – Дай-ка посмотрю на тебя.
Парень снял тряпочки со щеки и губы, и она внимательно его осмотрела. Опухоль спала, но щека все еще оставалась ярко-красной, а нижняя губа темной – как раз в том месте, где кулак Тернера Брауни рассек кожу. Бабушка Катрин кивнула головой и пошла к ящику со льдом, отколола небольшой кусочек льда и завернула его в другую тряпочку.
– Вот, – сказала она, возвращаясь, – приложи к щеке и держи, пока не станет слишком холодно, тогда приложи к губе. И так меняй, пока лед не растает. Понял?
– Да, мэм, – ответил Поль. – Спасибо. Мне жаль, что все это произошло, мне не нужно было обращать внимание на Тернера Брауни.
Бабушка задержала взгляд на парне, выражение ее лица смягчилось.
– Иногда трудно не обращать внимания, иногда просто нет другого выхода, – произнесла она. – Но это не значит, что я хочу видеть тебя еще в какой-нибудь драке, – предупредила старушка. Поль покорно кивнул.
– И не увидите, – пообещал Поль.
– Гм. Я могла бы сколотить кругленькую сумму и на том, сколько раз мой муж давал мне такое же обещание.
– Я свое выполню, – гордо заявил Поль. Это понравилось бабушке, и она наконец улыбнулась.
– Посмотрим, – произнесла она.
– Мне пора ехать домой. – Поль поднялся. – Еще раз спасибо, миссис Ландри.
Бабушка Катрин кивнула.
– Я провожу тебя до автомобиля, Поль, – сказала я.
Мы вышли из галереи и увидели, что дождь почти перестал. Небо все еще было совсем темным, но висящая на галерее лампочка без плафона бросала на машину Поля поток тускло-белого света. Все еще держа лед у щеки, парень взял мою руку свободной рукой, и мы пошли по дорожке.
– Я и в самом деле чувствую себя ужасно из-за того, что испортил вечер, – проговорил Поль.
– Ты его не испортил, это сделал Тернер Брауни. Кроме того, мы до этого успели хорошо потанцевать, – добавила я.
– Было здорово, правда?
– Знаешь, – призналась я, – это было мое первое настоящее свидание.
– Правда? Я всегда думал, что у твоего порога толчется куча поклонников и ты не захочешь даже здороваться со мной, – сказал Поль. – Мне требовалась вся моя храбрость, больше храбрости, чем для сражения с Тернером Брауни, чтобы подойти к тебе в тот день в школе, предложить понести твои книги и проводить до дому.
– Я знаю. Помню, как дрожали твои губы, но мне это показалось восхитительным.
– В самом деле? Тогда мне лучше стать самым застенчивым молодым человеком на свете.
– Но не до такой степени, чтобы не целовать меня время от времени, – ответила я. Поль улыбнулся, но тут же скорчил гримасу от боли, вызванной растянувшимися губами. – Бедный Поль, – прошептала я и склонилась, чтобы очень нежно поцеловать его израненный рот. Когда я отстранилась, его глаза все еще были закрыты. А потом они широко распахнулись.
– Это лучшая припарка, даже лучше, чем магические лекарства твоей бабушки. Мне придется каждый день приходить сюда лечиться.
– Это будет тебе дорого стоить.
– Сколько?
– Вечной преданности, – ответила я.
Поль впился в меня глазами.
– Она уже твоя, Руби, – прошептал он. – И навсегда.
Потом он наклонился и, не обращая внимания на боль, горячо поцеловал меня в губы.
– Удивительно, – заметил он, открывая дверцу машины, – но даже с разбитой физиономией я считаю, что это был один из лучших вечеров моей жизни. До свидания, Руби.
– До свидания. Не забудь прикладывать лед к губе, как сказала Grandmere, – напомнила я.
– Не забуду. Поблагодари ее еще раз от моего имени. Увидимся завтра, – пообещал Поль и включил двигатель.
Он помахал рукой и скрылся в ночи. Я стояла и смотрела до тех пор, пока свет от маленьких красных фар сзади автомобиля не поглотила тьма. Потом я повернулась и увидела, что бабушка Катрин стоит на ступеньках галереи и смотрит на меня. Я подумала, давно ли она там стоит? Почему она ждет меня здесь?
– Grandmere, ты не больна? – Я подошла к старушке. Ее лицо было таким печальным. Она выглядела бледной и несчастной, будто только что увидела одного из тех духов, которых ее приглашали изгонять прочь. Взгляд ее был мрачен и прикован ко мне. Что-то твердое и тяжелое образовалось в моей груди, заранее причиняя боль.
– Войди в дом, – сказала бабушка. – Я должна кое-что тебе рассказать, мне следовало давно это сделать.
Когда я поднималась по лестнице в дом, мои ноги стали пудовыми и отказывались мне повиноваться. Сердце, радостно трепетавшее от последнего поцелуя Поля, застучало так сильно, что казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Я не могла припомнить, чтобы когда-нибудь видела на лице бабушки такую грусть и подавленность. Какой тяжелый груз носила она? Какую ужасную вещь собиралась мне рассказать?
Бабушка села и долго смотрела вдаль, как будто забыла, что я нахожусь рядом. Я ждала, сложив на коленях руки и прислушиваясь к бешеному стуку моего сердца.
