За этим занятием — то и дело перескакивая с общих задач управления фабрикой на мелкие детали, к которым все в конечном счете сводится, — Уилл совершенно забыл о времени. Часы пролетали, как минуты. Да, еще необходимо уведомить дядиного адвоката, а также местных поставщиков и постоянных клиентов, причем как можно скорее: они должны узнать о случившемся не от кого-нибудь, а от самого Уильяма, дабы увериться, что он контролирует ситуацию. Теперь священник: похороны лучше всего назначить на среду. Как-либо обосновывать это не обязательно. Другой вопрос: пристойно ли устраивать похоронную церемонию, в то же время не останавливая работу фабрики? Вероятно, нет. Однако же священник в день похорон, помимо этой церемонии, выполняет и другие, вполне рутинные обязанности. Так почему бы и на фабрике не свести простой к необходимому минимуму?
Вернулся Немой Грег, и Уильям вручил ему дюжину новых писем:
— Теперь нужно отправить эти, Грег. Срочно.
Сам того не осознавая, он испытывал облегчение, когда с головой погружался в работу. Его мозг уверенно и четко переходил от одного пункта к другому, устанавливал очередность, организовывал, планировал, рассчитывал, определял задачи и принимал решения.
Когда он вышел из этого состояния предельной концентрации, за окнами уже занимался рассвет. Он отправился в прессовочный цех, поднял спавших у печи работников и дал им инструкции.
— Ждите у ворот, и когда появятся… — он назвал имена Крейса, Раджа и еще нескольких, — сразу направляйте их ко мне.
К семи часам все названные люди собрались в его кабинете. По их лицам Уильям понял, что весть уже разнеслась. Он официально объявил о кончине своего дяди и выслушал соболезнования: это так неожиданно… мистер Пол был очень хорошим человеком… пути Господни неисповедимы… только вчера он был здоровехонек… и т. д. и т. п.
Когда все подобающие случаю фразы были произнесены, Уильям высказался в том духе, что даже столь печальное событие не должно серьезно нарушить работу предприятия, и сообщил каждому из присутствующих, каких действий он ждет от него в данной ситуации.
— Да, — отвечал каждый из них, — будет сделано.
— Отныне вы моя главная опора, — сказал Уильям. — Мне необходима ваша помощь, чтобы фабрика прошла через этот сложный период без потрясений. Естественно, люди будут волноваться. Перемены всегда вызывают беспокойство. Но я уверен, что поводов для сомнений и тревог у нас нет. Вашей задачей является довести эту мысль до сведения рабочих самым убедительным для них образом. Вы с этим справитесь?
Они смотрели на Уильяма. Он был спокоен, уверен, надежен. Невозможно было представить, чтобы хоть что-то пошло не так.
— Да, мистер Уильям, — закивали они. — Да, мистер Беллмен, сэр.
17
Наступила среда. День похорон. Уильям был взвинчен до предела. После смерти дяди он почти все время проводил на фабрике, планируя, отдавая распоряжения, решая проблемы. На сон оставались считаные часы. И еще так много предстояло сделать.
А что такое похороны? Сидишь, стоишь, поешь, молишься. Это может каждый дурак. Его прагматичный ум сотню раз поднимал вопрос: а не устраниться ли, назначив кого-нибудь своим представителем на похоронах? Но это было исключено. Кто, как не он, должен первым идти за гробом; ему нужно показаться на людях в качестве нового мистера Беллмена с фабрики. Вряд ли Чарльз к этому времени успел получить письмо, но если бы даже он прибыл на похороны, его присутствие не возымело бы нужного эффекта. Возглавлять процессию скорбящих должен был мистер Уильям, Беллмен-племянник. И никак иначе.
С утра проведя пять плодотворных часов на фабрике, Уильям поспешил домой, чтобы переодеться. Роза уже час как держала подогретой воду для ванны. Сама она была давно готова, надев свой лучший жакет и свежевыстиранную юбку, и очень сердилась. Но в день похорон негоже допекать упреками ближайшего родственника покойного.
Уже на выходе она остановила мужа, чтобы заново повязать галстук, который он в спешке измял. Уильям был весь нетерпение — как натянутая струна.
— Ты совсем измотался, — сказала Роза, на несколько долгих секунд вглядевшись в его лицо.
Но он думал о чем-то другом и не среагировал на ее слова.
— С похорон прямиком возвращайся домой. Ты меня слышишь?
— Конечно.
— Хорошо. Теперь поторопись, а то опоздаешь.
