– Ерунда, – фыркнула Стелла, – ты уже и так черный, как негр. – Она разгладила свою клетчатую юбку. – Папа купил мне ее в Портсмуте, но сегодня я надела ее в первый раз.
– Юбка хорошенькая. Да и блузка тоже.
Его взгляд был прикован к широкому вороту блузы, вернее, ко впадине между налитыми грудями.
«Угомонись, проклятый дьявол, толкающий меня в объятия чистых девиц. Ты и во сне не даешь мне покоя. И все же угомонись, отстань», – мысленно взывал он.
– Спасибо. – Она зарделась и смахнула с высокого лба прядь волос. Этот ничего не значащий жест неожиданно разжег в нем желание.
– Может, зайдешь в дом и поешь вместе со мной? – предложила Стелла.
– Я бы с удовольствием. Но может быть, твои родители будут недовольны?
– Нет. Если хочешь знать, это подсказала мне сама мама. Он перелез через изгородь, и они пошли к дому, типичной постройке того времени с двумя этажами впереди и одним сзади. За домом находился сарай, рядом с которым Джонсон и его сын начали строить ветряную мельницу.
– Тут в лесу у нас работают каторжники, скованные общей цепью, – сказала Стелла, показывая на берег реки неподалеку, где росли эвкалипты.
Крег вздрогнул. Если бы не заступничество губернатора Блая, и он бы тоже работал сейчас в одной из таких групп. Вполне вероятно, что и не дожил бы до этого времени. О каторжниках на одной цепи рассказывали такое, что кровь стыла в жилах. Немногие уцелевшие показывали шрамы с гордостью солдат, бряцающих своими медалями.
Один старый каторжник, работавший теперь у Диринга, рассказывал жуткие истории о том, как их пороли.
– Не так важно, насколько силен надсмотрщик, важно, насколько вынослив тот, кого подвергают порке. Некоторые могут выдержать и тысячу плетей. Другие погибают после ста. Говорят, что главное – вынести первые пятьдесят, тогда у тебя хороший шанс выжить. После пятидесяти ударов ты уже ничего не чувствуешь.
Глаза Стеллы горели каким-то необычным светом, ее грудь высоко вздымалась, когда Крег рассказывал ей про этого каторжника. Слушая, она то и дело облизывала губы.
– Страшное, наверно, зрелище, когда человека запарывают до смерти. – Поймав на себе укоризненный взгляд юноши, она поспешно добавила: – Нет, конечно, сама я не хотела бы это видеть.
– Надеюсь, нет.
Она провела его через заднюю дверь на кухню.
– Как насчет овечьего сыра и заливного?
– Угощение просто королевское, Стелла. Могу я называть тебя Стеллой?
– А как же еще? Ведь это мое имя.
Они засмеялись. Она усадила Крега и поставила перед ним кувшин холодного молока. Прежде чем отпить, он сказал:
– Могу я сперва умыться? Она указала на умывальник.
– Не передумал насчет ванны?
Жар в паху, казалось, помутил его рассудок.
– Почему бы и нет? – сказал он не раздумывая. – Можно и ванну. Если это не затруднит тебя.
– Совсем нет. Ты пока ешь, а я сейчас. Вода уже греется. – Стелла показала на каменную плиту в глубине кухни, где над огнем был подвешен большой медный котел.
Она достала из кладовой большую жестяную ванну и поднесла ее к плите.
– Какая большая, – заметил Крег. – И на двоих хватит. Она внимательно посмотрела на него и улыбнулась. Крег опустил глаза, и его щеки залились румянцем. Когда он насытился, Стелла сказала:
– Ну а теперь мойся, а то вода остынет. Он смущенно улыбнулся:
– Я жду, когда ты выйдешь.
– А зачем мне выходить? Я всегда тру спину брату и отцу. Я всю жизнь жила на ферме, и меня мало чем можно смутить.
Крег был ошеломлен подобной откровенностью. Он-то, дурак, думал, что Стелла робкая, наивная девушка. А она открыто предлагает ему себя…
А может, все это лишь игра, притворство? Может, западня? Вот сейчас он протянет к ней руку, и она закричит: «Помогите!»
Она вышла, закрыв за собой дверь, но ее мелодичный смех все еще звенел у него в ушах.
– Плевать я на все хотел! – пробормотал Крег и начал сбрасывать с себя одежду.
Оказавшись голышом, он вдруг почувствовал себя уязвимым. Казалось, за ним следят чьи-то глаза. Крег посмотрел на дверь, затем на окна; чудилось, что вот-вот появится смеющаяся Стелла.
Но до чего же приятно было лежать в настоящей ванне с теплой водой и пенным мылом. Крег закрыл глаза и попытался освободить свое воображение от осаждавших его видений – обнаженных женских тел. Интересно, почему Сэм Диринг велел ему вернуться сегодня пораньше? Непонятно. И тут Крег вспомнил, что сегодня день его рождения…
– Надеюсь, ты передумал и разрешишь мне потереть тебе спину? – неожиданно раздался веселый голос.
О Господи! Пресветлый Господи!
Но плоть отказывалась внять голосу рассудка. Ухмыльнувшись, он вручил Стелле кусок мыла.
– Ох, и приятно же это, должно быть.
Крег чуть наклонился, и девушка принялась втирать пышную желтую пену в его шею и плечи.
– Ну как, хорошо?
– Чудесно.
Чудесно, но может быть еще чудеснее. Эти мягкие белые женские руки так ласково растирают его тело. Он с трудом сдерживался, чтобы не схватить ее за руку.
Однако Стелла, казалось, прочитала его мысли. Внезапно ее рука скользнула Крегу на грудь.
– Теперь надо и здесь помыть, – сказала она.
Ее пальцы прошлись по его напрягшемуся животу и стали шарить между ног.
– Что тут у нас? – проворковала она, и маска скромности сразу же слетела с ее лица. Теперь ее голос был хриплым от страсти. Веки же как будто налились свинцом, щеки и губы, казалось, распухли. Она наклонилась, чтобы поцеловать его.
– Еще, еще, – пробормотал он, когда она убрала руку.
– Но ты же сказал, что ванна может вместить и двоих. Стелла стала с лихорадочной быстротой раздеваться. Крег в восторге наблюдал за ней и не был разочарован в своих ожиданиях. Ее груди были точно спелые дыни, соски – как две клубники. Она была широка в бедрах, но не толстая. Впрочем, полные женщины были в его вкусе. Хотя он и отдавал должное красоте таких стройных и гибких фигур, как у Адди.
«Как ты можешь думать об Адди в такой момент?» – тут же мысленно осудил он себя.
Дрожа от желания, она шагнула в ванну и уселась на его бедра.
– Никогда не занимался этим в ванне, – сказал он, когда они стали возиться, примеряясь друг к другу.
Хихикнув, она легонько укусила его за ухо.
– А я занималась.
– Правда? Так ты все это время дурачила меня, Стелла. А я-то думал, что ты такая скромница…
– А ты поменьше думай.
Она нащупала его отвердевшую плоть и со стоном опустилась между его ног. Глаза ее закатились.
По мере того как разгорался их пыл, вода все обильнее разбрызгивалась по кухне. Когда же они, наконец, успокоились, воды в ванне осталось всего на два дюйма.
Крег поспешно оделся, опасаясь, как бы вдруг не нагрянули родители и брат Стеллы. Совесть вновь возвысила свой на время притихший голос: «В один прекрасный день ты из-за собственной глупости окажешься среди скованных общей цепью каторжников да еще и получишь тысячу плетей».
