- Тише, - попросил Эдди, приложив палец к губам.
И она не отстранилась,, только ресницы хлопнули.
- Просто… тут все дрожит и, кажется, у меня заканчиваются силы. А как сделать, чтобы пройти дальше, я не знаю.
- Счастье какое, - проворчал Эдди, и Эванора Орвуд вспыхнула.
- Извини, - она произнесла это холодно. – Если оторвала от важных дел.
Ну вот, обиделась. И за дело же. Ну да Эдди никогда особо с женщинами не умел. Но… стыдно стало.
- Куда смотреть?
- Туда, - она указала на коридор. – Они его туда понесли. Одна и еще другая, которая с ним пришла. У нее еще глаза голубые.
- Серые, - возразила вторая девица, до того державшаяся в тени. – А от него пахло… так пахло… просто невероятно
Эва скривилась.
За дверью обнаружилась комната.
Странная комната.
Страшная.
Свечи.
Факелы.
И человек, склонившийся над другим.
- Что ж вы так? – его голос отражался в стенах. – Вы ведь так жаждали попасть в самое сердце… вы в нем. Поздравляю.
Камень. Длинный камень, черный от силы, его напитавшей. И глаза ведьмы закатываются, а рот приоткрывается.
- Назад! – крик Эдди мешается с криком парня, грудь которого пробивает тонкий клинок.
И ведьма вздрагивает.
А потом оборачивается. Глаза её темны, что бездна. Рот кривится.
- Тори! Тори, что…
- Ведьма! – Эдди отвесил пощечину, и голова девицы Орвуд запрокинулась, а её когти впились в его лицо. Она взвыла.
И отступила.
- Это… это…
- Место, - Эдди обернулся.
Тот, который кричал, дотянулся до алтарного камня. Камень сам по себе артефакт? Похоже на то. Но другой, с клинком, резко вытащил этот клинок из груди жертвы и добавил что-то, но звуки пропали, а следом и картинка побледнела. Последнее, что увидел Эдди перед тем, как окончательно проснуться – это коридор с мертвецами. И первым среди них был тот самый парень, который почти уже умер.
Твою ж… чтоб тебя… и эту девицу, которая умудряется вляпываться из одного приключения в другое.
Он отер пот со лба и поднялся.
И выматерился, едва не наступив на лежащего мальчишку.
- Что ты тут делаешь? – просипел Эдди, потому что горло вдруг свело. И дышать стало сложно. Воздух вдруг исчез.
И надо бы до окна добраться.
Мать вашу, если он не доберется до окна, то просто-напросто сдохнет. А окно где-то там… комнаты, которые ему отвели, слишком большие.
Слишком…
Он споткнулся и упал бы.
Точнее упал, на втором шаге. От тычка под лопатку. И уже ударившись всем телом о пол, снова смог дышать. Пусть со свистом, пусть тяжело, но все-таки смог.
И тотчас зашелся в хриплом кашле. Кажется, еще немного и Эдди вывернуло бы наизнанку, но острый палец мальчишки-сиу ткнул куда-то под ребра. Эдди и подавился.
Кашлем.
Чтоб тебя… встанет, точно кому-то уши оборвет.
Он бы и встал, но левая половина тела вдруг онемела. И следом пришел страх. Удар? Мозговой? Случалось, но Эдди ведь… он ведь не старик.
- Леж-ш-ши, - прошипел сиу. И исчез.
Поганец.
Надо… надо встать. Позвать кого-то. Левую руку он вообще не чувствует, но правая двигается ведь. А что в глотке клокочет, но заговорить сил нет.
После удара-то.
Эдди попытался опереться на руку. И почти получилось. Кажется, носом кровь хлынула. И он бы наплевал, но в спину опять ткнули.
И от тычка этого слабого он повалился на пол. Носом в пушистый ковер.
- И шаман дерьмовый, - сказал мальчишка-сиу. – И не слушаться. Мой старый хозяин не любил, когда его не слушаются.
Онемела и правая сторона. И следом Эдди испытал облегчение. Если так, то выходит, что дело не в ударе. Просто… просто нельзя поворачиваться спиной к сиу.
Тот же с кряхтением попытался повернуть Эдди на бок. Получилось не сразу. Зато потом сиу подсунул под голову пару подушек.
- Пройдет, - сказал он. В темноте его лицо выглядело более жутким, чем обычно. И зубы поблескивали, белые, нарядные. – Потом. Сейчас пить.
Он прижал к губам Эдди кружку.