Он в самом деле опоздал, хоть и ненамного. Собравшиеся перед церковью люди уже начали растерянно оглядываться по сторонам.
— Вот он! — вскричала миссис Лейн и с облегчением перекрестилась.
Уильям занял свое место впереди, и процессия вступила под церковный свод.
В ходе службы Уильям вставал, садился, преклонял колени и бормотал «аминь» вместе со всеми. И разумеется, пел. Голос его привычно сплачивал и организовывал голоса остальных прихожан, включая полуглухих фабричных. А так как Уильям знал все гимны наизусть, доведя их исполнение до автоматизма, пение нисколько не мешало ему думать о своем.
Страуд… Вот что его тревожило. Надежные люди, разосланные им по всем питейным заведениям вдоль Страудского тракта, помимо чутких ушей, имели рты, и эти рты пересказывали Уиллу все там услышанное. У страудских фабрикантов появились новые заказы. Рабочие, которых они уволили в период спада, теперь снова были востребованы, и хозяева обещали платить им не меньше, чем платил Беллмен.
— Некоторые всерьез подумывают о возвращении, — доносил один из информаторов. — По крайней мере те, у кого в Страуде остались семьи.
Уильям был расстроен, но не удивлен. Терять опытных работников, конечно, не хотелось. Самым простым вариантом было предложить им больше денег. Но где гарантии, что в Страуде не ответят тем же? Поднимать зарплаты несложно, куда труднее сдерживать их в разумных пределах. Должен быть какой-то другой выход. И над этим следовало подумать.
Из-за переутомления и хронического недосыпания под глазами Уильяма набухли мешки, румянец сошел со щек, белки налились кровью. Во время церемонии он сохранял отрешенный вид, — впрочем, со стороны это выглядело как естественная реакция на тяжелую утрату.
При выходе из церкви в дверях образовался небольшой затор, и Уильям, погруженный в свои мысли, налетел на шедших впереди. Один из этих людей развернулся, и лицо его показалось Уильяму смутно знакомым. Склонив голову набок, человек устремил на него взгляд — прямой, ироничный, оценивающий. Где-то они уже встречались, но где именно, вспомнить не удалось. Вроде пустячный эпизод, но Уильям почему-то никак не мог выбросить его из головы.
В особняке Беллменов он выпил пару бокалов с друзьями Пола, соседями и несколькими людьми из фабричного руководства.
— Что за тип был сегодня на похоронах? — спросил он у Неда. — Лицо вроде знакомое, но имя не припоминаю.
— Как он выглядел?
Уильям открыл рот, собираясь описать этого человека, но — видимо, от усталости — не смог воссоздать в памяти его облик.
— Сюда он не заходил? — спросил Нед.
— Нет.
— Ты лучше меня знаешь друзей мистера Беллмена. Уж если ты его не опознал, то я не смогу тем более.
— Это верно.
Уильям покинул особняк одним из первых. По выходе на улицу он побрел, сам не зная куда, и ноги привычно свернули в сторону фабрики. Уильям дал обещание Розе, однако его ноги ничего никому не обещали и действовали по своему усмотрению. Фабрика была остановлена во второй половине дня, с началом похоронной церемонии, как дань уважения покойному владельцу. И сейчас он мог, ни на что не отвлекаясь, поработать с документами.
Безмолвие казалось неестественным. Уильям привык к грохоту станков, крикам рабочих, шуму водяного колеса — каждый из этих звуков имел собственный тон и ритм, а вместе они составляли какофонию, слишком хорошо ему знакомую, чтобы вызывать раздражение. Странно было в будний день слышать крики грачей, кружащих над корпусами. Более того, он мог отчетливо слышать биение собственного сердца и даже пульсацию крови в венах. Открыв дверь кабинета, он неожиданно увидел нечто черное и бесформенное, примостившееся на его рабочем столе. В следующий миг это черное взмыло в воздух и устремилось на Уильяма, колыхаясь и разрастаясь в полете.
Уильям с криком поднял руки, пытаясь защититься, — но чернота уже плавно оседала на пол.
Оказалось, это всего лишь ткань. Образец превосходной черной ткани из мериносовой шерсти, распахнутое окно и сквозняк, возникший при открывании двери, — ничего более. На бумажке, приколотой к образцу, почерком его дяди было написано: «Уиллу — для Портсмута? П.».
Уильям взял ручку, макнул ее в чернильницу и уже поднес к бумаге, чтобы написать ответ, и только тут вспомнил, что его дядя мертв.
«Я видел того человека прежде, — подумал он вдруг. — На похоронах мамы».
