Теперь здесь и я… в качестве наложницы. Да-да, неважно, за чем я на самом деле сюда прилетела, в глазах всего Аэла я теперь просто услада царевича. Его высочество объяснил, что я «первая отобранная», поэтому меня будут особо чествовать на празднике в честь завершения Отбора. Когда мы прилетели, безопасники меня безо всяких там проверок и обыскиваний «приняли», да еще и взгляды опустили.
«Наложница», — подумала я, примеряя на себя это слово и щурясь под испепеляющим Аэлом. Все четыре часа полета я старательно защищала свои мысли, и это меня о-о-очень сильно вымотало, но что-то подсказывает мне, что царевич Регнан при желании запросто сломает мою защиту.
Я глянула на него, разговаривающего с подчиненным – рядом с ним все подчиненные. Он, конечно, мой взгляд почувствовал и обернулся; я разглядела на его лице, залитом светом, улыбку.
Ему весело! Конечно, весело – отхватил хорошего эмпата…
Регнан закончил разговор с подчиненным и подошел ко мне.
— Вечером я покажу вам дворец, а пока вам нужно отдохнуть и освежиться. Покои для вас уже готовы, прислуга тоже. Знающая проводит вас.
— Еще одна Знающая? — хмыкнула я.
— Не переживайте, она будет вам улыбаться и угодничать.
Было слишком жарко и слишком ярко, да и устала я тоже слишком, так что просто кивнула и последовала за царевичем. К нам вышла очередная дама в сером и с короткой стрижкой; дама поклонилась царевичу, а потом и мне, и, как и было обещано, принялась улыбаться и угодничать.
«Какая радость!», «Выбор царевича всех нас удивил, но я вижу, что вы достойны», «Этот Отбор невероятен», «Вы счастливица», «У вас прекрасная кожа, но с пигментными пятнами от загара надо поработать»… Слова лились и лились из уст Знающей, причем совпадали по настрою с ее эмоциями: она была взбудоражена и предвкушала веселье.
Мэрит рассказала нам с Рией о Знающих, так что теперь я в курсе, почему они не называют имен, коротко стригут волосы, не красятся и носят серое. Знающие – безымянные хранительницы традиций и знаний, которым поручено наставлять женщин – любых женщин, и юных и пожилых, и свободных, и замужних. Знающие сильны в психокинезе, умеют лечить как тело, так и дух, и чаще всего выступают в роли психологов. У мужской половины аэлцев есть свои Знающие – Мудрые, мужчины, выполняющие те же функции. Мудрые тоже безымянны и носят серое. И Мудрые, и Знающие обладают властью, но до определенной степени; царь Эйл, например, считает институт Мудрых и Знающих атавизмом, но упразднять его не спешит.
Сначала мы прошли по открытому переходу, с которого открывается вид на стены дворца, кажущиеся при свете дня ослепительно белыми, потом свернули и зашли в защищенный прозрачными куполами переход, вышли через арочные двери к коридору… последовательность: прошли-зашли повторилась еще пару раз, и мы, наконец, оказались у цели.
Две женщины в платьях в частую полоску и с волосами, собранными в пучки, поклонились мне и расступились.
— Ваши покои, — с гордостью, словно лично их обставляла, произнесла Знающая и пропустила меня вперед.
Я зашла и огляделась, ни к чему особо не приглядываясь. Ну, красиво; ну, просторно; пол плиточный, потолок арочный, подушки цветастые на диване; миленькие столики…
Как же голова болит…
— Вам нравится, госпожа? — спросила Знающая с такой надеждой, что надо быть полной мерзавкой, чтобы сказать «нет».
— Это просто нечто, — выговорила я и заставила себя улыбнуться.
Знающая воссияла. К счастью, она быстро поняла, что я вот-вот рухну, и показала, где моя кровать. Я заснула, едва уронив голову на подушки.
Я перевернулась на другой бок, открыла глаза и вздрогнула – царевич лежал рядом и смотрел на меня, и его глаза светились… чем? Любопытство задавило страх, и я прощупала лежащего рядом мужчину – одетого, слава Звездам! – как эмпат, но ничего так и не поняла. Вроде бы есть интерес… а вроде бы и нет. Вроде есть подъем эмоциональный… а вроде и нет.