Что в ней?
Точнее, что в ней помимо воды? Глотать было больно.
- Не упрямиться. Пить. Если не пить, быть плохо. Тут и так. Мало. У хозяина много было.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- И… - Эдди почувствовал, что рука, сжимавшая горло, ослабла. – Часто ты… хозяина… выпаивал?
Слова получалось говорить с трудом. И выходили они какими-то непонятными.
- Было. Он… приказать. Если нет, то наказывать.
- Придурок, - Эдди прикрыл глаза. Что бы там мальчишка ни принес, стало полегче. Еще, кажется, ноги покалывает. Значит, возвращается чувствительность. – Спасибо.
- Если дрянной шаман сдохнуть, то леди быть грустной, - сиу отставил опустевшую кружку. А потом его ладони, детские, но крепкие, сдавили голову Эдди так, что и не повернуть.
Еще немного и череп треснет.
- Дрянь, - сказал сиу, склоняясь над Эдди. И острый нос его коснулся носа. От мальчишки пахло лавандовым мылом и, кажется, туалетной водой. Но еще – травами, горами, песками мертвой пустыни и всем тем, чему в этом цивилизованном мире не место. – Где вляпаться?
- Сам… хотел бы понять. Что… со мной?
От ладоней исходил холод, и что-то внутри Эдди, потянулось навстречу этому холоду. Медленно. Мучительно. Выламывая извилины. И…
Ладонь зажала рот.
- Не ори. Всех разбудить. Суета будет.
Как ни странно, но это помогло.
- Что… за… дрянь…
- Смерть. Много. Жила. Там. Я не шаман. И мало знать, - он сидел, скрестив ноги, и уже не держал голову Эдди, но сложенные щепотью пальцы упирались в переносицу. – Иногда видеть сон. Разный.
- О чем?
Пожатие плечами.
И тряпка, в которой Эдди узнал собственную рубашку, кажется даже из новых. А этот гаденыш прижал её к лицу. Жаль. Кровь хреновато отстирывается. Эдди ли не знать.
- Всякое.
Эдди сумел пошевелить руками.
И ногами.
И даже тряпку у лица удержал. Все лучше, чем ничего. А вот сел он с помощью мальчишки.
- Что ты вообще тут делаешь?
Матушка ему комнату отвела, Эдди точно знал. Сиу склонил голову на бок.
- Слышать. Ты уходить. Я подумать, что опять мертвецы. Идти. Ждать. Помочь, - последнее он произнес с явным недоумением. – Я не друг.
- И не надо, - Эдди шмыгнул носом и поднялся. С трудом. Шатало… проклятье, этак он точно не доберется до Орвудов. А… ехать надо.
Самому.
Он ведь не один был. Он ведь…
- Беспокойный, - мальчишка не пошевелился. В белой рубашке, украшенной россыпью алых пятен, с растрепанными волосами он не походил на тех детей смерти, с которыми Эдди сталкивался.
Обычный мальчишка.
Уши вот острые.
И взгляд недетский.
- Надо… ехать… проверить. Там… меня позвали. Эванора.
- Эва, - мальчишка поднялся одним быстрым движением. – Я ехать.
- Ты-то куда.
- Туда. За ты приглядеть. А то ведь глупый шаман.
- Да ладно… не такой я и глупый, - проворчал Эдди.
- Умный шаман не полезть туда, где смерть.
Возразить было нечего.
Я снова видела небо. Синее яркое небо, такое высокое, бескрайнее. Оно манило. Звало полетать. И я откликнулась. Кто в здравом уме откажется полетать?
Крылья, правда, болели. И воздух такой, что не опереться. А внизу море. Тоже синее, но куда более плотное, чем небо. Еще и злое. Оно кипело, выбрасывая длинные языки волн в тщетных попытках дотянуться.
Я… летела.
Я должна была удержаться. Во что бы то ни стало. Там, в кипящей воде, остались братья.
Сестры.
Другие.
Снова чужая память? На сей раз далекая, не образами, скорее эхом разума, что задержался меж мирами, слишком упрямый, чтобы уйти.
И я… я просто летела. К берегу, что виднелся темной полосой, такой обманчиво близкой. Взмах. И еще один. И снова. Крылья выворачиваются ветром. И я рыдаю. От боли.
Слабости.
От того, что кипящее море оказывается ближе, чем берег. И ветер… раньше он держал меня. И был другом. А теперь норовит сбросить, ударить в бок, сломать, смести с небес.