— Что вы чувствуете? — хрипло спросила я.
— Вы разве не можете сказать сами? — вопросом на вопрос ответил царевич.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Нет… кажется, вы ошиблись, наняв меня.
Регнан улыбнулся, и на этот раз я могу сказать с уверенностью, что это была улыбка довольства.
— Просто рядом с вами я настороже.
— Не настороже, — возразила я.
— Вот видите, — теперь он рассмеялся, — а вы еще в себе сомневаетесь! Вы хорошо отдохнули, Даша? Уже ночь; я пришел за вами, но вы еще спали, и я не стал вас будить.
Так. Ночь, кровать, мужчина… Здесь был бы уместен истерический порыв: возмутиться, вскочить с кровати, начать прикрываться чем попало, но мне что-то лень исполнять истерики, тем более что я еще не до конца проснулась, да и спала в одежде. Зевнув, я приподнялась, посмотрела в темноту покоев и констатировала:
— Прохладно.
— В прохладе хорошо спится. Если хотите увеличить температуру в покоях, я поменяю настройки.
— Нет, не надо, и так хорошо, — проговорила я, переведя взгляд на царевича.
Днем он был шантажистом в белой форме с беретом и давил властью, а сейчас лежит запросто в моей кровати в обычной рубашке с запа́хом и обычных же брюках, босой, и никакого давления я не чувствую. Опасность – да, но не угрозу, не давление, не желание прижать к ногтю.
Ему интересно – и все.
— У нас сейчас вроде как… ночь любви? — уточнила я.
— Все решат так, — кивнул мужчина. — Вы совсем не нервничаете, Даша. А вдруг я на вас наброшусь?
— Не наброситесь, — уверенно сказала я. — Мы договорились притворяться, а мы с вами оба ценим договоренности, да?
— Да. Но я вас вынудил прилететь. Разве не должны вы меня после этого бояться и ненавидеть?
— Вообще да, это было нехорошо, — ответила я, изучая мужчину.
Спокоен.
Сердце бьется чуть чаще обычного.
И ему интересно…
— Какая вы тактичная, Даша… Еще на острове я подметил, что вы дружелюбная и спокойная.
— А вы что, наблюдали за нами? — напряглась я, и нехорошее предчувствие завладело мной.
— Конечно. В нескольких точках на острове установлены камеры.
Камеры! Так и знала!
— Надеюсь, не в туалете? — едко спросила я. — А то с вас станется и там за юницами наблюдать!
— Нет, грань дозволенного мы не преступили. А еще не пишется звук, потому что любая может наговорить такого, за что ее можно будет казнить.
«Тебе бы лишь казнить», — подумала я, вспомнив, какие слухи ходят о Регнане.
— Женихи смотрят, как девушки тренируются, готовят, устраивают быт, общаются. Даже и без звука можно сделать выводы, кто есть кто.
— А когда мы… когда нас по красоте оценивали, вы…
— Конечно, — кивнул царевич. — Мы должны видеть, кого выбираем.
Я замерла. Вот, значит, как именно Отбор проводится: пока мы, бедные девушки, страдали на острове без удобств, дрались за фрукты, кляли Знающих, заставивших нас обнажиться, умирали на гимнастике, ругались и прочее, прочее, за нами внимательно наблюдали женишки.
— Нечестно это, — после уничижительного молчания произнесла я, — надо и девушкам посмотреть, как вы живете на острове и пытаетесь выжить под началом Мудрых.
— В древности так и было. Девушек и юношей одного возраста из семей одинакового положения свозили на остров без удобств и слуг и через некоторое время пары образовывались сами собой. Характер и красота человека ярко проступают на природе, без мишуры социального положения, когда ум занят вопросами где добыть еду и как построить укрытие от дождя.
— Что же вы нарушили традиции? Почему не свезли царевичей на тот же остров без прислуги?
— Царица Лавэна никогда не допустит, чтобы ее драгоценные сыновья остались без слуг и без завтрака, подаваемого на подносе. Это ей вы можете сказать спасибо за Отбор, Даша. Она уже ненавидит своих невесток.
— Бедные невестки, — протянула я. — Да помогут им Звезды.
Регнан посмотрел на меня внимательнее и спросил:
— Вы голодны?
Еще бы! Я словно зверь, три дня не евший!
